Светлана Успенская - Посмертная маска любви

• Название: Посмертная маска любви
• Автор: Светлана Успенская
• Издательство: ЗАО Изд-во Центрполиграф
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00398-Х

Солидными людьми стали его бывшие друзья — банкирами и предпринимателями. Один он остался «свободным художником». И было удивительно, когда жена одного из них, красавица Инга, пригласила его в свой роскошный особняк. Ничто не предвещало того, что ночь любви окажется последней для нее. Вслед за ней станут погибать его друзья, те, кто составлял когда-то «штурмовую бригаду». При загадочных обстоятельствах, похожих на несчастный случай. Он понимает, что за этим стоит чей-то коварный план. Но чей? Неужели одного из них — бывших «штурмовиков»…

* * *

Ночь любви в роскошном особняке молодой красавицы Инги закончилась трагически. Она сгорела заживо вместе с домом, а он, друг ее бывшего мужа, чудом остался жив. Что это было — несчастный случай? Но почему в результате «несчастных случаев» погибают его лучшие друзья: те, кто составлял когда-то «штурмовую бригаду»? Да, он понимает, что за этим стоит чей-то коварный план. Но чей? Неужели одного из них — бывших «штурмовиков»…

---

— Ты понял, что я была права, Сержи? — покачала головой Кэтрин, внимательно выслушав меня. — Я не хочу тебя пугать, но, кажется, зря ты не послушался моего совета и не уехал. Возможно, последние события — это чья-то тщательно продуманная игра.

— Наверное, ты права. — Я мрачно перебирал отполированные миллионами касаний деревянные бусы, лежавшие на ее столе, кривая ухмылка исказила половину лица. — И если я смотаюсь, то, возможно, мне удастся протянуть еще пару десятков лет в страхе и неуверенности. А это не жизнь. Будь что будет. Лучше уж я останусь здесь. Интересно, сколько мне осталось? День, два, неделя?.. Тот, кто поджарил меня на медленном огне в загородном доме Абалкина, вряд ли успокоится…

Я подошел к окну. Асфальт блестел дождем, капли барабанили о жесть карниза, отбивая какую-то африканскую мелодию.

В глаза бросился лист, заправленный в машинку. Ну, так и есть: «More contacts with America». В глаза опять бросилось словосочетание «Russian Mafia». Я хмыкнул — ха, русская мафия… Потусторонние силы — вот самая непобедимая мафия, сто очков форы любому киллеру…

— Неужели ты за целый месяц так и не дописала статью, Кэтрин? А я-то думал, что у американских журналистов поточный метод производства, ни дня без строчки…

Лист бумаги как будто даже пожелтел от времени и света.

— Очень мало времени. — Кэтрин следила за мной внимательным взглядом. В синеве ее глаз посверкивали темные настороженные отблески. — Материала не хватает.

— Все-таки чем ты занимаешься, Кэтрин? — В моем голосе против воли прозвучал настороженный интерес, который мне не удалось скрыть. — Почему ты ничего не рассказываешь мне о себе? Я хочу все знать! Чем ты живешь, что думаешь, с кем встречаешься, где бываешь…

— Зачем, Сержи? — Голос Кэтрин звучал мягко, но чуткая осторожность проглядывала в нем сквозь кошачью податливую ласку.

— Нам лучше поговорить начистоту, — мрачно произнес я. — Ты думаешь, я ничего не вижу и ни о чем не догадываюсь? Ты где-то пропадаешь неделями, твоя статья уже месяц не дописана, ты осведомлена о встречах наркомафии, а меня используешь для установки жучков в шикарных банях… Что я могу думать о тебе после этого, Кэтрин?

— И что же ты думаешь, Сержи? — Неожиданно ее настороженность пропала, как будто испарилась под жаркими лучами солнца, в глазах, плавно поднимающихся уголками к вискам, веселыми бесенятами заплясали смешинки. — Я знаю, что ты думаешь обо мне, Сержи…

— Что же?

— Наверное, ты думаешь, что я американская шпионка и должна завербовать мало удачливого русского литератора, чтобы он работал на ЦРУ. — Она иронически фыркнула, не сдержавшись.

Не удержавшись, я улыбнулся в ответ — Кэтрин читала мои мысли лучше, чем раввин комментирует Талмуд, кажется, она знала обо мне больше, чем я сам мог себе признаться. И в то же время я испытал некоторое облегчение — ее насмешка как будто разбивала мои подозрения, развеивала их в прах.

— А что, это не так? — Я улыбнулся через силу.

— К сожалению, нет. — Кэтрин почти в открытую смеялась. — Если бы это было так, наверное, тогда моя зарплата соответствовала бы моим трудозатратам. Но я всего-навсего скромная журналистка, с детства мечтавшая о Пулитцеровской премии. И надо сказать, я все-таки получила ее за серию статей о незаконных махинациях вокруг конного спорта и о бутлегерах. Хочешь посмотреть мой диплом?

— Хочу, — с вызовом сказал я.

Она подошла к шкафу, села на пол, поджав ноги по-турецки, и достала папку с золотым тиснением. В ней лежал украшенный цветными завитушками лист, на нем готические буквы, образуя затейливую вязь, складывались в надпись «Katrin Mayflower». Кэтрин благоговейно провела пальцами по плотной бумаге.

— Это свидетельство о получении Пулитцеровской премии. Мне присудили ее четыре года назад, когда я работала в маленькой газете в Нью-Йорке. — Ее голос срывался от волнения, акцент стал заметнее (если бы она с таким придыханием произносила мое имя, я бы с радостью боролся для нее хоть бы и со всей мафией мира!). — После этого мне предложили пятигодичный контракт с Агентством вечерних новостей, AEN, — неплохая карьера для моих неполных тридцати! Я сама попросилась в Россию — это очень тяжелый участок работы, но мне в то время нужна была тяжелая работа…

Она замолчала. Я сел рядом с ней на пол и дружески положил ей руку на плечо. Мне показалось, что Кэтрин готова заплакать.

— Понимаешь, — продолжала она как будто через силу, — тогда я только что рассталась с близким человеком, и лишь адски тяжелая работа могла заглушить эту боль… Я в России уже три года… Ты не знаешь, что для меня значат эти три года… Три года я стучалась о бетонную стену, пока стена не начала вдруг поддаваться. И вот цель была уже близка, я добыла важные свидетельства против международной преступной организации — и вдруг мои записи в один прекрасный день пропадают…

— Ты говоришь о кассете? — спросил я.

Кэтрин вздрогнула:

— О кассете? О какой кассете? Ах да, и о ней тоже. Но кассета — не главное… Вот посмотри…

Она вытащила из ящика целую кучу пожелтевших газет. Они рассыпались по ковру, как огромные желтые листья в осеннем парке.

— Это статьи, опубликованные на родине. А это — в местной, русской прессе. — Она протянула мне потертый лист «МК». Я пробежал глазами мелкий газетный текст и задержался глазами на подписи: «Кэтрин Мэйфлауэр, корреспондент AEN в Москве».

— Неужели ты еще сомневаешься, Сержи? — неожиданно спросила она меня, кладя руки мне на плечи.

Я растерянно смотрел на нее. В глубокой бирюзе глаз закипали горячие слезы, веки немного припухли. Она напоминала незаслуженно обиженного ребенка — и одновременно человека, который непременно хочет меня убедить в своей правоте.

— Нет, Кэтрин, нет… Не сомневаюсь. — Я покрывал частыми быстрыми поцелуями ее лицо. — Я тебе верю, Кэтрин… Я верю тебе так, как не верю никому, даже самому себе…

Слава Гофман не сразу открыл мне дверь. Сначала он долго разглядывал меня в глазок, потом подозрительно выспрашивал, один ли я пришел. Только после этого загремели замки, дверь распахнулась, и хмурая фигура, опасливо заглянув через мое плечо, неприветливо пробормотала:

— Проходи скорее, чего стоишь…

Железная дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, и я очутился в чернильно-темной прихожей.

— Ну, чего тебе? — Слава явно не был в восторге от свидания со мной.

— Поговорить надо. — Я нерешительно огляделся. Темнота и негостеприимность хозяина сильно смущали меня.

— Говори.

Мы прошли в такую же темную комнату.

— Ты бы хоть портьеры раздвинул, — с наигранной веселостью начал я. — Сидим как в склепе…

Славу даже передернуло от моего высказывания. Он бухнулся в кресло и с мрачной недоверчивостью уставился на меня. В полумраке белки его глаз опасно блестели. Я заметил, что он одет в костюм и ботинки, как будто собирался уходить из дому.

— Тебя что, Шурка прислал? — подозрительно спросил он. В воздухе сгущалось и росло напряжение.

— С чего ты взял? — искренне удивился я. — Я сам… Да ты что, Слав, я ведь, наоборот… Слушай, давай шторы раздвинем, невозможно разговаривать.

Я решительно встал и направился к окну.

— Сиди! — За моей спиной раздался сухой металлический щелчок.

Я оглянулся. В руке Славы слабо поблескивал вороненый ствол.

— Славик, ты что, обалдел? — Я застыл в полуобороте.

— Сядь и не делай резких движений. — Его голос звучал твердо и тихо.

Подчиняясь, я плюхнулся на стул.

— Вот так-то лучше. — Слава немного расслабился, но оружия из рук не выпустил.

— Слушай, — миролюбиво начал я, — кажется, это не лучший твой день, я, пожалуй, пойду отсюда…

— Говори, зачем пришел… Ты ведь теперь на посылках у братьев, шестерка хренова.

Надо ли говорить, что его слова не доставили мне никакого удовольствия.

— Славик, ты что? Я же к тебе как к другу, а ты…

— Как к другу… — Мрачная ухмылка расползлась по темному лицу моего собеседника. — Не ты ли вчера палил в меня как в друга из-за угла?

— Да ты что, Славик…

— Да ладно, ладно… Знаю, что не ты. — Дуло пистолета постепенно опускалось вниз — я почувствовал некоторое облегчение и даже облокотился затекшей спиной на спинку стула. — А то хрен бы я тебя впустил сюда…

— А что произошло-то?

— Что произошло? — Слава дернул головой и разразился целой серией демонически-мрачных усмешек. — Он еще спрашивает… Ничего особенного. Совершенно ничего особенного! Просто дело, наконец, дошло и до меня… Помнишь, мы говорили с тобой после того, как погиб Коля Ломакин? Я тебе тогда чуть не поверил. Думал, ерунда, несчастный случай… А вот теперь и со мной чуть было не произошел «несчастный случай»…

— Тебя пытались убить?