Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том II: Цивилизации во времени и пространстве

• Название: Исследование истории. Том II: Цивилизации во времени и пространстве
• Автор: Арнольд Джозеф Тойнби
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-058077-4 (АСТ), 978-5-403-00865-5 (АСТ Москва)

Арнольд Джозеф Тойнби — знаменитый британский ученый, философ, публицист и политолог, автор одного из значительнейших исторических трудов XX века — двенадцатитомного «Исследования истории». Эта работа, вошедшая в золотой фонд мировой научной мысли, была переведена на все европейские языки и по сей день не утратила своей актуальности.

---

Если XIX столетие христианской эры видело, как индейцы прерии Северной Америки обратили одно из орудий европейских захватчиков против его первоначальных владельцев, борясь с ними за обладание равнинами при помощи завезенной на континент лошади, то XVIII столетие уже видело, как лесные индейцы использовали европейский мушкет для снайперской стрельбы и при устройстве засад. Эти засады в лесах, являвшихся естественными союзниками индейцев, оказывались гораздо эффективнее, чем современная европейская военная тактика открытого боя, в которой плотные ряды, точные маневры и непрерывные залпы огня приводили к гибели, когда нетворчески применялись против противников, приспособивших европейский мушкет к условиям американского леса. До изобретения огнестрельного оружия соответствующее приспособление современного вооружения агрессивной цивилизации к лесным условиям дало возможность варварским обитателям североевропейских лесов с той стороны Рейна сохранить еще покрытую в то время лесами Германию от римского завоевания, поглотившего частично расчищенную и возделанную Галлию, и нанести римлянам решительное и устрашающее поражение в Тевтобургском лесу в 9 в. н. э.[482]

Объяснение той линии, в которую утыкалась военная граница между Римской империей и североевропейскими варварами в течение следующих четырех столетий, лежит на поверхности. Это была линия, за которой лес, господствовавший здесь с последнего наступления ледника, все еще решительно преобладал над трудами homo agricola[483] — трудами, открывшими для римских легионов путь от Средиземного моря до Рейна и Дуная. Вдоль этой линии, оказавшейся, к несчастью для Рихмской империи, почти самой длинной линией, которую можно провести через континентальную Европу, римская имперская армия вынуждена была впредь постепенно увеличивать численную силу, чтобы сбалансировать постепенное возрастание военной эффективности пограничных варваров, которых была обязана сдерживать.

На местных антиварварских границах еще существующих местных государств вестернизированного мира, который ко времени написания этой книги охватывал собою за небольшим исключением почти всю обитаемую и доступную поверхность планеты, современная западная индустриальная техника уже перехитрила двух непокорных нечеловеческих союзников варваров. Лес давно уже пал жертвой холодного оружия, а степь завоевана автомобилями и аэропланами. Союзник варваров в виде гор, однако же, оказался твердым орешком, и горный арьергард варварства в последних предпринимаемых им безнадежных попытках проявил впечатляющую изобретательность, используя в своих интересах в собственной местности некоторые из современных средств западной военной техники. Благодаря этому tour de force (большому усилию) рифы, живущие в горах, на теоретической границе между испанской и французской зонами Марокко, нанесли испанцам в 1921 г. при Анвале поражение, сравнимое с уничтожением херусками[484] и их соседями трех легионов Вара[485] в Тевтобургском лесу в 9 г. н. э., и заставили французское правительство в Северо-Западной Африке зашататься на своих основаниях в 1925 г. При помощи той же самой ловкости рук махсуды Вазиристана[486] расстроили многократные попытки британцев подчинить их себе в течение девяноста восьми лет между 1849 г., когда британцы унаследовали эту антиварварскую границу от сикхов, и 1947 г., когда они освободились от так и нерешенной проблемы индийской северо-западной границы, завещав это страшное наследство Пакистану.

В 1925 г. рифское наступление едва не перерезало коридор, соединявший оккупированную часть Французской зоны Марокко с основным ядром Французской Северо-Западной Африки. И если бы рифы добились успеха в своей едва не удавшейся попытке, то они бы поставили под угрозу существование всей Французской империи на южном побережье Средиземного моря. Интересы сравнимой величины оказались поставленными на карту при испытании силы между махсудскими варварами и вооруженными силами Британской империи в Индии во время Вазиристанской кампании 1919-1920 гг. В этой кампании, так же как и в Рифской войне, сила варварской стороны заключалась в умелом приспособлении современного западного оружия и тактики к местным условиям, несоразмерным с условиями, которые были обычны для западных изобретателей этого оружия. Усовершенствованное и дорогое снаряжение, изобретенное на полях европейских сражений Первой мировой войны 1914-1918 гг., для операций на горизонтальной местности между регулярными армиями, было гораздо менее эффективным против отрядов племен, скрывающихся в засаде в горах.

Чтобы нанести поражение, пусть даже и неокончательное, пограничным варварам, достигшим уровня военных экспертов, проявленного махсудами в 1919 г. и рифами в 1925 г., держава, военные границы которой находятся под угрозой, должна предпринять попытку, и в человеческой силе, и в оснащении, и в деньгах несоразмерно превышающую скудные ресурсы ее надоедливых противников, для которых эта тяжелая контратака будет представлять собой минимум эффективного ответа. Действительно, г-н Гладстон в 1881 г. считал, что «ресурсы цивилизации»[487] могли бы послужить почти такой же серьезной помехой, как и помощь в войне такого рода, ибо мобильность британских сил в Индии снижалась из-за множества приспособлений, от которых зависели ее претензии на превосходство. С другой стороны, если британским силам в Индии препятствовала чрезмерность их быстроты и эффективности в борьбе, то махсуды предоставляли слишком небольшую возможность для нападения. Целью карательной экспедиции является наказание, однако как можно наказать такой народ, как эти? Довести его до нищеты? Он уже доведен до нищеты. Он принимает свой уровень жизни как должное, даже если и не доволен им. Жизнь этих народов уже (используя характеристику «естественного состояния», данную Томасом Гоббсом) уединенна, бедна, отвратительна, груба и недолговечна. Вряд ли можно было бы сделать их еще более уединенными, бедными, отвратительными, грубыми и недолговечными. Но даже если бы это и было возможно, то кто может быть уверенным в том, что они будут сильно озабочены? Здесь мы подходим к тому положению, которое ранее в данном «Исследовании», хотя и в ином контексте, уже было нами доказано, а именно к положению о том, что примитивная социальная система восстанавливается легче и быстрее, чем социальная система высоко развитой в материальном отношении цивилизации. Она подобна примитивному червяку, который, когда его разрежешь пополам, не обращает на это внимания и продолжает жить, как жил прежде. Однако мы должны вернуться от рифов и махсудов, которым не удалось — пока — дойти до конца, к успешному завершению их нападений на цивилизации, и резюмировать наши наблюдения за ходом трагедии в тех случаях, когда она дошла до своего пятого акта.

Нарастание пограничной войны, породившей этот постепенный перевес в равновесии военной силы, постепенно ослабляет цивилизацию и влечет за собой напряжение ее денежной экономики под все возрастающей тяжестью налогообложения. С другой стороны, оно лишь стимулирует военные аппетиты варваров. Если бы пограничный варвар так и остался примитивным человеком, каким был раньше, то гораздо большая доля всей его энергии была бы посвящена мирным искусствам и, соответственно, больший насильственный эффект порождали бы у него карательные разрушения плодов его мирной деятельности. Трагедия морального отчуждения от соседней цивилизации остающегося примитивным общества состоит в том, что варвар пренебрегает своей бывшей мирной продуктивностью, чтобы специализироваться в искусстве пограничной войны — сначала для самообороны, а впоследствии — в качестве альтернативного и более захватывающего средства зарабатывания на жизнь, чтобы пахать и жать при помощи меча и копья.

Это поразительное неравенство материальных последствий пограничной войны для двух воюющих сторон отражается и в значительном и все возрастающем неравенстве между ними в их моральном состоянии. Для детей распадающейся цивилизации нескончаемая пограничная война означает тяжелое бремя все возрастающих финансовых расходов. Для варварской стороны та же самая война — не бремя и не повод для беспокойства, а повод для оживления. В этой ситуации неудивительно, что та сторона, которая одновременно является и создателем, и жертвой военной границы, не смирится со своей гибелью, пока не попытается использовать последнее средство и привлечь на свою сторону своих варварских противников. Мы уже рассматривали последствия этой политики ранее в данном «Исследовании». Здесь же мы только напомним наш предыдущий вывод о том, что данное средство по предотвращению разрушения военной границы в действительности лишь ускоряет катастрофу, которую пыталась предупредить.

В истории борьбы Римской империи, пытавшейся задержать неумолимый перевес весов в пользу пограничных варваров, политика по привлечению варваров для охраны от их же собратьев потерпела поражение (если мы можем верить враждебно настроенному критику правления императора Феодосия I[488]) по причине посвящения варваров в тайны римского военного искусства и в то же время оповещения их о слабости Империи.