Василий Емельянов - На пороге войны

• Название: На пороге войны
• Автор: Василий Емельянов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Первая книга мемуаров известного организатора промышленности, Героя Социалистического Труда, члена-корреспондента Академии наук СССР Василия Семеновича Емельянова «О времени, о товарищах, о себе» была тепло встречена читателями и общественностью. Вторая книга посвящена предвоенным годам. Автор вспоминает о своей работе в наркоматах оборонной и судостроительной промышленности, рассказывает о производстве новой брони для танков, кораблей и самолетов, о деятельности Комитета стандартов, где он был первым заместителем председателя, а затем председателем. Автор рисует картины самоотверженного труда рабочих, создававших оружие накануне войны, делится впечатлениями о встречах с И. В. Сталиным, Н. А. Вознесенским, И. Т. Тевосяном, В. А. Малышевым, Б. Л. Ванниковым, М. В. Хруничевым, И. А. Лихачевым.

---

Рухимович задумался.

— Вы ведь с Тевосяном изучали производство качественных сталей на заводе Круппа? Видели, вероятно, как немцы и броневые стали изготовляют?

— Видел. И не только на заводе Круппа, но и на заводе Рохлинга в Вецларе.

— Ну вот, вам и карты в руки. Это уже много. Другие этой возможности не имели. Трудно будет — обращайтесь ко мне, чем смогу — помогу. Начальник управления и главный инженер главка у вас очень хорошие партийные товарищи. Они вам подробно расскажут, что конкретно вам нужно будет делать. Тевосяна я тоже просил помочь, вам на первых порах.

Рухимович опустил голову на скрещенные на столе руки.

— Задачи перед нами стоят большие и нелегкие. Самое трудное заключается в том, что решать их надо очень быстро. В этом сейчас главное.

На меня был направлен спокойный взгляд наркома.

«Какие у него уставшие глаза, — промелькнуло у меня в голове, — и эти сине-зеленые подглазины. Так же, как и Тевосян, работает много и мало спит. Для сна нет времени. Дел много, и все срочные».

— Желаю успеха, — Рухимович поднялся и протянул руку. Рука теплая, и в глазах также теплота.

Вышел я от Рухимовича с хорошим настроением. Ну вот, как будто бы и ничего он мне особенного и не сказал, а разговор запомнился и вызвал радостное чувство.

В то время, когда необходимо было быстро организовать сложное производство самых различных видов современного оружия, в Наркомате оборонной промышленности нужен был руководитель, заслуживающий большого доверия. Таким и был Рухимович, старый революционер, принимавший активное участие в революционном движении с 1904 года и имевший огромный опыт руководящей работы.

В дни Октябрьской революции он был председателем Харьковского военно-революционного комитета и участвовал в установлении Советской власти в этом крупнейшем промышленном центре. В 1919 году он был членом Совнаркома Украины и членом Реввоенсовета 14-й армии.

После окончания гражданской войны, когда главными стали хозяйственные задачи, Рухимович был направлен на работу в угольную промышленность. В начале двадцатых годов он руководил одной из основных организаций по добыче угля на Украине — трестом Донуголь, а в начале 1930 года его назначили управляющим Кузбасугля. Затем он был утвержден заместителем наркома тяжелой промышленности СССР. Отсюда он и пришел в новый Наркомат оборонной промышленности.

Рухимович был хорошо известен партии. На XIII съезде он был избран членом Центрального Комитета партии и с тех пор находился в составе ЦК.

Но, к сожалению, Рухимович недолго пробыл на посту руководителя оборонной промышленности. Он был заменен М. М. Кагановичем.

На мой вопрос, чем вызвана эта замена, Тевосян сказал, что ему ничего не известно. Видимо, у Тевосяна не было желания продолжать этот разговор, и он сказал:

— Давай думать не об этом, а о том, что необходимо сделать, чтобы справиться с порученным нам делом.

В ту пору братья Кагановичи были в чести. Л. М. Каганович считался крупным организатором и хорошим оратором. Он занимал большие правительственные посты. Одно время был наркомом тяжелой промышленности, затем наркомом путей сообщения, руководил строительством Московского метрополитена. М. М. Каганович был назначен наркомом оборонной промышленности, а Ю. М. Каганович — заместителем наркома внешней торговли.

С Михаилом Кагановичем мне довелось проработать почти два года. Это был грубый, шумливый человек. Я никогда не видел его с закрытым ртом — он всегда говорил и всегда поучал, любил шутить, но шутки его были часто неуместны, неостроумны и оскорбительны для тех, кого они затрагивали.

В то время и родилась острая и едкая шутка. Нарком у себя в кабинете рассказывает сидящим за столом анекдоты. Все смеются за исключением одного. К нему наклоняется сидящий рядом и говорит: «Ты что не смеешься?» — «А чего мне смеяться. Я не в вашем наркомате работаю».

М. М. Каганович плохо разбирался в технике дела и наркоматом по существу руководили его талантливые заместители И. Т. Тевосян, Б. Л. Ванников и М. В. Хруничев. Они направляли работу всех главных управлений, заводов, много внимания уделяли огромному строительству. Каганович большую часть времени представительствовал на разного рода совещаниях. Когда он приезжал в наркомат, то собирал заседания, на которых, обычно, кого-нибудь распекал или осмеивал.

Как-то я был свидетелем разговора, когда Хруничев в сильном возбуждении сказал, обращаясь к Ванникову:

— Как хочешь, Борис Львович, но этого дальше сносить нельзя, надо о наркоме поставить вопрос в правительстве.

— А как это ты, интересно узнать, поставишь? Исправить его нельзя — он от роду такой. А для того чтобы снять с поста — надо иметь более веские мотивы, чем грубость. Нас спросят: «Ну, а в руководстве наркоматом он какие-нибудь грубые ошибки допускает?» Что мы на это ответим? «Нет, не допускает, потому что все предложения мы готовим, и все приказы наркома по руководству промышленностью также нами разрабатываются». — «На что же вы жалуетесь тогда, чего вы хотите? Чтобы над вами был начальник, который бы вам не грубил, но и не считался с вашим мнением?» Постановкой вопроса о грубости Кагановича — мы прежде всего самих себя поставим в глупейшее положение. Пришли руководители оборонной промышленности и докладывают не о состоянии производства вооружения, а о том, что нарком ведет себя некультурно. Ты как хочешь, Михаил Васильевич, а я с этим вопросом не пойду.

— Ну, тогда мы, что ли, заместители, давайте зайдем все вместе к нему и поговорим начистоту, — настаивал Хруничев.

— Зайти, конечно, можно и поговорить тоже можно, — как-то нехотя произнес Ванников. — Но только поможет это, как рыбе зонтик.

Мне неизвестно, состоялся ли разговор у заместителей с наркомом или нет, так как наркомат вскоре разделили на четыре, а еще через несколько месяцев М. М. Каганович оказался не у дел…

…Но я несколько забежал вперед. В те дни М. М. Кагановичу приглянулось только что отстроенное здание Управления московского метрополитена, и он внес предложение передать его наркомату.

Получив дом, хозяйственное управление немедленно принялось переделывать его. Ломались перегородки и ставились новые. Кабинет наркома — непомерно огромный — отделывался с особой тщательностью и роскошью. На стенах устанавливались панели из красного дерева, подвешивались дорогие люстры.

Отделка кабинетов меня коробила. «К чему это?» — думал я и вспоминал рассказы о Ленине, о его нетерпимости к мишуре и парадности. Мне рассказывали, как зимой, боясь, что Ленин простудится, так как из-за нехватки топлива в помещениях Совнаркома в Кремле было холодно, управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич решил положить на пол комнаты, где работал Ленин, медвежью шкуру.

Когда Ленин увидел ее, он рассердился и предложил убрать.

— Это еще что такое? Кто позволил создавать эту роскошь?

Бонч-Бруевич стал уверять Ленина, что это не роскошь, что во многих учреждениях Москвы, Петрограда поступают так же, чтобы не было холодно. Ведь у нас в стране медведь не редкость, и медвежью шкуру нельзя считать роскошью…

«Как бы посмотрел на все это Ленин? — подумал я. — Правда, мы стали богаче и можем себе больше позволить, — объяснял я сам себе, но тут же снова вступал с собой в спор. — Да, безусловно, мы стали богаче, но так ли следует использовать это богатство и таким ли вкусам и стремлениям следует потакать?»

Как все это резко отличалось от спартанской обстановки на заводе в Челябинске и от того, что было в тресте «Спецсталь» — в Блюхеровском переулке.

Но думать об этом не было времени. Другие мысли поглощали все время и днем, и ночью. Надо было создать нашу индустриальную мощь — без этого мы пропадем.

Разговор с Тевосяном не выходил у меня из головы. Нужно будет создавать новую военную технику. Такой еще у нас не было. Линкоры, крейсеры, танки. Все это для меня было совершенно новым, неизвестным.

Придется изготовлять огромные броневые плиты — во всем мире их умеют делать всего несколько заводов. Сколько? Десяток? Видимо, не больше. Когда на заводе Круппа отливались стопятидесятитонные слитки, в мартеновском цехе собиралось все высшее начальство. Это было событием даже для такого завода, как завод Круппа. А он с 1811 года изготовляет вооружение. У него огромный опыт, обученные кадры. Они владеют всеми секретами производства. На все войны, которые происходили на планете, завод Круппа поставлял вооружение. Его специалисты скрупулезно собирают все технические сведения о том, как ведет себя вооружение в различных природных условиях. Второе столетие на заводе проводятся опыты, тщательно все изучается, проверяются технические решения, вносятся поправки в производственные инструкции, совершенствуется технология производства. Сюда вложены огромные средства. Этот завод — опора германского милитаризма.