Игорь Акимушкин - Мир животных. Том 2

• Название: Мир животных. Том 2
• Автор: Игорь Акимушкин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1971

В первой книге «Мир животных» (автор задумал написать пять таких книг) рассказывается о семи отрядах класса млекопитающих: о клоачных, куда помещают ехидн и утконосов, обитающих только в Австралии (ехидны также на Новой Гвинее и Тасмании); об австралийских и южноамериканских сумчатых; насекомоядных, к которым относятся и встречающиеся только на Мадагаскаре танреки и обитающие только на Кубе и Гаити щелезубы, и всем известные кроты и землеройки; о шестокрылах, два вида этих животных обитает в Южной Азии; хищных, представители этого отряда наиболее широко известны; непарнокопытных, к которым относятся лошадиные, тапиры и носороги, и, наконец о парнокопытных: оленях, антилопах, быках, козлах и баранах.

Второй выпуск посвящен остальным двенадцати отрядам класса млекопитающих: рукокрылым (летучие мыши и крыланы), приматам (полуобезьяны, обезьяны и человек), неполнозубым (ленивцы, муравьеды, броненосцы), панголинам (ящеры), зайцеобразным (пищухи, зайцы, кролики), грызунам, китообразным, ластоногим, трубкозубым, даманам, сиренам и хоботным (слонам).

Рассказы о зверях крылатых, бронированных, ластоногих, трубкозубых, зайцеобразных, китообразных и человекообразных…

---

Какая-то безысходная грусть во всех его движениях, бездумная покорность судьбе на карикатурно человеческой физиономии с курносым носом и без ушей внушили великому натуралисту Бюффону невеселые раздумья и странные рассуждения о том, что, возможно, ленивец наказан богом за какие-то неведомые нам прегрешения и потому жизнь для него – одно мученье.

«Медлительность ленивцев – прямое издевательство над словом „движение“, какая-то сверхъестественная механика, мучительная для нервов замедленность. Протоплазма амебы двигается скорее, чем ленивец спасается от голодного удава» (Арчи Керр).

Все в ленивце замедлено и снаружи и внутри; кровообращение вялое, и дышит он не спеша – раз в три, а то и в восемь секунд. Пища через желудок и кишечник проходит рекордно долго. Корова, например, освобождает себя от непереваренной пищи раз тридцать в день, лошадь – десять, а слон через каждые два часа. Но ленивец, который «ленив» во всем, и здесь оригинальничает: удаляет из кишечника непереваренный балласт лишь раз, в лучшем случае три раза в месяц, а то и через сорок семь дней (мировой рекорд замедленной дефекации!).

Даже жуки-навозники приспособились к этому его «капризу» и, так как голод не позволяет им долго ждать, приходят за своей пищей прямо в прямую кишку ленивца.

У ленивца и мочевой пузырь огромных размеров. Растягиваясь, он расширяется вплоть до диафрагмы и поэтому вмещает больше литра жидкости (сам-то ведь ленивец совсем невелик – немногим больше кошки). Он опоражнивает мочевой пузырь раз в несколько дней.

Всеми этими делами зверьки занимаются почему-то не в ветвях, а внизу, не ленясь спускаться на землю, чтобы оставить там основательную кучу помета (впрочем, раз в месяц сделать это, конечно, не очень утомительно).

Приходится ленивцам бывать на земле и по другим делам: если вся листва, почки, цветы и бутоны съедены, а лиан или веток, по которым можно было бы переползти, как по канатам, на соседнее дерево, нет. Но на земле это чудо замедленного действия совершенно беспомощно. Распростершись всем брюхом, оно цепляется когтями за неровности почвы и подтягивает себя вперед. Ползет со скоростью 20 сантиметров в секунду. Впрочем, и в листве темп его передвижения не энергичнее.

Но что удивительно, плавают ленивцы отлично! Хотя, казалось бы, зачем им это уменье? В воде и показатели резвости у них самые высокие, больше, чем на суше и на деревьях: четыре километра в час!

Естественно, ленивцы любят спать. 15 часов в сутки спят, повиснув спиной вниз, уронив голову на грудь и уцепившись всеми четырьмя лапами за сук над собой или втиснувшись в развилку. Но и тогда одной когтистой лапой все-таки держатся за ближайшую ветку.

Зрение у ленивцев незоркое, хотя и редкого для зверей качества: они наслаждаются цветными картинами, в то время как для большинства млекопитающих, по-видимому, вся природа вокруг лишь театр теней, сплошь серо-черно-белая (правда, в последнее время некоторые эксперименты этого не подтвердили).

Слух нечуткий, и нюх хуже, чем у братьев муравьедов и броненосцев. Все чувства, которые работают на оборону, ненадежны. А единственное оружие – когти. Но ранят ими ленивцы довольно болезненно.

Однако и у гарпии («орла» тропических лесов), которая достигла высшего мастерства в охоте на ленивцев и обезьян, когти острые и сила большая. Ягуар и оцелот тоже весьма когтисты, а для удава ленивец – добыча прямо-таки удобная и вполне доступная: хотя сама в рот и не лезет, но и удрать особенно не спешит. Как случилось, что всех «проворных простаков» давно не съели?

Загадка? Есть отгадка. Неподвижность порой спасает лучше быстроходности. Это не парадокс, а экологическая реальность. Ленивцы наглядно ее демонстрируют. Замаскированные двумя видами водорослей-симбионтов в тон листвы, тихими, бесшумными, вялыми движениями они не привлекают понапрасну врагов к своей персоне.

А чтобы насытиться в полную меру, ленивцам совсем не нужно утруждать свои ноги, как, скажем, волку. Они буквально утопают в океане листвы и плодов, которые растут, куда ни повернись, у самого рта. За водой тоже далеко ходить не приходится: ее полно в сочных листьях и фруктах. Так что ленивцы почти не пьют, утоляя жажду соками зелени и лишь изредка слизывая с листьев капли росы или дождя.

И ко всему этому они очень живучи: их не губят ранения, смертельные для других зверей, всякие отравления переносят так же легко, как еж, а вынутое из груди ленивца сердце долго бьется, не умирая, как у лягушки.

Самки рожают, вися на суках, одного детеныша. В зоопарках видели, как другие ленивцы в клетке, вплотную подобравшись по веткам к роженице, повисали рядом с ней, очевидно, чтобы не дать новорожденному упасть вниз. Но дитя не беспомощно: крупное (почти фунт), глаза открыты с первой минуты, и, родившись, «ленивый» младенец сразу ползет по брюху матери ближе к груди, к соскам. Там у сосков и висит, не слезая, недели четыре. Мать все это время, словно неживая, почти неподвижна. Через месяц малютку уже интересует природа. Выпустив шерсть матери, он цепляется когтями за ближайшие ветки, учится висеть и карабкаться по ним без ее помощи. Пробует жевать листву.

Отец-ленивец малышом не интересуется, самке ни таскать его, ни защищать не помогает. Да и она не очень-то внимательна и нежна: нередко так безответственно лезет сквозь гущу ветвей, что детенышу грозят серьезные неприятности: встречные ветки бьют его и царапают. И он вынужден, если стал постарше, прибегать к ловким и, казалось бы, невозможным для ленивца маневрам: когда очередной встречный сук грозит спихнуть его с материнской груди, он, быстро отцепившись от нее, окольным путем обходит, вернее, обползает, препятствие и, зайдя наперерез медленно «струящейся» вверх матери, снова устраивается на ее груди (резвость у молодых ленивцев на класс выше, чем у взрослых).

«Проворных простаков» («перико лихеро», как зовут их в Центральной Америке) два рода и пять видов: двупалые с двумя когтями на передних лапах и трехпалые – с тремя когтями. У трехпалых девять шейных позвонков, у двупалых – семь (унау) или шесть (ленивец Гофмана).

У трехпалых «лицо» плоское, морда «курносая» (рыло вперед не вытянуто), руки чуть длиннее ног, подошвы волосатые, хвост длиной около 7 сантиметров, на спине своеобразный рисунок из золотисто-желтых волос, оттененных причудливой формы черными пятнами, вес 4-5 килограммов. У двупалых «лицо» широконосое, морда чуть вытянутая, ноги длиннее рук, подошвы голые, ороговевшие, хвоста нет, или он чуть приметен, спина без пятнистого рисунка, вес около 9 килограммов.

Подобно коала, который ограничивает себя диетой из листьев эвкалиптов, трехпалые ленивцы едят в основном лишь листья и цветы цекропии, по-местному «юмбахуба» – дерева из семейства тутовых, и потому живут обычно там, где растут цекропии: на окраинах леса и у рек. Из-за этой их гастрономической (почти непреодолимой) склонности содержать трехпалых ленивцев в зоопарках трудно.

Самый обычный трехпалый ленивец аи назван так за своеобразный двухсложный крик (тропические равнинные леса от Гондураса на юг до Северной Аргентины). У гривистого, или капуцинного, трехпалого ленивца удлиненные волосы на голове и плечах, расчесанные на пробор (Гвиана, Боливия и Северная Бразилия). Воротничковый ленивец – с черной полосой на затылке и плечах (Северо-Западная Бразилия и Перу).

Двупалых два вида: унау (от Никарагуа до Центральной Бразилии и Западной Боливии, по другим данным: Венесуэла, Гвиана и Северная Бразилия) и ленивец Гофмана (от Никарагуа до Северной или Центральной Бразилии).

Двупалых ленивцев два вида. Они крупнее трехпалых, с двумя когтями на передних лапах, на земле еще более беспомощны, чем трехпалые, которые передвигаются «ползком на полусогнутых ногах, словно разбитые ревматизмом глубокие старики». В зоопарках обычно живут только двупалые ленивцы.

Звери в латных доспехах

Латы изобрели не рыцари: за миллиард лет до того, как по пыльным дорогам Европы стали разъезжать закованные в железо воины, природа одела уже многих своих детей в прочную броню. Правда, не стальную, а известковую, кремниевую, костяную, роговую и даже… «сахарную». Ведь хитин, из которого построены панцири крабов, пауков и насекомых, – это полисахарид, вещество, состоящее из множества молекул простейшего сахара, вроде глюкозы (но с азотом!). Около 90 процентов всех видов животных одеты в более или менее прочную броню.

Нет ни одной большой зоологической группы, в которой не было бы своих броненосцев. Только птицы (им ведь летать надо!) никогда не носили доспехов. Все другие – от амеб до млекопитающих – имеют своих рыцарей.

Оружейное искусство достигло высшего мастерства в XIV веке, когда все изящно и тонко отделанное железо, которое рыцарь надевал на себя, – все эти наплечники, наколенники, налокотники, рукавицы, шлемы, кирасы, забрала – весило нередко… 60 килограммов! И все железки были так тонко пригнаны друг к другу, что закованный в стальной футляр воин не только в них ходил и в седле сидел, но и мечом махал. Правда, если падал с коня, то без чужой помощи на него снова сесть не мог.