Алла Полянская - Право безумной ночи

• Название: Право безумной ночи
• Автор: Алла Полянская
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-74902-7

Ольга твердо решила свести счеты с жизнью. Все равно в ней нет никакого просвета: бесконечные проблемы дома и на работе, дети выросли, и она перестала быть им нужна, а самое главное — неожиданно настигшая ее несчастная любовь. Как она ни старалась, Виталий Марконов видел в ней всего лишь друга… От последнего шага вниз с моста ее удержал какой-то бородатый грубиян на внедорожнике. После этого Валера незаметно вошел в ее жизнь и легко справился со всеми проблемами. Вот только он не мог предвидеть, что в машину новой знакомой подбросят взрывчатку и погибнет главный бухгалтер фирмы, где она работала. А потом Ольгу еще раз попытались убить… Никто, кроме нее самой, не вправе определять, жить ей или умереть! Но как узнать, кто и почему на нее покушается? Она хотела разобраться во всем сама, как привыкла, однако у Валеры оказались на этот счет совсем другие планы…

---

— Да где же такого камикадзе взять…

— Похоже, негде, — бородатый вздыхает и кивает близнецам: — Едем, время дорого.

Кушетка, на которой я лежу, неудобная, а мне, как на грех, отчего-то очень хочется спать, и медсестра мешает мне думать, и мне надо в душ, иначе меня просто разорвет.

— Видала бестолочей — бросили меня здесь, а мне надо домой, в ванную…

— Лежи спокойно, в палате есть душ, привезут одежду — попробуем помыться. — Медсестра вздыхает. — Надо же, такие сыновья у тебя взрослые.

— Ага.

— Красивые парни. Тяжко с ними пришлось, без отца-то?

— А что, заметно, что без отца?

— Да не то чтоб заметно, но понятно. Ведь был бы у тебя хоть какой-никакой завалящий муж, разве б позволил он тебе довести болячку до такого состояния?

— Да мужья тоже разные бывают.

— Ну, такая, как ты, разного бы не потерпела. Так, сейчас щипать будет, терпи!

Колени словно огнем загорелись, и я зашипела.

— Ну а что ты хотела? Зато всякая зараза мигом умерла. Лежи, сейчас перестанет так щипать. Давай карточку заполним, потом анализы возьму. Попало из-за тебя мне сегодня от Семеныча — но и поделом, конечно…

— Это такой, с голосом, как из бочки?

— Да. Повезло тебе — если сам Семеныч будет оперировать, встанешь на ноги, тут уж гарантия. К нему ведь на операции в очередь за год записываются, отбою нет от больных. И то сказать — такой врач один, может быть, только и есть, руки золотые, волшебник. Конечно, он не всех оперирует, физически бы не смог всех, но экстренные случаи он берет сразу, если очень сложные, а у тебя как раз такой случай и есть, так что лежи спокойно, теперь ты в надежных руках. Семеныч работает без брака, это все знают.

— Он главврач?

— Нет, когда ему этим заниматься — с такой нагрузкой-то, страждущих полное отделение, и плановых, и ургентных, некогда ему. Еще и других обучает, к нему в интернатуру попасть чтоб, люди взятки предлагают, чтоб ты знала, да только он себе сам учеников выбирает. Он заведующий хирургическим отделением, и для пациентов лучшего врача не надо, но к персоналу совершенно безжалостен, как видишь. Сейчас надо тебя на каталку переместить, но сама-то не сможешь, а одна я тебя не перетащу, подождем твоих. Давай пока с карточкой управимся, пока суд да дело. Фамилия, имя, отчество, год рождения?

— Паспорт в сумке, возьми да перепиши.

Я не хочу разговаривать. Я думаю о том, что скажет Марконов, узнав, что я здесь. И что он скажет, если узнает, как я здесь оказалась. Ведь если бы я умерла, мне было бы все равно, что скажут друзья и знакомые, но теперь-то всяко нет.

— Мам, мы тут вот…

Денька берет меня за руку, я тяну его к себе, и он подставляет мне макушку для поцелуя.

— Давайте переместим ее на каталку, ребята, — надо в палату перевезти.

Они втроем поднимают меня с кушетки и кладут на каталку.

— Вот и ладно, — медсестра кивает. — Так, забираем бумаги, анализы я у тебя в палате возьму. Давайте-ка, ребята, перевезем ее в палату, там я ее переодену, а вы шмотки домой заберете.

— Мам, ты голодная? — Матвей обеспокоенно смотрит на меня. — Мы ничего не привезли, а ты…

— Ничего, сынка, я же обедала. Вы там супчик поешьте, я днем сварила.

— Перед тем как уйти с моста прыгать? — Матвей хмурится. — Вот в этом вся ты. Главное, чтоб мы были в шапочках и ели суп.

Я не могу сейчас с ним препираться. Я вообще не хочу ни с кем разговаривать. Мысль о том, что у меня не получилось то, что я задумывала — и не от того, что я струсила, а из-за какого-то кретина, который решил, что он Бэтмен, — злит меня невероятно.

— Мэтт, мы же договорились… — Денис толкает брата в бок. — Хватит.

— Да, договорились, — Матвей вздыхает. — Но старые привычки умирают трудно. Не побоюсь данного глагола в этом контексте. Мам, ты как?

— Ничего. Идите оба домой и…

— И поешьте супа, ага. Если поедим, тебя это обрадует?

— Успокоит — уж всяко.

Меня ввозят в палату, мальчишки резво застилают кровать принесенным постельным бельем и сгружают меня с каталки.

— Уходите отсюда все! — Медсестре, видимо, надоела наша перепалка. — Завтра придете. Вези их домой, Валера. Каталку-то в приемный покой отвезите, чтобы мне не ходить сто раз. Забирай пацанов, нечего им тут.

— Да уж не брошу, — бородатый вздохнул. — Все, свидание закончено, надели шапочки — и в машину, дома вас ждет суп!

Матвей погладил меня по щеке, Денька чмокнул в нос, и они исчезли, бородатый тоже был таков, его шаги и громыхание неуклюжей каталки затихают в коридоре, а я просто не знаю, что и думать. Я давно уже не помню такого, чтоб мои дети, будучи вместе, выказывали ко мне хоть какую-то нежность или вообще добрые чувства.

— Хорошие парни, — медсестра вздохнула. — Давай-ка, Оля, попробуем раздеться — примешь душ, и в постель. Поставлю тебе капельницу и катетер, попробуем немного уменьшить отек.

— Я сама.

— Сама ты сейчас даже на толчок не сходишь. Меня Вика зовут, завтра придет смена — тут Людка будет. Так ты что же, с моста хотела прыгнуть?

— Я не готова это ни с кем обсуждать.

— Ишь ты… Ну, как знаешь, а только выговориться иногда надо, если в себе все держать, до инфаркта — один шаг, это я тебе как медик говорю. Чаще всего инфарктники — именно такие вот стойкие оловянные солдатики, как ты. Это хорошо еще, что Валера тебя успел ухватить да сюда привез, а то осиротели бы пацаны.

— Они уже большие, я им не нужна.

— Дура ты. Подожди, не дергайся, я сама стяну с тебя юбку, тебе сейчас не надо двигаться. Так вот я тебе говорю — дура ты, как есть, дура! Сколько им, по двадцать лет? Да за ними еще глаз да глаз нужен, и на ноги ставить их еще несколько лет. Пацаны — они такие, чуть мать отвернулась, так и вляпались в дерьмо. Им опора нужна, ну а что языкастые — это ничего, дело поправимое, со временем пройдет. Давай-ка, опирайся на меня — дойдешь ли?

— Дойду…

Боль, задавленная препаратами, объявила сиесту. Я смогла вымыться, даже волосы помыла — и почувствовала себя человеком, облачившись в любимую рубашку и мягкий халат. Поесть бы чего…

— Вот, видишь — сразу дело веселее! А не выхвати тебя Валера, болталась бы сейчас на дне реки, рыбам на радость, водяному на потеху.

Похоже, бородача здесь знают все, и накоротке. Но я специально не стану спрашивать о нем, принципиально. Мне до него нет дела.

— Есть тебе не надо, завтра утром операция. Давай, возьму у тебя кровь на анализ.

— Я вот думаю — может, операция — это как-то чересчур?

— Всяко лучше, чем с моста вниз головой. Что ты теряешь?

— Я ведь могу и выжить.

— Тьфу на тебя, дура! Уж прости за прямоту, но когда баба твоих лет решает прыгнуть с моста, это надо лечить медикаментозно. Что, несчастная любовь накрыла?

— Я не буду это обсуждать.

— Да уж понятно, куда мне… Давай, работай кулачком, надо кровь взять.

Она меня утомила своей возней. Ее слишком много — вообще вокруг меня вдруг стало как-то слишком много людей, и их злокачественный интерес к моей персоне меня угнетает.

— Выживешь, Семеныч сделает операцию, и будешь как новая, и мысли дурные уйдут. Ведь забыла уже, поди, как жить, когда ничего не болит?

Пожалуй что и забыла. Я пытаюсь вспомнить, когда спина начала болеть совсем уж невыносимо… нет, она и раньше давала о себе знать, близнецы еще маленькие были, и я тогда сильно испугалась — работаю-то я одна, на что жить? Походила на иглоукалывание, попила лекарств, и боль ушла — так, иногда простреливало поясницу, но уколы глушили боль, и лежать было некогда. А полгода назад боль вернулась — но не прострелом, а расплавленной лавой, которую гасили только очень сильные лекарства, и с каждым разом их требовалось все больше, и перерыв между ними становился все меньше. А потом появился Марконов…

Я не знаю, когда поняла, что люблю его. Может, сразу, как только увидела. Он приехал к нам на фирму, привез документы, и шеф вызвал меня, чтобы я все свела в единую систему и просчитала, а Марконов сидел у шефа в кабинете — такой немного скучающий, немолодой, с коротко стриженными русыми волосами, и его глубоко посаженные голубые глаза смотрели немного иронично — он скучал, потому что знал, какие выводы я сделаю. И я, мельком взглянув на него, забрала документы и ушла к себе, и цифры принялись за свое, а я загнала их в стойло, и построила в таблицы, и оказалось, что не зря Марконов был так спокоен, никакого подвоха эти цифры не таили. И… не знаю. Мне хотелось, чтобы он приехал еще, и я сама не понимала, и до сих пор не понимаю, что я в нем нашла — но какая-то искра между нами тогда все же проскочила, потому что он приехал, чтобы позвать меня пообедать. И я чувствовала себя по-дурацки в дорогом ресторане, где Марконова все знали, где сидели шикарно одетые дамы в бриллиантах, а Марконов в джинсах, и я в своем сером костюме… в общем, как-то так. Не знаю я, как мне это все вынести. И не хочу знать, а значит, надо уходить прямо сейчас.