Пьер Губер - Мазарини

• Название: Мазарини
• Автор: Пьер Губер
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-232-01256-8

Пьер Губер, известный историк, почетный профессор Университета Пантеон-Сорбонна, автор целого ряда нашумевших книг, свою новую работу посвящает кардиналу Мазарини, оставившему заметный след в истории Франции. Написав портрет честолюбца, чья жизнь окружена бесчисленными мифами, Пьер Губер постарался воссоздать картину той эпохи, очистив ее от всего наносного и предвзятого и не забыв о «неприметном» герое — народе.

---

Последним важным событием было возвращение Мазарини в январе 1652 года, в разгар гражданской войны. Он присоединился к королевской семье в Пуатье, где она укрывалась, переезжая вместе с ней с места на место, энергично и ловко участвуя в последних схватках в абсурдной войне, в которой противостояли друг Аругу Конде и Тюренн. Когда были разбиты мятежные принцы, а Мазарини сошел в августе со сцены, король смог с триумфом вернуться в Париж 21 октября 1652 года под приветственные возгласы ликующего народа… так же три месяца спустя встречали Мазарини.

Итак, Фронда была практически уничтожена, очаги сопротивления тлели лишь в непокорной Гиени. Однако в период с 1653 по 1661 год Франция не выглядит страной, в которой царят всеобщий мир и порядок, страной торжествующего абсолютизма.

Так в общих чертах выглядят сорок с лишним месяцев, в период с весны 1649 по зиму 1652/53 года. Мы не станем подробно рассказывать о каждом из них — это было бы скучно, да и невозможно (свидетельства противоречивы, было слишком много интриг), однако следует, с одной стороны, выделить роль, которую играла вечно мятежная провинция, и с другой — рассмотреть причины и значение поездок королевы и двора, исследовать причины их победы. Наконец, мы не можем забыть об огромной массе французов — почти девять десятых населения страны, которые никогда не примыкали к фрондерам, не проявляли недовольства, но жили и страдали в те трудные годы. Даже если они не решали непосредственно судьбу королевства, они его кормили и мужественно поддерживали, страдая от опасностей, разгула стихии, эпидемий. Мы уделим этим людям подобающее внимание.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Волнения в провинциях и латентное фрондерство

Уже давно многие провинции, раздавленные налогами (так они говорили) и разъяренные появлением все новых королевских чиновников, особенно из финансового ведомства, и интендантов, шумно и даже неистово выражали свое недовольство.

Можно было не опасаться коротких и яростных бунтов в провинциях: Ришелье навел порядок в самых дерзких, в том числе в Перигоре и Нормандии, в других бунтари быстро отвлекались на полевые работы, по мере необходимости их «подталкивали» несколько рот стрелков. Ситуация стала привычной…

В городах возникали другие проблемы (особенно в некоторых): они были окружены стенами, и солдаты либо восставшие могли там «окопаться». Объединение сельских и городских жителей могло создать серьезную проблему, но это случалось крайне редко.

На таком фоне парижские волнения — с баррикадами при осаде столицы — не могли не найти отклика, чему через коллег в провинциях способствовали парижские парламентарии. Чаще Других бунтовали города на юге страны, особенно в Бордо. Город, подверженный испанскому влиянию, самый беспокойный в королевстве, пришлось трижды брать в осаду. Не утруждая себя придумыванием нового термина вместо слова «Фронда», Порассуждаем о «провинциальных фрондах». Много чести называть «фрондами» выступления, мятежи и бунты, ни длительность, ни размах, ни причины которых не представляли опасности для государства, даже если они и усиливали разногласия между главными действующими лицами: Мазарини, Конде, Парижем и королем Испании (исключение, пожалуй, составлял Бордо).

Итак, отбросим термин «фрондер»: речь шла о продолжении старых разногласий, приводивших порой к острым конфликтам, между старыми и новыми чиновниками, интендантами и губернаторами, сборщиками налогов и их жертвами, случайными и нет. Все это происходило в атмосфере ослабленной власти меньшинства, управляемого итальянцем. Отсюда вывод: Франция была соединением плохо уживавшихся друг с другом провинций, герцогств, графств, поместий, управляемых важными вельможами, окруженными множеством личных сторонников. Все они были вассалами — не всегда верными — короля, личности одновременно мистической и священной, которую весь народ религиозно почитал, хотя каждый француз оставался при этом гражданином своей провинции, своего «края».

Провинциальная Фронда или то, что называют этим словом, является в общем и целом естественным выражением старинной раздробленной Франции, которую Людовик XIV и его министры попытаются не объединить, но заставить подчиняться, что удастся, по большому счету, одному только Наполеону, сыну якобинской Революции и отцу ярко выраженного и длительного централизма.

Высказав наше понимание проблемы, последим за королем и его свитой в путешествии по Франции, где вспыхивали маленькие, средние и серьезные «фронды», напомнив, что заключение в тюрьму принцев (январь 1650 года) усилило волнения в провинциях по всей стране.

В Северной Франции

Пикардия и ее окрестности не вызывали серьезного беспокойства у Парижа. Эта трудолюбивая и верная провинция могла быть недовольна только солдатами, которые зимой добывали здесь фураж, грабили и квартировали. Но крестьяне привычно и умело защищали себя: они прятали скот и зерно в настоящих подземных деревнях с хорошо замаскированными входами, практически повторявшими наземные постройки (такие деревни существуют и поныне). А вот некоторых губернаторов хорошо укрепленных городов, таких, как Перонна, стоило опасаться, поэтому двор и несколько полков провели там лето 1649 года, охраняя близкую границу.

Иначе обстояло дело в соседней Нормандии. В этой богатой провинции при прежнем короле произошел ужасный мятеж, причем бунтовали в основном простолюдины, и этот мятеж Руанский парламент не сумел или не осмелился подавить, а королевские войска подавили жестоко и без малейших колебаний, поскольку ни Людовик XIII, ни Ришелье никогда не боялись жестокости. Руанский парламент был распущен больше, чем на год. При восстановлении его наказали секвестром (разделением должностей надвое и продажей новых должностей). В Руане, как и в других местах, семестры приносили большие деньги и почет, но всегда приводили в бешенство тех, кого называли «Господами» или «Нашими вельможами из парламента» (кстати, и многие другие должности, в том числе скромные).

Губернатор Нормандии, старый герцог де Лонгвилль, был человеком очень богатым, но весьма посредственным, все, кто мог, обманывали этого скупца, владевшего огромными землями в провинции. С парламентом у него были всякие отношения, но в целом не такие враждебные, как в Гиени или Провансе. В 1648 году, в тот момент, когда в Париже строили баррикады, ему почти удалось наладить отношения и с теми и с другими. Шумное и неудобное присутствие портового пролетариата и ткачей суконной фабрики заставляют выбирать мудрые решения.

Однако, присоединившись в январе 1649 года к Конти, находившемуся в оппозиции к двору, Лонгвилль отправился в Нормандию, чтобы попытаться поднять ее на бунт. Дворяне, близкие к нему, не проявили единодушного энтузиазма. Тогда герцог попытался «возбудить» Руан, где муниципалитет хранил верность королю, бедняки готовились бунтовать (и для начала перестали платить налоги), а парламент ни на что не мог решиться. Как повсюду во Франции, здесь были свои «подстрекатели», свои «законопослушные» и свои «выжидающие». Уже 10 января Мазарини послал в Руан «переговорщика» — Дюплесси-Безансона, который очень старался, но конкретного результата не добился. После этой неудачи кардинал в спешном порядке отправил туда графа д'Аркура, назначенного временным губернатором провинции. Шумные протесты народа и оказавшие в конечном итоге негативное воздействие колебания парламентариев закрыли перед д'Аркуром ворота города. Портовые рабочие открыли для Лонгвилля потайной ход вблизи от Сены, и он без малейшего риска с триумфом попал в город, где 24 января 1649 года его приветствовали как освободителя.

Герцог решил двинуться с армией на Париж, осажденный войсками короля. Деньги герцог нашел, присвоив государственные налоги и продав с аукциона соль, предназначавшуюся для габели. С людьми дело обстояло хуже: горстка дворян, лично обязанных Лонгвиллю, их слуги и вассалы, ни одного крестьянина (они ограничились тем, что перестали платить любые налоги), да кое-какие голодранцы. Д'Аркур возвратился с несколькими полками и уничтожил часть нормандской армии, остальные разбежались. Впоследствии провинция на стала бунтовать, когда ее губернатора в январе 1650 года снова посадили в тюрьму, и ничем не помогла его красавице-супруге, когда обратилась за помощью. Герцогиня вынуждена была отступать вдоль побережья и оказалась в Голландии. Освобождение год спустя Лонгвилля никого не обрадовало, разве что нескольких самых близких его сторонников. Старинная провинция вернулась к своим обычным трудам и процветанию, прекратив досаждать правительству… пока сто пятьдесят лет спустя не вспыхнули новые волнения.

Итак, Нормандия присоединилась к группе «благоразумных» провинций, о которых обычно забывают: почти всегда губернаторы таких провинций были очень близки к королевскому двору: так, Бретанью, Бургундией и Лангедоком управляли соответственно королева, Конде и Мсье.