Борис Фрезинский - Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

• Название: Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Политика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0042-3

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.

В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…

Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

---

О поддержании эпистолярных связей Мандельштама с Эренбургом говорит письмо 1929 года М. Зенкевичу о проблемах с переводами Майн Рида, в котором Мандельштам берется раздобыть необходимые французские издания «частью в Киеве, частью через Эренбурга»[1466]; в 1927 году Эренбург послал адрес Мандельштама («Лицей кв. 7. Детское Село») П. П. Сувчинскому, отвечая на его запрос[1467].

Вполне возможно, что очередная личная встреча наших героев случилась в Москве в январе 1924 года (они оба были на похоронах Ленина 27 января 1924 года, о чем пафосно отчитались в прессе[1468]; при этом в однодневной газете «Ленин», которую Эренбург редактировал вместе с В. Инбер, материалов Мандельштама нет). Может быть, к 1924 году относится встреча, назначенная Мандельштаму Эренбургом в ресторане «Прага», которую упоминает Миндлин[1469]. Встречались ли они в 1926-м — неизвестно, зато о встрече в 1932-м есть свидетельства очевидца[1470], а встречу в 1938-м Эренбург сам упоминает в мемуарах[1471].

Приехав в СССР в июне 1934 года, Эренбург узнал об аресте Мандельштама и говорил об этом с Н. И. Бухариным, который писал Сталину о волнениях в писательской среде в связи с арестом поэта. Поездка Эренбурга в Воронеж (16–18 июля) была незапланированной и скоропалительной (до нее он побывал с Андре Мальро на художественных промыслах и на Волге, а после нее вместе с дочерью ездил на Север — собирал материал для нового романа «Не переводя дыхания»; увиденное в Воронеже ни в какой литпродукции Эренбурга не использовалось); скоропалительность поездки связана с тем, что Эренбургу удалось присоединиться к начальнику строительства магистрали Москва — Донбасс, направлявшемуся из Москвы в Воронеж (это камуфлировало цели Эренбурга, но о магистрали Эренбург ничего не написал, хотя виденные им стройки того времени занимали немалое место в его писаниях). Думается, что Эренбургу стоит верить, когда в мемуарах «Люди, годы, жизнь» он напрямую связал эту поездку с Мандельштамом: «Летом 1934 года я искал его в Воронеже»[1472]. Однако найти Мандельштама Эренбург не смог — видимо, не рискнул из осторожности спрашивать адрес ссыльного у незнакомых ему местных и сугубо советских писателей. В этой связи отметим некий эпизод 1966 года. Читатель Эренбурга Чириков (возможно, бытовой краевед) запросил его о поездках в Воронеж, в своем запросе он о Мандельштаме ничего не спрашивал: погибший поэт оставался все еще малоизвестным — даже в Воронеже. Как обычно, читателю ответила секретарь Эренбурга Н. И. Столярова. Сочиняя ответы ежедневным корреспондентам шефа, она обычно использовала его пометы на письмах, если они были, но в данном случае их не было, и Н. И., дружившая с Н. Я. Мандельштам, сочиняя ответ, автоматически увязала Воронеж с погибшим поэтом, использовав фразу из мемуаров Эренбурга; получилось так: «24 декабря 1966 г. Уважаемый товарищ Чириков! В Воронеже я был в 1934 году, и после этого мне не приходилось там бывать. В Воронеж я приехал, чтобы навестить моего друга поэта Мандельштама, который там жил в эти годы. Сожалею, что ничего большего Вам написать не могу»[1473]. Эренбург этот ответ просмотрел и велел его переписать: фразу о Мандельштаме он вычеркнул. О воронежской невстрече с Эренбургом Н. Я. Мандельштам в воспоминаниях не упоминает вообще[1474]. Я запрашивал Н. Е. Штемпель о том, какие были разговоры в доме Мандельштама, когда в Воронеж приехал Эренбург, и она мне ответила 15 октября 1985 года:

«В период моего знакомства и постоянного общения с Мандельштамом, как Вы выражаетесь, „эренбурговская тема“ не возникала. Из своих современников очень часто О. Э. вспоминал Ахматову, Пастернака, Шкловских, как-то — Тынянова, Катаева (последний прислал свою книгу с надписью). Я думаю, что в 1934 году Мандельштамы не могли и не виделись с И. Г. Основания: Н. Я. попала надолго в больницу с сыпным тифом, О. Э. чувствовал себя ужасно. Вначале — гостиница, потом в привокзальном поселке снял застекленную терраску… „Эренбурговская тема“ появилась у Н. Я. после смерти О. Э., когда она уже жила в Москве. К этому времени относится и дружба с Н. И. Столяровой»[1475].

О том, что судьба Мандельштама занимала в 1934 году Эренбургов, говорит, в частности, вопрос в конце парижского письма Л. М. Козинцевой-Эренбург к ее киевской подруге художнице С. К. Вишневецкой (первым ее мужем был шурин Мандельштама Е. Я. Хазин) 23 октября 1934 года: «Привет горячий Лене (художница Е. М. Фрадкина, вторая жена Е. Я. Хазина. — 6.Ф.) и Жене (Е. Я. Хазин. — Б.Ф.). Как Надя и О. Э.?»[1476] Заметим, что в 1930-е годы с Мандельштамом в Москве и Ленинграде общался зять Эренбурга, поэт и прозаик Б. М. Лапин[1477], и это был надежный источник информации для И. Г.

Информация об Эренбурге в связи с важным для судьбы Мандельштама звонком Сталина Пастернаку не кажется безошибочной. По свидетельству Н. Я., сразу после разговора со Сталиным Пастернак зашел к Эренбургу и сообщил ему о разговоре с вождем, а больше никому о нем не говорил — слух о звонке Сталина пошел по Москве именно от Эренбурга[1478]; Л. Флейшман также подчеркивает роль Эренбурга в распространении слуха о звонке и (с помощью А. Мальро) использовании его в ситуации, связанной с открытием Первого съезда советских писателей[1479]. Звонок Сталина справочники относят к 13 июня 1934 года[1480], а Эренбург приехал в Москву 17 июня — неужто Пастернак четыре дня никому не сообщал о столь значимом разговоре?

Требует уточнения и фраза из главы о Мандельштаме в книге «Люди, годы, жизнь»: «В последний раз я его видел весной 1938 года в Москве»[1481]. Эренбург приехал в Москву из Испании, где был военкором «Известий», на две недели 24 декабря 1937 года, а 29 декабря уже был в Тбилиси на пленуме ССП и в Москву вернулся поездом в начале января 1938-го. (Отмечу, что тем же поездом ехал Фадеев, и, как вспоминал Эренбург, «А. А. Фадеев принес несколько стихотворений Мандельштама, сказал, что, кажется, их удастся напечатать в „Новом мире“»[1482]; в предисловии к публикации стихов Мандельштама в 1965 году Эренбург пишет, что Фадеев показал ему верстку[1483].) Видимо, Эренбург рассказал об этом при встрече Мандельштаму, который был в Москве вплоть до 3 марта 1938 года. Встреча эта могла произойти никак не весной, а, думаю, лишь с января по первую половину февраля, когда начались грозные для Эренбурга события — их череда тянулась до апреля и поглощала его всецело: готовился процесс по делу друга его юности Н. И. Бухарина, трудно было не связать с этим то, что впервые у Эренбурга отобрали зарубежный паспорт, затем ему настоятельно рекомендовали прийти на открывающийся судебный процесс, и 2 марта (в первый день его работы) на двух заседаниях процесса Эренбург присутствовал, ужасаясь услышанному и не понимая его, однако писать о процессе наотрез отказался. 15 марта Бухарина расстреляли, а 21 марта 1938 года Эренбург обратился к Сталину с просьбой выпустить его в Испанию[1484] и получил отказ — лишь после крайне рискованного вторичного обращения к вождю в конце апреля последовало неожиданное разрешение. В начале мая 1938 года Эренбург, едва ли не раздавленный увиденным в СССР, вернулся в Барселону. А 2 мая 1938-го арестовали Мандельштама и отправили в лагерь — в желтом кожаном пальто, подаренном ему Эренбургом[1485] (в этом пальто его и запомнили солагерники). Одна и та же дьявольская сила отпустила (на время) Эренбурга и погубила Мандельштама — такая вот лотерея[1486].

В 1938 году Мандельштам погиб; этот год оказался смертельно опасным и для Эренбурга, но он таил также смертельную опасность и для Л. М. Козинцевой-Эренбург, которая в каждую поездку мужа в СССР навещала в Ленинграде свою мать. 11 января 1938 года на допросе арестованного 21 октября 1937-го в Ленинграде Б. К. Лившица ей была отведена роль «троцкистского эмиссара» парижского «центра», вербовавшего в шпионы; в протоколе допроса среди других обвинений против нее значится: «Ее возмущало отношение советской власти к писателям, в частности, „расправа“ с О. Мандельштамом»[1487]. Местонахождение «троцкистского эмиссара» было в тот момент не известно ленинградскому Большому дому, а когда в начале мая Л. М. со свеженьким загранпаспортом приехала в Ленинград, Большой дом не проявил расторопности, может быть потому, что следователей НКВД в ту дивную пору отстреливали с не меньшей тщательностью и регулярностью, чем их жертв.

4. Бухарин

Судьбы Эренбурга и Мандельштама в 1920–1930-е годы прочно связаны с именем Н. И. Бухарина. Через неделю после приезда в Москву из Грузии, 25 октября 1920 года, Эренбург был арестован ВЧК; Л. М. Козинцева бросилась к Бухарину за спасением. Тогда Н. И. входил в узкое руководство страной, и Эренбург был освобожден; следующее доброе дело Бухарина — обещание заграничного паспорта Эренбургу в марте 1921 года; в ответ — обещание сатирического романа о войне и революции. Оба обещания были оперативно выполнены.

До того как Мандельштам познакомился с Н. И. Бухариным, он, несомненно, о нем много слышал — именно от Эренбурга, который дружил с Бухариным в гимназические годы и очень любил своего старшего товарища-весельчака, вовлекшего его в социал-демократическое движение («героем моего отрочества» назвал Эренбург Бухарина в мемуарах[1488]). Портрет Бухарина, представленный Мандельштаму, был, надо думать, по-человечески привлекателен (даже в пору остро-антибольшевистского настроения портретиста!). Именно таким он возникает и в нехарактерно прочувствованной главе «Приводные ремни» первой книги мемуаров Н. Я. Мандельштам. В 1922–1934 годах Осип Эмильевич неоднократно обращался к Бухарину за помощью и всякий раз чувствовал, что не ошибся в адресе. Многочисленные записочки Бухарина («чуть-чуть витиеватые, украшенные латинской цитатой…»[1489]) хранились у Мандельштама, и все они были изъяты при обыске в 1934 году.