В. Галечьян - Четвертый Рим

• Название: Четвертый Рим
• Автор: В. Галечьян
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Увлекательный роман, события которого происходят в России начала XXI века, предостерегает от будущего, напоминающего последние дни римской империи, погрязшей в насилии, оргиях и мистериях. Герои повествования проходят через многие испытания, их соблазняют и пытают. Они вынуждены менять облик, скрываться, отстаивать свою жизнь и любовь с оружием в руках.

---

Отец Климент склонился над Ваном, тепло проповедуя ему: — Делай ты что-нибудь или занимайся недеянием, Небу наплевать, и в этом оно может служить примером. Нужно сделать свое сердце предельно беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда все вещи будут изменяться сами собой, и останется лишь созерцать их возвращение к своему началу. Возвращение к началу принесет покой, а покой возвратит к сущности. Возвращение к сущности принесет постоянство. Знание постоянства дает достижение ясности, а незнание постоянства приводит к беспорядку и в результате к злу. Знающий постоянство становится совершенным; тот, кто достиг совершенства, становится справедливым; тот, кто обрел справедливость, становится мудрым. Тот, кто становится мудрым, следует небу. Тот, кто следует небу, следует дао. Тот, кто следует дао, вечен и до конца жизни не будет подвергаться опасности. Так ты спасешь себя.

— Я верю тебе, возьми! — протянул Ван «жемчужину» отцу Клименту.

К беседующим подошел бурят в потерявшем цвет стеганом халате на ватной подкладке, в сапогах, сильно смахивающих на валенки с галошами, и меховой шапке с коническим верхом. Он крутил ручную молитвенную мельницу в виде бочонка размером с колесо детской коляски. Буддист непрестанно гнусавил, безуспешно побуждая христиан к молитве Просветленному, и столь же неприятно, в такт его шагам позвякивали колокольчики, подвязанные на бочонке. Проходя мимо отца Климента и китайца, буддист перешел на родной русский:

Будду спросили:
«Мир вечен или невечен,
конечен или бесконечен?»
Будда ответил:
«Вопрошающий
вечен и бесконечен,
а должен стать
невечен и конечен».
Уста Макхалли
коварно шептали:
«Нет действия,
нет деяния,
нет воли».

Наклонившись над китайцем, буддист ущипнул его за волосы на груди.

— Как из всех тканых одежд волосяная самая худшая, так из всех учений учение Макхалли есть наихудшее, — объявил он Вану и проследовал дальше.

— У меня тоже припасена для тебя загадка, — улыбнулся отец Климент Вану.

— Спрашивай, учитель, — запахиваясь в тулуп почтительно ответил китаец.

— Объясни мне смысл изречения: «Пустота в ущелье не умирает, и это считается источником рождения всего сущего».

— Ущелье, будучи пустым, имеет форму, в то время как пустота в ущелье не имеет формы, — радостно выпалил Ван.

— Вернись в Лао Цзы, — раздраженно оборвал китайца Климент.

Вначале Ван весь как-то съежился, словно попытался исчезнуть, но тут же стал расти прямо на глазах. Его очи загорелись, на устах появилась хитрая улыбка, и он одобрительно хлопнул отца Климента по плечу.

— Сегодня я первый и единственный раз в земной истории продемонстрировал коридор между Вселенной и вневселенским бытием, а ты не узрел его.

Тут Ван оглушительно захохотал, а отец Климент очень серьезно продолжал пытать его о вневселенском коридоре и его обитателе. Почерневший от напряжения Ван лишь тяжело глотал воздух, тщетно пытаясь прорезать воображением космическую пустоту, пока изо рта его не пошла пена, а сам он не забился в конвульсиях на полу. Отец Климент бросился к китайцу, но тут грянул хор. Христиане обратились к Всевышнему с псалмом.

Боже! будь милостив к нам и благослови
нас; освети нас лицем Твоим.
Дабы познали на земле путь Твой,
во всех народах спасение Твое…

На восточной стене, под самым потолком церкви вдруг появилось светлое пятно, размером с ладонь. Первым его заметил бурят и, восторженно превознося Будду, принялся отбивать поклоны. Пораженные его поведением, поющие невольно подняли головы и, заметив чудесное явление, запели громче. Внезапно вся церквушка озарилась светом и православные бросились на колени, восхваляя Иисуса. Не обращая внимания на христиан, бурят продолжал отбивать поклоны, клянясь, что не остановится, пока не узрит Будду. И словно отвечая его мольбам, на восточной стене на месте светлого пятна появилась тень, напоминающая человеческую. Бурят сразу признал в ней Просветленного, его черные волосы, желтовато-красные тело и платье.

Китайцу Вану привидился на стене он сам. Оседлав черного быка, он следил за безостановочным движением реки. Восхищенный небывалой картиной, Ван поднялся с пола и потянулся к изображению. Отец Климент слегка осадил не в меру самовлюбленного китайца. Священник испытывал даже большее возбуждение, чем другие, но его мистерия только начиналась.

Лица прихожан сияли от возбуждения и счастья. Отовсюду неслись ликующие голоса, слезы очищения омывали, казалось, не только лица, но и души. Запеваемые один за другим псалмы накатывались, как ласковые волны теплых морей.

Двери церквушки раскрылись, и другие ее постоянные обитатели — бомжи, выставляемые на время эзотерических служений, привлеченные звуками музыки, неумело крестясь и испуганно озираясь, робко стали втягиваться внутрь. Их не останавливали. Наоборот, люди рвались друг к другу, ища с кем бы поделиться благой вестью. Непонятно было, продолжал ли кто-либо еще петь или нет, но музыка росла и ширилась, захватывая мир.

— Когда ясновидец видит золотоцветного создателя, он достигает высочайшего соединения, — ликовал бурят.

Даже в ушах отца Климента отчего-то зазвучала музыка. Неожиданно для самого себя, невозмутимый священник, не сходя с места, упал на колени и горячо зашептал:

Вещь
в неведомых мирах
возникшая
вечная
всегда
везде пребывающая
всюду действующая
вне всяких
пределов
преград
вновь возвращаясь
яви себя.

Внезапно все стихло. Свет ушел. Зато вспыхнул угасший было костер. Отец Климент поднял взгляд на восточную стену, но она вновь была чужой и безмолвной. Священник опустил голову, как бы вслушиваясь.

Окружающий мир воздействует на человека бесконечно, а его любовь и ненависть не имеют предела, и люди истощают себя в желаниях. Когда же любовь и ненависть сдерживаются сердцем, в душе рождаются звуки. Так было с отцом Климентом сегодня, и вот сейчас он думал о музыке.

В справедливом обществе музыкальные звуки мирные и тем самым доставляют людям радость, в неупорядоченном обществе музыкальные звуки злобны и тем вызывают гнев людей, в гибнущем государстве музыкальные звуки печальны и тем вызывают тоску. Сколько он помнил народные песни России, мало было в них радости, но и злобой они не дышали. Оттого ли, что государственность Российская веками не могла установиться, по другим ли причинам, — задумываться об этом, с одной стороны, было недосуг, да и далеки были от него сейчас эти проблемы, а с другой стороны, уйти от них было невозможно потому, что иначе не завершить было ему свой многолетний подвиг познания мира.

Предвечный недвусмысленно показал, что рассматривает встречу с ним как музыкальную партию, и, значит, ответить можно было только на заданном языке. Ибо, — как он понял сейчас, — музыка истинного пути не слухом или зрением воспринимается, то есть это не светомузыка, и вообще не музыка в традиционном понимании, а особая форма энергии без использования каких-либо вспомогательных средств, включая органы чувств. Композитор здесь — не профессионал, постигающий тайны нот и струн, а искусный чтец человеческой души.

Когда не проявляют удовольствия, гнева, печали и радости, это называется состоянием середины. Когда их проявляют в надлежащей степени, это состояние гармонии. Середину считают наиважнейшей основой действия людей на Земле; гармония — это путь, которым должна следовать Вселенная. В ритмах музыки закодирована жизненная энергия великого начала. Когда удастся достигнуть состояния середины и гармонии, в природе установится порядок, все сущее расцветет и зазвучит Высшая музыка. Эта Высшая музыка конечно же служит основой и обычной музыки, но не многим дано услышать ее.

Вот только композитору желательно творить, когда в государстве царит спокойствие, все вещи пребывают в безмятежном состоянии, народ следует за тем, кто стоит над ним. А он должен принимать за образец смех утопающего, пение приговоренного к смерти, танцы умалишенных, чтобы рассказать о том, как государь и подданные путают свои места, отцы и сыновья покидают родной край, мужья и жены разлучаются, народ приходит в отчаяние. Но такое ему выпало время.

— …Это предание себя на потворство страстям… самоистязанию… неблагородно, бесцельно. Совершенный нашел средний путь, который открывает глаза и разум, ведет к успокоению, познанию, просветлению, нирване. Это кругом все правое, — тут бурят поднял вверх правую руку, зачем-то ее внимательно осмотрел и продолжил: — Вера, решимость, слово, дело, жизнь, мысль, самопогружение.