Зофья Хондзыньская - Встречаются во мраке корабли

• Название: Встречаются во мраке корабли
• Автор: Зофья Хондзыньская
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1978

Эта книга познакомит вас с шестнадцатилетней, Эрикой, судьба которой из-за неблагоприятных семейных обстоятельств поначалу сложилась очень неудачно, она на краю гибели.

Теме борьбы за Эрику и посвящена книга З. Хондзыньской. Борьба эта оказывается очень сложной, но в конце концов Эрика обретает спокойствие и желание жить и учиться любимому делу. Книга была издана на польском языке в 1975 году издательством «Наша ксенгарня».

---

— Что? — спросил он.

Еще не отдавая себе в том отчета, он начинал собирать информацию для дела «мать-дочь».

— И вы еще спрашиваете? Да это же золотой человек! Как увидела, что я… Сами понимаете, пенсия у меня, живу небогато. Кот — вот и все мое общество. Так и живем: то он со мной картошки поглотает, то я с ним потрошков, вместе как-то перебиваемся. И тут, знаете ли, вдруг беда с ним приключилась. Вечером, ночью вернее, часов этак в одиннадцать, поперхнулся, видать, закашлялся, а потом словно бы задыхаться стал. К кому другому я, может, и не осмелилась бы, а уж к ней… Зимородка за пазуху и сюда. Возилась она с ним полночи, уколы делала, лампой грела. И всего-то денег — сто злотых взяла. А потом я еще два раза прибегала, так она ничего — ни гроша. Как есть ангел, все тут знают.

Тетка прямо захлебывалась от восторга.

— Во всем Вроцлаве ее знают! «Ангел» говорят. И надо же, чтоб такую святую женщину так господь покарал. У нее, знаете, дочка есть, — приложив палец к виску, она выразительно покрутила им, — не все дома, рехнутая.

Павел почувствовал прилив злости.

«Она больна», — хотел было он сказать, но спохватился, что это будет медвежья услуга.

— Не повторяйте всякой чепухи. Уж настолько-то вы доктору обязаны.

Она подозрительно глянула на него и, решив, вероятно, что он родственник, быстро проговорила:

— Прошу прощения, вообще-то люди черт те что болтают. Так передадите цветочки-то? От Зимородка, мол. Она поймет, от чернуленьки. А Зимородок он потому, что зимой родился, вот я и назвала его так. Скажете? От Зимородка.

* * *

— Давно пришел? Видишь, как я поздно. Голодный небось? Просто уму непостижимо, что творилось сегодня в лечебнице, — ад, чистый ад! А потом пришлось еще забежать к одной моей приятельнице, с сыном у нее что-то неладно, совсем духом пала, просила зайти, как тут откажешь? А ты что делал? В городе был? Посидел в садике хоть немножко?

Павел рассказал о визите пенсионерки «от Зимородка». Сузанна сразу же вспомнила ее.

— Душераздирающее было зрелище. Она как безумная этого кота любит. Я из кожи вон лезла, чтобы его спасти. Сдохни он, у нее, верно, сердце бы разорвалось.

— Так и так когда-нибудь сдохнет, — философски покачал головой Павел.

— Я ее уговаривала взять другого, пока Зимородок жив. Но она и слышать не хочет. «Как можно, говорит, это же предательство!» Знал бы ты, сколько души люди вкладывают в своих зверюшек…

Он смотрел на нее, худенькую, нервную, излучающую благожелательность, всегда готовую сочувствовать, помочь. Звери, приятельница, Зимородкина пенсионерка — а тут, всего в двух шагах, душная прокуренная комната с дырой, выжженной в занавеске, развороченная постель… Как это совместить? Как понять?

— С Эрикой познакомились?

— Да, говорили с ней.

— Ну и как? — Она задавала вопросы, не глядя на него.

— Очень мило побеседовали.

— Она неглупа и очень способная, прекрасно рисует. Призналась тебе, что в школу не ходит?

— Призналась? Скорее, похвасталась. Похоже, она очень гордится этим.

— Гордится тем, что я оказалась тут бессильной. Что поделаешь, не будем об этом. Я не имею права так, сразу, взваливать на тебя свои заботы.

— Напротив, давайте поговорим об этом. Не только потому, что я психолог и хотел бы докопаться до корней, но надо же искать какой-то выход, она выглядит просто больной.

— Она и есть больная. Я была с ней у психиатра, у невропатолога. Ни в какую не желает лечиться, таблетки спустила в уборную. «Больше не пойду, говорит, и точка».

— Но она же не всегда была такой? Моя мама помнит ее прелестным ребенком.

— Так оно и было. Но после развода с мужем я как-то упустила ее. Сломлена была, замкнулась в себе. А когда опомнилась, было уже поздно. Эрика ненавидит меня, потому и ведет себя так. Это демонстрация, возможно, неосознанная, но всегда направленная против меня. Дома все ей не по вкусу, днем не ест, ночью всегда голодная, глотает какие-то запретные лекарства, чтобы не располнеть. Понятия не имею, где она их добывает? Не хочет ни с кем говорить, никого видеть… А я совсем бессильна, все уж, кажется, перепробовала. Да что там говорить, сдалась я.

Куда делась вся ее энергия, бодрость, оживление, возможно, впрочем, и наигранное. Подперев голову рукой, она стала рассказывать о нынешней Эрике, какая она равнодушная, неприязненная, почти враждебная.

Краем глаза Павел наблюдал за своей собеседницей. Чувствовалось, что она затронула главную тему своей жизни. Павла давно увлекала психология, изучение душевных травм и их странных последствий, различного рода комплексов, трудноуловимых, закамуфлированных человеческих реакций, внезапно ломающих закономерную линию жизни. Нечто подобное он наблюдал и тут. Нынешняя Эрика сформировалась под воздействием шока — сильнейшего потрясения, изо дня в день менявшего ее личность. Но что было этим шоком? То, о чем с таким чувством вины вспоминала ее мать? Или что-то другое? А может быть, совпадение многих обстоятельств? И так ли уж необратимо все это? Неужели и впрямь поздно?

— У вас нет порошка от головной боли? — В комнату вошла няня. — Мигрень у Эрики.

— Не удивительно, по целым дням окна не отворяет, не ест, а знай дымит да кофе пьет… — Потухший, полный смирения голос ее набрал вдруг силы: — Погодите, няня, что это с вами? Почему вы тянете ногу? А ну-ка подойдите поближе.

— Да ничего особенного, малость болит под коленом…

— Господи, да у вас желвак вздулся! Надо немедленно завязать.

И она стрелой выбежала из комнаты.

Сидящая со спущенным чулком старушка многозначительно постучала себе пальцем по лбу.

— Что важнее — мои вены, которые, почитай, лет уж десять как вздулись, или ее больное дитятко? Господи помилуй, как есть сумасшедший дом. Может, сходите в ванную, а? Эричке надо бы порошок передать. У пани Зузи на всех, кроме нее, и времени и сил хватает, а девчонку прямо аж скрутило от боли. Вон там стаканы, водички ей тоже надо бы занести.

В ванной он столкнулся с Сузанной, достававшей бинт из аптечки.

— Не носи ты ей никаких порошков. Того гляди, наркоманкой станет. С утра до ночи глотает их, так и отравиться недолго.

— А может, у нее и вправду что-нибудь…

— Хочешь, поднимись к ней. Я туда не хожу.

Идя по лестнице, он слышал мягкий, приятный голос Сузанны:

— Прошу вас, няня, немедленно ложитесь. И лежать до завтрашнего вечера. Что? Ни в коем случае. Не будет — сойдет и сама себе купит. А вам, няня, запрещаю, ясно? Запрещаю.

* * *

Неся из кухни супницу, Сузанна приостановилась у лестницы и громко крикнула:

— Ужин!

— Сбегать за Эрикой?

— Она слышала, а придет или нет — не угадаешь. Садись, Павлик, у меня с самого утра во рту ничего не было, кроме трех чашек кофе. Ну и денек сегодня выдался! Операция за операцией. И ужасный случай с борзой под наркозом…

Она прервала рассказ — в комнату молча вошла Эрика. Но есть не села, а спокойно закурила сигарету. Павел бросил взгляд на Сузанну, но она и глазом не моргнула — то ли привыкла, то ли решила не поддаваться на провокацию. Эрика пускала дым прямо в нос Павлу. Молчание затягивалось. Чтобы прервать его, Павел лихорадочно искал тему для разговора и в конце концов спросил, как у няни с ногой, давно ли у нее вспухают вены и насколько это опасно. Сузанна тут же ударилась в подробные, изобилующие научными терминами разъяснения, а потом, как бы передавая эстафету, спросила его об интернате, нашел ли он то, что искал, попался ли достойный внимания случай.

— Не знаю еще, — буркнул Павел, не желая вдаваться в такого рода разговоры в присутствии девочки. — Завтра надо будет получше осмотреться. А вы не досказали об операции. Ну и что было дальше?

— Пес сдох под ножом. Диафрагма лопнула. Ужасное чувство испытываешь, когда животное умирает на операционном столе. Знаешь ведь, что твоей вины здесь нет, и все же чувствуешь себя убийцей… А этот еще на диво красив был… Я не суеверна, но, знаешь, после неудачной операции никогда не берусь за следующую. Или на другой день откладываю, или прошу меня заменить. Впрочем, не только я, мои коллеги тоже…

Павел исподлобья наблюдал за Эрикой. Лицо ее заслоняли волосы, но он не сомневался, что она иронически усмехается.

До чего неприятно говорить о чем-либо в ее присутствии! Молчаливое неодобрение просто парализует.

— Думаешь, конец на сегодня? Как бы не так. Надо еще в институт забежать. В полдень я вырезала желчный пузырь обезьяне из зоосада, надо бы взглянуть, как она там. Еще, чего доброго, не выдержит. Старая уже, слабая, сердце сдает…

— Бедная зверюшка, как бы ей помочь, — донеслось из-за завесы волос, — что бы такое сделать для нее…

Сузанна собрала суповые тарелки и молча вышла на кухню. Эрика тихонько захихикала, но Павел поднял голову, лишь услышав ее разозленный голос: