В. Галечьян - Четвертый Рим

• Название: Четвертый Рим
• Автор: В. Галечьян
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Увлекательный роман, события которого происходят в России начала XXI века, предостерегает от будущего, напоминающего последние дни римской империи, погрязшей в насилии, оргиях и мистериях. Герои повествования проходят через многие испытания, их соблазняют и пытают. Они вынуждены менять облик, скрываться, отстаивать свою жизнь и любовь с оружием в руках.

---

Несмотря на неблагоприятные условия, как только из динамиков раздавались первые монотонные слова электронного диктора, прозванного студентами Цицероном, слушатели раньше или позже начинали клевать носом в зависимости не от темы занятий, а исключительно от времени года и атмосферных характеристик. Кроме всего прочего, голос заикался, что скорее всего было связано с давно вышедшими сроками пользования магнитофонной кассетой, заменить которую было абсолютно нечем.

Каждое место в аудитории было подключено к электроэнцефалографу, регистрирующему биотоки студиусов. Стоило кривой альфаритма зарегистрировать задремавшего, как незамедлительно в заду несчастного происходил мощный электрический разряд. Временами вопли жертв просвещения полностью заглушали монотонное бормотание магнитофонного лектора, стелящееся над морем сонно покачивающихся голов.

Так и не успев прийти ни к какому выводу относительно Никодима, Луций продемонстрировал свой зрачок фиксирующему по сетчатке глаза посещаемость электронному сторожу и проскользнул на свободное место. Магнитофон уже вовсю бубнил об античной теории стиля.

Всякая речь бывает двух родов: одна ориентируется на слушателей, когда говорящий ставит себе задачу убедить, другая находится в зависимости от предмета, относительно которого говорящий что-либо разъясняет. В речи, имеющеей в виду слушателей, различается речь поэтическая и ораторская. Перед говорящим стоит задача выбирать более торжественные слова, а не общеупотребительные и вульгарные, и гармонично соединять их одно с другим, так чтобы этими приемами и другими, связанными с ними, — как, например, ясностью, прелестью речи и другими качествами ее, а также уместным многословием и краткостью, — услаждать и поражать слушателя и, подчинив его себе силой убеждения, иметь в своей власти. В речи же, в которой интерес сосредоточен на предмете, оратор прежде всего будет заботиться о том, чтобы опровергнуть ложь и доказать истину.

«Ни одно пари, — подумал Луций, а их на его памяти заключались сотни, — не кончалось успешно для того, кто тщился прослушать лекцию по римской риторике без электрического подбадривания. Усыпляющее действие предмета было так велико, что даже случайно приведенный в аудиторию дворовый кот Тиберий заснул, будто сраженный наповал. А ведь коту было легче. Он ориентировался только на интонацию, не задумываясь о смысле».

Достоинства прозаического и поэтического языка одни и те же и отличаются между собой только большей или меньшей степенью. Поэтический язык есть метрическая или ритмическая речь, путем украшения избегающая прозаичности. Складному и отделанному слогу наиболее приличествует изящ-плав-внушитель-ность в со-глас-ответств-ии с предметом обсуждения.

Об этом многое знал известный вам понаслышке Люций Анней Сенека — автор и персонаж единственной сохранившейся в латинской литературе претексты «Октавия». Претекста — трагедия, названная так по тоге с красной каймой, которую носили римские магистраты. Октавия — племянница, далее жена императора Нерона. Семейные истории римских принцепсов вызывали интерес общества из-за скандальности и влияния на судьбы государства.

Клавдий Друз Цезарь казнил смертию Мессалину, родившую ему Британика и Октавия, ибо сошлась она с Силием, а после взял в жены Агриппину, дочь брата своего Германика, вдову Гнея Домиция Агенобарба Нерона (семейный аспект), и сыну Агриппины Нерону отдал в супружество дочь свою Октавию (государственный аспект). После того как Клавдий, затем Британик были погублены отравою (государственный аспект), Агриппина, мать Нерона, заколота по указанию кесаря (семейный аспект), Нерон дает развод Октавии, которую ненавидит, и женится на Поппее Сабине (семейный аспект). Смятение и бунт народа, вызванные упомянутым разводом, Нерон подавляет многими казнями, а сосланную Октавию велит убить (государственный аспект).

«Пять смертей только при переходе правления от блаженного убийцы к убийце сладострастному, — посчитал Луций, — и все ради того, чтобы навесить на себя 1808 лавровых венков». Ему вспомнилась притча о спасителе с мечом.

У спасителя распадающегося общества меч может быть или обнажен, или скрыт в ножнах, но истина состоит в том, что, однажды изведав кровь, меч уже надолго не остается без дела. Пусть вожди льют слезы, подобно Цезарю, проявляют милосердие к врагам, распускают армии, как Август, клянутся в непролитии безвинной крови, однако меч от своего не отступит и неотвратимо погубит неправедный режим державы.

«Итак, можно ли на примере римских вождей выращивать героев, способных ответить на угрозы, вставшие перед обществом, и возродить его — так ставит вопрос перед историей наш лицей», — внезапно сформулировал все время ускользавшую от него мысль Луций.

Переходя к качествам речи, магнитофон отметил, что достоинств речи пять: чистота, ясность, краткость, уместность, красота. За этим стоит как первое из добавочных достоинств — наглядность.

Следует усвоить себе красоты слова, действующие на слух, и ярко звучащие буквы, выбирая их по ка-коли-честву. Красота слов состоит в особенной отделке самой речи, мыслей, в достоинствах самих предметов.

Так кто же приводит людей в трепет? С кого они в оцепенении не сводят глаз, когда он говорит? Кто вызывает у них возгласы восторга? Кого они, так сказать, считают богом среди людей? Тех, кто говорит строй-определен-про-стран-но, яркими слова-образа-ми, как бы вводя в самую речь некий стихотворный размер, одним словом, красиво, как Сенека:

Меж царств границы пролегли, и новые
Воздвиглись города, и стали с копьями
Чужое грабить или защищать свое.
Бежала, нравами гнушаясь дикими
Людей с руками, кровью обагренными,
С земли Астрея, звезд краса бессмертная.
Воинственность росла и жажда золота
По всей земле, и зло возникло худшее:
Страсть к наслажденью, вкрадчивая пагуба,
Что крепнет, в заблужденьях силу черпая.
В пороках многих, издавно копившихся,
Мы тонем, и жестокий век нас всех гнетет,
Когда злодейство и нечестье царствуют
И всеми похоть властвует постыдная
И к наслажденьям страсть рукою алчною
Гребет богатства, чтоб пустить их по ветру.

3. ЗАЛЕТНЫЕ

После занятий Луций вернулся к себе в расположенную на самом верху пятиэтажного здания мансарду с громадным окном, выходящим прямо на Кутузовский проспект, и уселся на подоконник. Справа от него, внизу, возвышались руины Триумфальной Арки, разрушенной танками хана Шамира, прямо под окнами банда таксистов лениво переругивалась в ожидании не появляющихся клиентов. Поток машин был вял и редок, поскольку нефтяная блокада Тюменской республики так и не была прорвана. На уцелевшей колонне бился на ветру золотой с черным монархический флаг. Двуглавый орел клевал воздух согласно порывам ветра. С противоположной стороны доносились гнусавые песнопения. Это бритоголовые кришнаиты пытались привлечь случайных прохожих.

Зазвенел железный будильник, который Луций выменял на раритет — карту СССР в границах 1985 года. Перед тем как отдать карту, они с братом долго с удивлением рассматривали изображение гигантской страны, равной которой по величине и мощи не было в истории. Что ж, семь часов, время встречать брата. Луций снял голубой нейлоновый комбинезон и надел дырявый синий халат. В карман он положил молоток на длинной ручке и острую отвертку с заточенным как бритва лезвием. Юноша вышел на проспект, поглядел вправо и влево и быстро зашагал к метро. Мальчик уже ждал его.

Метро оставалось одним из немногих общественных мест в городе, где в самом деле было безопасно. По распоряжению императора в каждом вагоне находились двое полицейских с собаками. Двенадцатилетний Василий был в белых куртке и джинсах, хотя Луций каждый раз просил его одеваться не броско. Обняв брата за плечи, Луций почти довел его до перехода, когда снизу из подземелья вынырнули двое «залетных», как их называли в городе, и плечом к плечу встали перед ним.

— Земляк, дай прикурить, — обратился один из них к Луцию, и его широкое, с медным загаром лицо расплылось в откровенной ухмылке. Юноша знал, если объявились двое залетных, то рядом обязательно обнаружатся еще четверо или больше, но также знал, что залетные свое здоровье очень берегут, поэтому он просто сунул руку в карман и вытащил заточку. Блестящий луч протянулся от руки Луция к лицу здоровяка, и тот сразу отпрянул.

— А то продай мальчишку, — сказал сипло второй громила и сунул руку в карман, — зелененькими заплатим.

— Бежим! — шепнул Луций брату, и они, выскочив обратно на тротуар, опрометью бросились поверх ограждения на проезжую часть, которая к счастью была абсолютно пуста. Как Луций и ожидал, залетные за ними не побежали. Просто к тем двум, которые лениво поднялись по ступеням и, стоя у перил, провожали взглядом убегающих, присоединилось еще несколько человек. Все они, казалось, чего-то ждали.