Марина Гельви - Там, где папа ловил черепах

• Название: Там, где папа ловил черепах
• Автор: Марина Гельви
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1986

Действие повести происходит в Тбилиси в 30-е годы.

Молодость героини совпала с молодостью советской эпохи. Автор показывает корни истинного интернационализма и дружелюбия советских людей, наделяет героев духовной красотой, воссоздает картину нелегких, но светлых предвоенных лет.

---

— Тут где-то я, по-моему, когда-то видела, вывеску, во всяком случае, твердо помню какую-то мраморную доску, — проговорила тетя Адель.

— А? — стараясь придать голосу полную незаинтересованность, добродушно отозвалась тетя Тамара.

— Если зрительная память не изменяет мне, — сказал папа, — эта контора, по-моему, в другом квартале…

Мы ходили друг за другом цепочкой, шаг в шаг, наталкиваясь на прохожих и сразу же извиняясь, все одинаково растерянной походкой. Наконец какой-то прохожий посоветовал зайти в суд. Там встретилась женщина с папкой бумаг. Спросила, что нам нужно.

Мои тетки посмотрели на папу, папа, кашлянув, сказал:

— Мы, видите ли, наверно, не по адресу. Нам нужна консультация…

— Могу, — с готовностью сказала женщина, — я адвокат.

— Наверно, это будет стоить очень дорого, — шепнула мне тетя Адель, оглядев полную, хорошо одетую женщину.

— Нет, нет! — запротестовал между тем папа, — Вы думаете, мы судиться? Вы нас не так поняли! Нам нужна юридическая консультация!

Тогда женщина, ухватив за рукав проходившего мимо маленького человечка, быстро сказала:

— Проконсультируй.

Человек обшарил нас взглядом и, следуя дальше, бросил через плечо:

— За мной.

Мы покорно пошли. Темный, душный коридор. У высоких закрытых дверей женщины в слезах. Группы мужчин с мрачными, озабоченными лицами.

— За мной, за мной, — ‘уверенно повторял наш ведущий.

Я шла и читала на дверях таблички: «Судебный заседатель», «Пом. суд. зас.»…

— Ничего из этого не получится, — прошептала тетя Адель.

— Как страшно в суде, — прошептала тетя Тамара.

Человек завел нас в огромную пустую комнату для заседаний.

— В чем дело?

Еще на улице мы договорились задать два вопроса. Первый — как войти в права наследства, и второй — как продать дом.

— Кто начнет? — сделавшись вдруг деловитой, смело спросила тетя Адель.

— Говори ты, — сказал в тон ей папа.

— Нет, почему же? — честным тоном возразила она. — Ты имеешь такие же права, Тамара тоже.

— Неважно, кто начнет, — вышла из положения тет Тамара и, непривычная к подобным выступлениям, стала путаться в словах, — я лишь хочу сказать, что… Если кто-нибудь из нас скажет неверно, я не говорю — неправду, потому что все мы люди честные и сомневаться в этом… Ха, ха, — усмехнулась неуверенно, — тогда пусть вмешается другой и поправит. По-моему, никто не обидится, но правда ли?

Не знаю, понял ли ее адвокат, но тетя Адель прекрасно поняла и, выйдя из внезапно нахлынувшей на нее задумчивости, встрепенулась:

— Конечно, конечно!

Наш адвокат в шляпе, лицо с кулачок, все в крупных выразительных морщинках. Глаза — щелки, губы толстые, вывернутые.

— Ну? — сказал серьезно.

Тетя Адель, волнуясь, вытерла пыль со спинки впереди стоявшего стула. Папа кашлянул, сказал:

— Начну я. Так вот. У нас была мама. — Он с сомненьем посмотрел на адвоката: понял ли тот? — У меня, у нее, — папа указал пальцем на тетю Адель, — и у ее мужа, — папа указал на тетю Тамару. Она почему-то покраснела. — Еще у нас есть сестра, в Харькове. Но она отказалась от наследства.

— Дальше, — сказал адвокат и поерзал на стуле.

— И вот, — заключил папа, — наша мама, естественно, оставила свой дом нам. Мы хотим войти в наследство. И потом продать дом. Но мы не знаем законов и вот пришли все узнать.

Адвокат весь скривился, на лице его зашевелились, собираясь в пучки, морщины: пучок на лбу, пучок на носу, по пучку на каждой щеке. Потом все смешалось, и морщины снова разбежались по местам.

— В доме кто живет? — спросил скороговоркой. Сделал он это, не открывая уголков рта, только пошевелив губами.

— Мы! — И тетя Тамара стала жалостливо разглядывать его лицо. Я тоже никогда не видела такой мимики.

— А собственно, в чем загвоздка? — пробормотал адвокат.

— Мы хотим узнать, — сказала тетя Адель, — можно ли нам войти в наследство или ужо поздно?

— Что поздно?

— Может быть, дом уже не наш? Наша мама скончалась в Марте 1934 года…

— Мы столько лет не переоформляли дом на себя…

Адвокат понял, скупо улыбнулся, напряженно пожевал губами, и опять по лицу его забегали и собрались в пучки морщинки. Мы не сводили с него глаз.

— Мда-а-а, — произнес он, оценивающе нас разглядывая, — это, конечно, осложняет дело. Вот что: поручите дело мне. Я проверну.

— А что там проворачивать? — удивился и даже развеселился папа. — Если закон разрешает, мы войдем в наследство, если нет, то нет. Вы только нам скажите: закон на нашей стороне?

— Да, но переоформление…

— Ах да, переоформление.

— Во сколько это обойдется? — прямо спросила тетя Адель, сразу забыв о мимике адвоката.

— Рублей в сто пятьдесят.

— Да?

— А мы думали, это будет стоить тысячу рублей!

— Дарья Петровна так сказала, — уточнила я.

— Какая тысяча?

— Наша квартирантка сказала…

— Мммм! Словом, я устрою, — адвокат встал, посмотрел в окно, — принесите документы, сегодня же.

— Так сразу?

— Да.

— У меня нет сегодня пятидесяти рублей, — сказала тетя Адель.

— Почему пятидесяти? Я же сказал: сто пятьдесят!

— Вы не поняли мою сестру, — поторопился успокоить папа.

— Ну хорошо, хорошо, — перебил адвокат, — за мной!

Он вскочил, побежал по какой-то боковой лестнице.

Мы еле поспевали за ним. Выскочили во двор, в глубине двора была та самая нотариальная контора, которую мы так долго и безуспешно искали.

— Вот введет сейчас всех нас в наследство, — хохотнула с опаской тетя Адель.

— Да, смеешься, — тетя Тамара расстроилась. — Эмилю это счастье тоже не нужно. Ведь тогда квартиранты на законном основании будут требовать ремонта…

— О боже мой!

Адвокат закатился в контору, мы следом. Внутри она была такой же обшарпанной, как и снаружи: облупленная штукатурка, затоптанные грязью полы.

Обегав всех сотрудников — они, как птицы, сидели, нахохлившись, каждый за отдельным столом, — адвокат снова вывел нас во двор:

— Несите документы, сейчас же!

— А мы далеко живем и…

— Сейчас же! Я вас быстро введу в наследство. За срочность, конечно, отдельная плата. Купчая есть?

— А? — мы переглянулись. — Не знаем. Наверно, у Эмиля…

— А тогда придется доказывать свое право через суд. Я сейчас, — адвокат убежал в контору.

Мои тетки округлили глаза: судиться?.. О нет! Да в нашей семье никто никогда не судился! Еще в начале века в Кутаиси Эмиль Людвигович одолжил одному приятелю-князю одиннадцать тысяч золотом. Это было все, что он накопил к тому времени. Одолжил без расписки. Неудобно было брать ее у друга. Но вскоре предприятие князя лопнуло, и деньги эти пропали. Но разве судился с ним Эмиль Людвигович? Нет. Он просто стал ждать. Князь дал слово, что вернет деньги, и сам верил в это и, возможно, если бы не революция…

— А нельзя без суда? — повернулся к нам папа.

— Да, действительно!

Я поняла, что моим теткам нужно было оправдание, чтобы притормозить это дело, и они нашли его.

— Эрнест, надо это обдумать.

— И почему он так форсирует дело?

— Очень подозрительно.

— Да, да!

И, не сговариваясь, мы быстро пересекли двор, выскочили на улицу.

— Это ужасно, — громко и освобожденно рассмеялась, тетя Адель.

Никто не спросил ее, что ужасно и почему ужасно. — Быстро дошли до вокзальной площади, весело вспоминая, как забавно гримасничал адвокат. А как сели в свой трамвайчик и поехали, нас охватила такая радость, будто вырвались из тюрьмы, в которую чуть было не попали из-за своей глупости.

Когда радость несколько поутихла и испуг, охвативший нас во дворе нотариальной конторы, прошел, тетя Адель написала в Москву подробное, с большими отступлениями письмо, так, мол, и так, дорогая Нана, чуть было не попали под суд, но, к счастью, вовремя одумались. Много места в этом послании было уделено описанию мимики адвоката, а в конце тетя приписала о тесноте и о Леве, который постоянно нервничает, по, несмотря на это, учится, бедненький, на «отлично».

Через неделю пришла телеграмма: «Присылай Люсьену и Москву. Учебный год окончит здесь».

Это звучало как приказ. И тетя, безумно сожалея о своей откровенности, мгновенно подчинилась.

Люся радовалась — она никогда не бывала в Москве — и потому бегала, рассказывала всем, как она поедет туда и увидит в мавзолее Ленина.

Люся уезжает. Ее везет в своем служебном купе мать Нодара — проводница московского поезда. Нодари десять раз приходил — торопил Люсю, чтобы не опоздала. Он очень гордился, что его семья может сослужить службу нашей семье. И еще мне казалось: он немного грустил. Но, повторяю, может, это мне только так показалось.

Люся сияла, как именинница. Заметив мою печаль, попробовала утешить: