В. Галечьян - Четвертый Рим

• Название: Четвертый Рим
• Автор: В. Галечьян
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Увлекательный роман, события которого происходят в России начала XXI века, предостерегает от будущего, напоминающего последние дни римской империи, погрязшей в насилии, оргиях и мистериях. Герои повествования проходят через многие испытания, их соблазняют и пытают. Они вынуждены менять облик, скрываться, отстаивать свою жизнь и любовь с оружием в руках.

---

— Ты без меня в Санкт-Петербург не доедешь, — просто ответил Никодим. — Попробуй, и твой брат останется круглым сиротой. Придется мне его взять под опеку. Более того, ты и до вокзала не доедешь. Ты надеешься на метро. Так вот, Комсомольская площадь так и не восстановлена. Тебе придется идти два квартала пешком. Или ты возьмешь такси? Видишь, тебе самому смешно. Но если у тебя будет предписание, мы застрахуемся со всех сторон. Потому что преступные структуры я возьму на себя. А ментовские — ты. Пошло?!

— Я подумаю до завтра, — сказал Луций. — А пока — уходи!

Внезапно вошедший человек был невысок и полон, что само по себе говорило об определенном социальном статусе в обнищавшем за темные времена городе. Мягкий свитер облегал его круглые плечи и грудь. Новые джинсы топорщились на толстых бедрах.

— Вадим Александрович! — одновременно воскликнули Никодим и Луций. — Вы ли это?

— Я, я, собственной персоной, — кивнул пришедший, скидывая с кресла зазевавшегося мальчишку и располагаясь поплотнее, так что заскрипели ореховые ножки и спинка. — Засиделся я дома, никто к старику в гости не ходит. Милена моя и та ворчит: хоть бы ты, старый пень, прошелся куда-ни-будь, а то вечно на тебя натыкаюсь; я и пошел. Правда тебя вот не чаял увидеть, — обратился он к Никодиму. — Смел ты, однако, сынок.

— Может, чаю, — несмело заикнулся Луций. Толстяк только рассмеялся и лениво потянулся к большой черной сумке с фирменными лейблами на ней. Пока он ее расстегивал, Никодим, с жесткого лица которого сошло выражение превосходства, подошел к столу и внимательно рассматривал добротные кожаные ботинки Вадима Александровича.

— Я то смел, а вы смелее, — сказал он, глядя прямо в глаза своему собеседнику, — эвон ботиночки вовсе сухие, а ведь какой дождь идет.

— Неужели на такси? — ахнул Луций. Его брат обежал кресло и с собачьим выражением восторга уставился в спокойное лицо посетителя. Тот наконец справился с молнией на сумке и стал вытаскивать из нее предметы до такой степени разнородные, будто они принадлежали совсем разным людям. Сначала он с осторожностью положил на край стола большой револьвер с глушителем, затем браунинг, после нечто странное по форме, тоже напоминающее револьвер с двумя проволочками на конце вместо дула, еще газовый баллончик и бамбуковые нунчаки. Видимо на этом арсенал исчерпывался, потому что на нунчаки легла голубая плитка давно никем из присутствующих не виданного шоколада, сверху пышный батон и круг колбасы.

— Этот таксист вообще дурак, — сообщил Вадим Александрович, беря в руки большой револьвер и нежно его поглаживая. — Вот я позавчера только питон купил, слона валит на колени, самовзвод, и чуть болвану голову не запломбировал свинцом. Хорошо у него ума хватило сдаться. Так и сидит в машине с поднятыми руками… парализованный.

— Чем же он за руль держался, — усмехнулся Никодим, — пока вы сюда ехали?

— Я его привез, — важно сказал толстяк и полез в карман за платком утираться. — Ну и жара у тебя, братец, чувствуется, что школа живет не по нормативам.

— Тепла навалом, а вот с едой, — покрутил носом Луций, — стипендии хватает только на хлеб с сыром, — и он бросил красноречиво укоризненный взгляд на Никодима.

— И что, обратно тоже на нем собираетесь? — спросил безобразник Никодим, но Вадим Александрович только покачал головой:

— Вам бы только зубоскалить. Другой-то жизни и не знаете. Поди вам и в голову не приходит, что первоначальной функцией таксистов было доставлять людей куда они прикажут, а не увозить в неизвестном направлении. И тротуары были созданы, чтобы по ним гуляли люди, а не прятались от полицейских разъездов. Да что вам объяснять, вы же родились уже во время потопа. Лекции мои конечно не слушали, книг не читали.

— Мы знаем, что не всегда так было, — хмуро отозвался Луций, — но что было на месте великого царства из двух городов да одного водохранилища, и то сухого, представляем в самых общих чертах.

— Ну ладно, давайте чайку похлебаем, и я расскажу легенду о распаде великого царства… Вы прекрасно знаете, что империя эта называлась Союз Советских Социалистических Республик и была она самой большой и богатой на свете. Всего в этом государстве хватало с излишком. И все рассортировано. Скажем, в булочной стенки ломились от разных булок и хлебов, в молочных стояли рядами бутылки с молоком, в электротоварах можно было купить за рубли светильник или холодильник. Вот так процветало это замечательное государство, пока в нем не завелся один недостаток. Недостаток в идее. Старая большевистская идея усохла до того, что ее уже никак нельзя было продавать или даже даром давать с другим более ходким товаром в нагрузку. И у банды, которая этой великой страной потомственно правила уже несколько десятков лет, родилось сомнение, удастся ли им и дальше держать власть в руках, не имея за душой новых идей. Тогда они, те, кто стояли у власти, подумали и размежевались. Самые перспективные и мыслящие сделали вид, что они против остальных, традиционно держащих власть, на тот случай, если власть у них из рук выпадет и надо будет ее подобрать. Но они не учли, что империи умирают, как люди, и этой приспичило по возрасту, и никакие самые смелые лекарства…

— Поздно уже, — прервал его Никодим и, усмехнувшись, показал на мальчика, который не отрываясь смотрел на колбасу, — может не будем пацана травить байками?

Когда Луций вышел вместе с чайником, Вадим Александрович несмотря на полноту живо вскочил с места и отозвал Никодима к окошку, так чтобы Василий не слышал:

— Ты, болван, засветился, — сказал он грубым шепотом, — хорошо, что концы ко мне идут, а то уже перешел бы на казенные хлеба.

— Кто? — спросил Никодим.

— Не твоя забота, — отмахнулся толстяк, — сами справимся. Только ты в лицей больше не ходи. На тебя здесь уже сторожевик гуляет. Все, что на столе, возьми, — мотнул он головой в сторону оружия, — завтра выправим тебе разрешение и все документы для поездки. Остерегись, не своей головой рискуешь.

— Я сыск уважаю, — шепотком отвечал Никодим, — старая школа российских сыскарей работает получше нашей контрразведки, только в лицее я вполне затерян среди студиусов, да и директор ориентируется на крепкую руку…

Однако, встретив свирепый взгляд Вадима Александровича, речь свою прервал и осторожно загрузил оружие в карманы пиджака.

— Я исчезаю, — торопливым шепотом приказал толстяк, — а ты чай попей, да и топай отсюда. Я тебя по хазовкам ловить более не собираюсь. Утром ко мне за билетом и марш-марш в Петербург. Имей в виду, это тебе не Москва «старушка-простушка», там без выправленного документа и часу не продержишься, и на улицу носа не сунешь, и в номера ни въедешь. Нищенский хомут сбрось! — строго показал он на заношенный пиджачок. — Обрядись в первоклассное английское платье, для поездки всего получишь с лихвой.

— Мне прикрытие нужно, — сказал Никодим, тряся головой от полученной взбучки. — Я хотел с собой братьев взять, они в наших делах ни уха, ни рыла, и захотят, так не сдадут. Крючок для старшего есть, не сорвется. Я бы сам рожу из гостиницы и вовсе не высвечивал. Эти двое ни в какой картотеке ни значатся. Зуб даю на отсечение.

— Смотри, — равнодушно пожал плечами толстяк, — ответ твой. Не жопой, головой ответишь в случае неудачи.

Когда Луций вернулся с подносом, на котором дымились стаканы с крепким чаем, ни Никодима, ни бывшего школьного учителя истории уже не было. В углу спал младший братишка с недокусанным шматом колбасы в руке, а на столе, придавленная нунчаками, белела записка.

«По прочтении сожги, дубина», — ознакомился юноша и заскрипел от злости зубами.

4. ВЫБОР СЛОВ

Не успев прийти ни к какому выводу относительно Никодима, Луций зашел в аудиторию и, подняв руку в знак приветствия, осторожно прошел на свое место. Магнитофон все также бесстрастно препарировал качества речи.

Всякое суровое, стремительное вновь создан-необыч-ное тотчас придуманное слово в гневе, нападках делают речь правдивой и как бы воодушевленной. Там, где мы высказываем другое какое-нибудь душевное переживание, применять те же самые средства конечно нецелесообразно. В патетических частях речи, при душевных страданиях, когда оратор хочет вызвать сострадание, более нужны чи-про-стота, сладос-прия-тность.

Мощность речи есть не что иное, как знать и уметь должным образом и вовремя пользоваться всеми вышеназванными видами речей и им противоположными, а кроме того еще и всем остальным, что приводит к созданию тела речи. Мощности особенно близка сжатость.

Недостатки речи: сбивчи-ребячли-вость, напыщенность и ложный пафос. Сбивчивость возникает, когда не привлекая средств, создающих точность, перегружают речь, делая ее пространной. Если напыщенная речь в стремлении превзойти возвышенную надута, неискренна, противоположна желанному, то ребячливая в стремлении к необычай-привлекатель-изыскан-ному низмен-мелоч на, с-хо-ластичдуль-на.