Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа

• Название: Не взывай к справедливости Господа
• Автор: Аркадий Макаров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013

Роман начинается с эпиграфа: «Не взывай к справедливости Господа. Если бы он был справедлив, ты был бы уже давно наказан» – из святого Ефима Сирина.

В романе использован собственный непростой жизненный опыт автора, что роднит с ним его центрального героя.

Автор в своём романе показывает трудности становления личности молодого человека с романтическими взглядами на жизнь в маргинальной среде обитателей рабочего барака, где надо действовать по поговорке: «Хочешь жить – умей вертеться».

И вертелся, и кружился центральный герой Кирилл Назаров, подражая по своей молодости более удачливым и лихим «молодцам» по барачному быту, пока его, после трагической смерти любимой девушки не взяла в армейские тиски служба в Советской Армии.

Роман охватывает большой промежуток от окончания школы в советский период и до нашего жёсткого, сундучного и не всегда праведного времени, где уже взрослый инженер Кирилл Семёнович Назаров никак не может вскочить на подножку громыхающего и несущего неизвестно куда эшелона под именем Россия.

Нечаянное знакомство с пожилой сельской учительницей переворачивает всё сознание Назарова и возвращает его к единственно верной цели – нашей православной Вере.

Сюжет романа динамичен и написан хорошим литературным языком.

---

Таких домов теперь не рубят, разучились, а, может, леса поубавились. Хорош дом! «Старый дед меж толстых кряжей клал в простенки пух лебяжий…» В нём и внуков растить можно.

В кирпичном доме тоже ничего себе, да только дух не тот.

Пелагея Никитична была, может, и не права про «кирпичный дом», но в сосновом лесу легче дышится.

Начало самостоятельной жизни молодой студентки складывалось, как нельзя лучше.

Успешная сдача вступительных экзаменов обеспечивала гарантированную стипендию, по меньшей мере, на полгода. Значит, не будет сидеть у матери на шее. Деньги небольшие, но необходимые в студенческую пору. С квартирой – проблема тоже отпала. До начала занятий осталось ещё целых две недели свободного времени, и Дина вернулась домой счастливая и радостная.

Слава Богу, сердечной привязанности, той первой, трепетной, от которой кружится голова, у неё не было. Она напоследок покуражилась с повзрослевшими подругами, подразнила на прощанье своих деревенских парней, от которых недавно отбивалась сумкой с учебниками, проиграла на дедовом трофейном инструменте грустный и загадочный «полонез Огинского» и с лёгким сердцем простилась с детством.

Всплакнула одна мама. Но что остаётся любой матери, когда вырастают дети, эгоистичные в своём праве – уйти, убежать, уехать? Остаётся только стоять на клубящейся дороге, машинально взмахивая рукой, которой только что вытирала слезу, стоять, когда и пыль уже улеглась, и даль просветлела.

«Вьётся змеёю, сынов обольщая, тесно прижавшись к пустой борозде, от горок тех малых дорога большая… Хватит ли всем по счастливой звезде?»

Молодость, хотя у всех одна, да не у всех одинакова…

2

Всё шло своим чередом: днём занятия в классах училища, ну а вечером походы в кино с новыми подругами, бездумные гуляния по осенним тамбовским улицам.

Шорох опавшей листвы под ногами, свет фонарей, многолюдье – всё так непохоже на её тихую деревенскую жизнь, где осенняя беспутица, длинные, тёмные ночи, свист ветра в проводах унылый и однообразный.

В музыкальном училище девушек было намного больше, чем парней.

Юноши – в большинстве своем тихие и робкие, с обострённым музыкальным слухом и слабым здоровьем, из-за потерянного ради музыки детства, привыкшие к сладостям и диатезу, не вызывали томливого интереса у сокурсниц.

Хулиганствующие подростки на улицах, назойливые и наглые, тоже не привлекали внимания, поэтому у Дины была чисто девичья компания с незатейливыми приглашениями на чай или на бутылку дешёвого вина, если случался у кого день рождения.

А молодость требовала приключений, опасных знакомств, от которых замирает сердце, рискованных поступков, веселья без берегов. Сок жизни бродил в жилах и с нетерпением ждал исхода.

Танцевальные вечера с приглашением курсантов военных училищ Тамбовского гарнизона и рабочей молодёжи города были единственным клапаном для сброса адреналина. В такие вечера прилежные девочки, штудировшие Брамса и Бетховена с Моцартом, сучили тугими коленями, отдаваясь всяким попсовым хитам из оглушительного музыкального ящика. Пили в туалете дешёвый портвейн, делали первые головокружительные затяжки сигаретами – и снова в актовый зал ломать «шпильки», вдыхая возбуждающий запах мужского пота и сладкого близкого греха.

Кончался вечер. Курсанты спешили к «отбою» в свои казармы, парни с рабочих окраин к тому времени были уже в таком подпитии, что о дальнейшем «культурном» общении не могло быть и речи.

Однажды за Диной увязался такой «передовик производства», который всю дорогу пытался показать свою интеллигентность и хорошее воспитание, но выдержки у него хватило только на половину пути. Прижав ее, к деревянному шершавому забору, он тут же полез к ней в трусики и стал что-то, сопя, там искать, как ищут в омутовой норе спрятавшегося налима.

Девушке стало стыдно за свою закомплексованность и неумение по-настоящему отшить нахала. А когда стало совсем стыдно, она вырвалась из его самозабвенных объятий и молча бросилась домой, застёгивая на ходу разметавшийся плащик.

3

Всё было бы хорошо, да приглянулась молодая деревенская девчушка своему преподавателю по истории искусств Роберту Ивановичу Крапивникову, человеку женатому, но всё ещё не забывшему свои студенческие годы.

Ах, какие это были годы! Какие девочки в городе Саратове, где он учился в консерватории! Тамбов, что? Тамбов – дыра! Сплошь колхозницы! Никакого понятия в сексе! Мамка не велит! Ну, разве – не дуры? Такое на старость не отложишь, как выпивку на завтра!

Бери, бери, бери!

Весёлый человек, Роберт Иванович и обаятельный. Все студентки были в него влюблены, но до крайнего дело не доходило. Как говориться – то рубашка коротка, то рукава длинны!

Занятия Роберта Ивановича отличались от скучных и утомительных уроков других преподавателей, чей возраст не допускал вольных трактовок своих лекций. Обычно доклад, на какую-нибудь тему он перепоручал самим студентам, только изредка вставлял весёлые реплики, если очередной докладчик путался в программном материале. На едкие замечания студенты не обижались, зная, что положительная оценка всегда будет стоять в журнале.

Часто на занятиях, разряжая обстановку, он мог позволить себе рассказать сногсшибательный анекдот, балансируя на грани дозволенного.

Слушать его было одно удовольствие.

Девочки им восхищались. Не избежала обаяния своего наставника и Дина. Ей не могло не нравиться его внимание к ней, его частые приглашения к себе в методический кабинет, где хранились учебники, плакаты, магнитные записи. Он позволял ей выбирать те или иные фильмы по предмету изучения, слайды, пособия и одобрительно касался плеча, если выбор студентки был правильным.

Иногда он присаживался рядом на корточки, пока она, нагнувшись, отбирала к уроку наглядные пособия, что-то остроумно говорил, щекоча дыханием девичье ухо.

В таких делах навыки у него были огромные.

Дина робела, прятала от него раскрасневшееся лицо, боясь показать волнение, будоражившее её девичье воображение – дыханье пресекалось, мурашки пробегали по коже, сладкий ужас охватывал её. Как распустившаяся ветка тянется к влаге и свету, так и она непроизвольно тянулась к этим мимолётным и вроде бы безобидным ласкам.

Однажды, нагнувшись вслед за своей студенткой, чтобы поднять выпавшую из рук девушки книгу, он невзначай задел щекой напрягшуюся молодую грудь. Отчего соски её тут же взбухли, пронизанные сладкой до головокружения истомой.

Молодость, молодость…

Роберт Иванович по-кошачьи потёрся о пушистый свитерок, осторожно отодвинул её прядь волос и тихо поцеловал в ушную раковину.

Горячая приливная волна хлестнула по бедрам, ноги ослабли до того, что она тут же опустилась, сползая по стене на пол. Нечто подобное Дина иногда ощущала в бане, когда усиленно мылась после какой-нибудь грязной работы.

Учитель, поощрительно улыбаясь, приложил палец к губам и тихо вышел.

Что делалось в душе девушки? Ей было и сладко и стыдно за свою женскую слабость, за своё неумение отвечать на мужские ласки.

Сокурсницы уже почти все имели практические навыки в занятиях, которые теперь почему-то называются любовью, хвалились и бравировали этими делами, со смешками обменивались деталями таких занятий, покуривая в перерывах в туалете.

Наверное, она одна такая белая ворона, которая и мужского пота не нюхала. Если признаться девчатам, что она и не целовалась по-настоящему ни разу, не то чтобы вступать в интимные отношения, они бы её презрительно осмеяли. Поэтому в разговорах, она тоже хотела показать себя опытной в амурных делах, вроде тоже давно и без проблем рассталась с девственностью, а тут показала себя дюймовочкой, «красной шапочкой» и перед кем? Перед Робертом Ивановичем, учителем по кличке «Роба»!

Молодые отвязные студентки его так называли почти что в глаза. А вот она показала себя недотрогой. Роберт Иванович теперь, что подумает? Скажет – шапочка красная, дурочка деревенская, ступай к своей бабушке, пирожки неси! Теперь ему на глаза стыдно показаться.

Отряхнув юбчонку, и кое-как приведя себя в порядок, Дина выскользнула из кабинета, хорошо ещё, что в классе никого не было, а то бы с расспросами надоели – что да как?

А Роберт Иванович тоже думал по-своему – молодой преподаватель, ещё не отвыкший от студенческих замашек, привыкший к безотказности своих сокурсниц, не обременённых заботой о скором замужестве, уступчивых и податливых к ненавязчивым ухаживаниям своего товарища, и на этот раз был уверен в себе.

А привычка – другая натура.

«Сорок девок, один я!» – говорил о себе весёлый студент, затесавшийся волею случая и стараниями известного в музыкальной среде родителя в саратовскую консерваторию. Там преимущественно повышали знания нервные выпускницы музыкальных училищ с утончённым вкусом и особой чувственной нервной системой, которая тут же отзывалась на внешний раздражитель, как рогатка камертона на звуковую волну соответствующей частоты.