Андрей Павлухин - Апофеоз синего будильника

• Название: Апофеоз синего будильника
• Автор: Андрей Павлухин
• Жанр: Фэнтези

Читатель, перед тобой консистенция нелинейного бреда с параноидальным привкусом. Идеи, изложенные ниже, таковыми не являются. Все совпадения с реальными личностями и событиями коллективно-бессознательны. Не читай. Не смотри. Не показывай друзьям, близким и людям со слабой психикой.

Александр Татульченков

Андрей Павлухин

---

«Во мне чуть не погиб поэт», — с усмешкой подумал ББХБ. Восприявший духом Колобок молча покинул библиотеку и поплёлся к своему временному месту жительства. Его путь лежал через подземный переход к станции метрополитена. Молча двигаясь с потоком не обращающей внимания на его внутренне смятение толпы, ББХБ заметил бомжа с табличкой: «Подайте Христа ради. Я инвалид. У меня нет ног». Бомж что-то неистово бурчал себе под нос, не переставая креститься всеми возможными способами, слева направо и справа налево. «У меня ведь тоже нет ни рук, ни ног, — подумал ББХБ, — может, и мне подадут на растишку от „Данон“»? Только где взять табличку с такой надписью? Тревожный вопрос уже почти занял всю оперативную память Колобка, как вдруг до его ушей донёсся отчаянный вопль уносимой куда-то Тумбочкой-убийцей непослушной девочки.

— Ничего, ничего Чип и Дейл спешат на помощь. Хотя, разве можно положиться на двух бурундуков из страны загнивающего капитализма?

Былое

Бродяга-ветер завывал на раздолье гнездиловского кладбища, поскрипывая деревянными крестами в пятничном сумраке. Единственной живой душой в этом месте ночных шабашей и точке лишенья девственности подвыпивших подростков была старая дворняга. Хвоста у неё не было, правый бок был ошпарен, левый глаз выбили дети, когда играли с ней в доктора, откликалась на кличку Везучая. Матерью Везучей была потомственная овчарка. Отца ей мать не назвала, потому что не имела дурной привычки спрашивать имени у первого встречного. Мать говорила Везучей, что она (Везучая) плод минутной слабости длящейся у неё всю жизнь. Вся жизнь Везучей была рекламой безопасного секса. Её последние хозяева Степан и Степанида выгнали бедную псину за её ночные завывания в духе Утёсова, навевающие оторопь и мысли о присутствии неподалёку Грипперса-Трипперса.

Нынешний хозяин — кладбищенский смотритель Фрол, был набожным духовным чадом, фанатеющим от Оззи Озборна и Мерлина Менсона. Он часто подкармливал косточками Везучую, наставлял её на путь истинный то и дело высказывая свою концептуальную оценку по поводу последней монографии протоирея Иоанна Мейендорфа, посвящённой варлаамитско-паламитской полемике и написанной в эпоху окормления им русской диаспоры в Париже, глядя на неё сквозь призму фундаментальных устоев православной церкви. Растроганная речами не сложившегося пророка Везучая ложилась у его ног, забывая в пленящей святости слов о бурлящем от невостребованности желудочном соке и коликах в кишечнике.

Ночь. Полнолуние. Пятница 13. Везучая плелась в сторону заброшенного хлебозавода № 13 имени XIII съезда КПСС, помня о предыдущем шабаше дятликовских ведьм-недоучек, когда они, выпив по три бутылки «на брата» местного хита сезона, вина «Весенний букет» и закусив одной ириской на двоих, решили принести Везучую в жертву своему всевышнему отцу, путём сожжения её на гранитном надгробном камне с надписью: «Любим. Помним. Скорбим». Везучая решила не повторять обидных ошибок прошлого, да и ошпаренный Никодимом бок под присмотром Катьки Евтуховой напоминал о досадной оплошности.

Желудок Везучей включил режим подсоса, кишки играли марш. Вдали раздался истошный крик, напоминающий высказывание новорожденным своего недовольства по поводу отличия окружающей среды от пятизвёздочного отеля по системе всё включено и отсутствия кондиционера. В воздухе повис запах свежеиспечённого хлеба, с издёвкой уносимого прочь кладбищенским ветром. Везучая помчалась рысью навстречу возможному счастью.

Спустя мгновенье взору Везучей предстала кричащая неопознанная субстанция, неумело наполнявшая воздух нецензурной бранью. «Это Чужой», — осенило Везучую. «Лапы прочь от советской власти, иноземцы проклятые, — с горящими патриотизмом глазами прокричала Везучая, — ну, вот он враг и дело наше правое». В груди, щемя сердце патриотическим мотивом, торжественно играл гимн СССР. Вспоминая лихую молодость, как грудью на амбразуру не сложившаяся овчарка ринулась на мерзкого пришельца. Она с размаху вонзила во врага родины свои редкие гнилые зубы. Незнакомая молодая плоть легко поддалась, отражаясь во рту незнакомым ароматом ORBIT WINTER FRESH. Внезапно добыча зачерствела, но Везучая решила держаться насмерть. Однако, почуяв запах уксусной эссенции, она капитулировала и, скуля, рванулась прочь. Этот запах воскресил в памяти воспоминания о сексуальных домогательствах первого хозяина, пережитые в ранние годы жизни.

Везучая, заливаясь слезами от нахлынувших воспоминаний, неслась по ночной дороге.

Сзади показался Запорожец-кабриолет. Послышались знакомые голоса.

Везучая свернула в лес, укрываясь от погони, а может быть, просто уходя в партизаны.

Панк Федот

Директор хлебозавода № 13 имени XIII партсъезда КПСС был панком. В миру его звали Федотом Елистратовичем Лимоновым. Нигилистические и маргинальные наклонности проявились у него еще в раннем детстве, когда маленький Федот медитативно трогал руками какашки. При этом он не делал различия между собственными и инородными (зачастую — собачьими) фекалиями. Познание юного натуралиста не знало границ. Довольно быстро он научился ряду полезных вещей: правильно забивать косяки, бить гопников намотанными на кулаки цепями, ставить ирокез при помощи хозяйственного мыла. Около года он играл на бас-гитаре в местной панк-группе «Суждение олигофрена». Ребята давали концерты в районе и даже выпустили свой альбом — тиражом в пятьдесят экземпляров. Время шло, парень вырос и был вынужден поступить в институт. Оттуда его пять раз пробовали выгнать — с переменным успехом. Дважды он уходил в академический отпуск. И, наконец, получив диплом, распределился на родной хлебозавод, довольно быстро сделал карьеру. От мастера-пекаря до директора предприятия.

Но в душе он по-прежнему был панком Федотом, грязным последователем Кобэйна. Внешне респектабельный гражданин Лимонов управлял производственным процессом, договаривался с торговыми сетями о поставках хлебобулок, путешествовал по цехам, проверяя качество теста. Существовал также иной Федот — завсегдатай квартирных концертов, подвалов и помоек, носитель вонючих носков, шипованых «гриндерсов», кожаной куртки-косухи и прочих атрибутов нелегкой панковской культуры.

По воскресеньям Федот устраивал акции сожжения. Закупал в райцентре партию пиратской аудиопродукции попсового содержания и вдохновенно погружал в пламя справедливости. Действо разворачивалось во дворе директорского дома, отличалось зрелищностью и диким накалом страстей. Федот разводил на гранитных плитах костер и по очереди скармливал Красному Петуху признанные общественностью интеллектуальные шедевры «Руки вверх!», Алсу, Филиппа Киркорова и ДеЦла, Надежды Бабкиной и прочих миксеров-фасовщиков народного опиума. Подтягивались малочисленные, закаленные в уличных боях братья по разуму, приносили ненавистные кассеты и диски, приобщаясь к обряду очищения. Мир светлел, и жизнь становилась легче.

Постепенно к рациону Красного Петуха прибавлялись новые ингредиенты: постеры, дешевые глянцевые журнальчики, афиши, сорванные с городских стен и заборов. Кто-то приносил водку, пиво, ганджу, круг посвященных расширялся, обряд посещали сатанисты, кислотники, порой заглядывали на огонек заезжие «свядомыя» барды, говорили о Белостоке и дерьмовой жизни.

Однажды среди собравшихся Федот приметил странного типа. Он был схож с умывальником невероятно древней конструкции, и если бы Федот читал в детстве сказки, а не баловался с какашками, то знал бы, что перед ним — Мойдодыр. Как занесло блюстителя чистоты в мерзкое панковское общество одному Будде известно, но он там был. Факт есть факт, как говаривал товарищ Берия. Федот не особо удивился внешности собеседника. Будучи под кайфом, он проникся идеей родства с изнанкой вселенной и осознал, что его вновь обретенный друг — гость из параллельного слоя реальности. А, осознав, ощутил непреодолимое желание подарить Мойдодыру старую пишущую машинку и тем самым предоставить ему уникальную возможность воздействовать на незрелые обывательские умы — посредством отпечатанных и распространенных листовок.

Осень сменяла весну, а лето иногда колосилось зимой.

Крестьяне сажали яровые, косили кукурузу.

На хлебозаводе зрели ростки чуждых форм жизни…

Федот испытывал острое, хроническое раздвоение личности. Директор Лимонов не подозревал о своем втором «я», панк Федот не догадывался о хлебобулочной ипостаси и никак не мог взять в толк, откуда берутся деньги на пиво. Лимонов чувствовал, что кроме него в доме живет еще некто. Этот некто занимал комнату на втором этаже, с отдельным входом и открытой летней террасой. Дверь, ведущая в лимоновский сектор, была надежно заколочена. Федот думал, что комнату он снимает, но за какие средства — вот вопрос. Панк не работал, принципиально бунтуя против системы. Хозяина он никогда не видел. Таинственные потусторонние силы, как уже говорилось выше, снабжали его презренным металлом, едой и информацией, содержащейся в виде записок на листках, выдранных из ежедневника. Похоже, владелец имения — человек серьезный, деловой, решил Федот.