Борис Фрезинский - Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

• Название: Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
• Автор: Борис Фрезинский
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Политика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0042-3

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.

В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…

Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

---

«Издательством „Знание“ <…> выпущена 100-тысячным тиражом брошюра И. Голомштока и А. Синявского „Пикассо“ <…>. В этой брошюре авторы основное внимание обращают не на те стороны творчества Пикассо, которые сближают его с реалистическим искусством, а на его формалистические и абстракционистские произведения <…>. Тираж брошюры отпечатан, однако распространение его задержано»[1913].

На вопрос Суслова «А как быть с брошюрой?» ответ был предложен: пустить под нож. Не зная об этом обсуждении брошюры в Агитпропе и полагая, что распространению тиража препятствуют сталинисты из аппарата общества «Знание», Эренбург 20 января 1961 года запросил председателя общества Н. Н. Семенова, удалось ли преодолеть возникшие затруднения. Семенов ничего не ответил. 16 февраля 1961 года Эренбург снова обратился к нему «по чрезвычайно неприятному делу» и, напомнив о его летнем звонке, заметил, что свои обещания он выполнил, между тем выход книжки задерживают, а вокруг нее поднята непонятная ему шумиха:

«С одной стороны, политически, все это чрезвычайно неприятно, — писал Эренбург, — в этом году исполняется 80 лет Пикассо, и, насколько я знаю, все прогрессивные и коммунистические круги Запада готовятся к этому юбилею. С другой стороны, лично мне обидно, что я оказался причастен к книге, которую осуждают в Обществе, где Вы являетесь председателем. Вы для меня большой ученый. Я знаю, что живопись не Ваша специальность, но ведь предисловие я написал по Вашей просьбе, и мне кажется, что Вы должны здесь вмешаться в дело»[1914].

Ответа снова не было. И только узнав, что две трети готового тиража собираются уничтожить, Эренбург понял, что дело не в издательстве, а в ЦК. 4 мая он написал главному идеологу партии М. А. Суслову, которого знал со сталинских времен, прося немедленно вмешаться и предотвратить международный скандал, поскольку сообщение про вышедшую в Москве книжку о Пикассо с его легкой руки широко распространили западные газеты[1915]. По-видимому, лишнего международного скандала Суслов не захотел, и тираж книжки «Пикассо» был спасен. Эренбург отправил ее художнику 5 июля 1961 года, сообщив, что всего таких книжек отпечатано 100 тысяч по цене 19 копеек за штуку (т. е. купить ее в состоянии каждый желающий)[1916]…

Что же касается личной встречи Синявского с Эренбургом, то ее описал Голомшток. Она состоялась весной 1963 года, когда в ГМИИ готовили выставку Фернана Леже и Голомштоку поручили забрать для выставки два полотна Леже из собрания Эренбурга:

«С собой я прихватил Синявского, которому было интересно познакомиться с автором предисловия к нашему „Пикассо“. Тогда только что прошла встреча правительства с творческой интеллигенцией, на которой Хрущев бранил непечатными словами мастеров кисти и пера. Говорили, что когда брань вождя коснулась его персонально, Илья Григорьевич просто встал и покинул собрание. Теперь, у себя дома, Эренбург находился в состоянии некоторого возбуждения. Вскоре должен был быть опубликован второй том его воспоминаний „Люди, годы, жизнь“, и он боялся, что на книге, да и на всем его творчестве, будет поставлен крест[1917]. „Илья Григорьевич, — вставил в разговор Синявский, — пишите в стол“. Эренбург помрачнел, помолчал и сказал (привожу его слова по памяти): „Я средний писатель. Я не могу писать в стол. Я знаю: то, что я пишу сегодня, нужно людям, а завтра это будет уже не нужным“. Это было точно! Даже в самых скучных своих романах 40-х годов Эренбург всегда доходил до грани запретного, слегка переступал за эту грань, за что неоднократно подвергался строгой критике в прессе. Я, по крайней мере, всегда находил в его романах что-то мне „нужное“. И кто бы из наших „письменников“ назвал себя средним писателем! Температура моего уважения к Эренбургу подскочила на несколько градусов!»[1918]

Вполне возможно, что в 1964-м Эренбург держал в руках книгу Синявского и Меньшутина «Поэзия первых лет революции». И, уж конечно, будучи членом комиссии по литнаследству Пастернака[1919], знал большую вступительную статью Синявского к тому Пастернака в «Библиотеке поэта», подписанному в печать 25 мая 1965 года (книгу открывали четыре страницы издательского предисловия — они поправляли Синявского для власти и читателей)…

3. Процесс Синявского — Даниэля (Вокруг и после него)

В сентябре 1965-го Синявского и Даниэля арестовали; официальное извещение появилось в советской печати в январе 1966-го[1920]. Однако уже в ноябре — декабре 1965-го в СССР шли письма и телеграммы протеста из разных стран (поскольку осенью 1965 года Шолохову присудили Нобелевскую премию, то многие протесты направлялись лично ему: новоиспеченного лауреата просили о помощи арестованным)…

В конце декабря 1965 года Эренбург обратился к М. А. Суслову с личной (против обыкновения) просьбой о разрешении ему отдохнуть месяц на юге Франции за счет своих тамошних друзей[1921]. Просьба была удовлетворена, и часть января — февраля 1966-го Эренбург провел во Франции.

Между тем еще 5 декабря 1965 года в Москве у памятника Пушкину по инициативе сына С. Есенина А. С. Есенина-Вольпина прошла разогнанная демонстрация (200 участников) под лозунгом «Уважайте Конституцию!». Тогда же диссидент Александр Гинзбург отправил письмо премьеру Косыгину («Я люблю русскую литературу и не хочу, чтобы еще два ее представителя отправились под конвоем валить лес»). «Ответом» послужила статья «Перевертыши» в «Известиях» от 13 января 1966 года (автор — секретарь московского отделения Союза писателей Дмитрий Еремин). 18 января «Известия» напечатали письма согласных с Ереминым, его противников такой возможности лишили[1922]. 23 января датирован протест В. Корнилова и Л. Чуковской, а за день до него «правильной» статьей критика 3. Кедриной в «дискуссию» включилась «Литературная газета».

31 января 1966 года писатели Франции, Германии, Италии, США и Великобритании, обращаясь к правительству СССР с просьбой об освобождении арестованных, заявили, что если бы арестованные в Москве литераторы жили у них и писали столь же сатирично, их никто бы не тронул[1923]. 3 февраля в ответ на запрос юридической консультации Бауманского района Москвы Вяч. Вс. Иванов представил заявление с подробным анализом сочинений А. Терца (Синявского) и выводом, что они не дают никакого основания для судебного преследования. Суд над Синявским и Даниэлем (сопровождавшийся репортажами в газетах) прошел в феврале. Подсудимые не признали себя виновными и получили 7 и 5 лет заключения в колонии строгого режима.

После столь жестокого приговора группа писателей обратилась с письмом к Президиуму XXIII съезда КПСС, Президиумам Верховных Советов СССР и РСФСР с просьбой освободить Синявского и Даниэля на поруки[1924]. Текст его был дипломатичным:

«Хотя мы не одобряем тех средств, к которым прибегали эти писатели, публикуя свои произведения за границей, мы не можем согласиться с тем, что в их действиях присутствовал антисоветский умысел, доказательства которого были бы необходимы для столь тяжкого наказания. Этот злой умысел не был доказан в ходе процесса. Между тем осуждение писателей за сатирические произведения — чрезвычайно опасный прецедент, способный затормозить процесс развития советской культуры. Ни науки, ни искусство не могут существовать без возможности высказывать парадоксальные идеи, создавать гиперболические образы… Синявский и Даниэль — люди талантливые, и им должна быть предоставлена возможность исправить совершенные ими политические просчеты и бестактности. Будучи взятыми на поруки, Синявский и Даниэль скорее бы осознали ошибки, которые допустили… Этого требуют интересы нашей страны. Этого требуют интересы мира. Этого требуют интересы мирового коммунистического движения».

В числе 62 подписавших были Чуковский К. И., Эренбург И. Г., Шкловский В. Б., Антокольский П. Г., Славин Л. И., Каверин В. А., Дорош Е. Я. и др.[1925]

В ответ М. А. Шолохов, выступая на XXIII съезде КПСС, выразил сожаление о мягкости вынесенного Синявскому и Даниэлю приговора, припомнив времена, когда «предателей» расстреливали на месте, и под бурные аплодисменты зала заявил: «Вдвойне стыдно за тех, кто предлагает свои услуги и обращается с просьбой отдать им на поруки осужденных отщепенцев». Впрочем, Шолохов учел в своем выступлении авторитетное мнение верхов об осужденных Синявском и Даниэле, высказанное в отчетном докладе ЦК, зачитанном Л. И. Брежневым. Вспоминая историю с писательским письмом XXIII съезду, Эренбург — сторонник лишь таких писем, что помогают делу, а не пишутся ради красного словца, — печально заметил: «И вообще все это бесполезно… Написали мы тут письмо в защиту Даниэля и Синявского, и последствием этого явились фразы в докладе Брежнева…»[1926]. Для оценки этого коллективного писательского письма в адрес партийного съезда целесообразно сравнить его стилистику с фразами из другого документа, где говорится о