Николай Борисов - Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья

• Название: Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья
• Автор: Николай Борисов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03389-4

В истории России дороги всегда были чем-то большим, нежели простая линия между двумя пунктами на карте. А потому и бездорожье — одна из двух главных бед нашей действительности — воспринималось и воспринимается особенно болезненно. («В России нет дорог — только направления», — острили по этому поводу иностранцы.) Вся наша история — это история бесконечных передвижений по громадным пространствам Евразии — порой вынужденных, порой добровольных, — и не столь важно, путешествуем ли мы по бездорожью жизни или по гладкому асфальту шоссе. «Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья» (а какая эпоха в России может быть названа иначе?) — это, по сути, книга о познании нами собственной страны и собственной истории — ибо иного способа познать страну, кроме как вдоволь поездить по ней, не существует. И не случайно книгу эту написал историк — один из лучших специалистов по истории средневековой Руси, автор многих книг, человек, вдоль и поперек исколесивший Россию. Две эпохи, выбранные им в рамках книги, — эпоха Николая I, когда зародился и расцвел жанр «дорожной» прозы, и наше время, — во многом схожи. Духовное «бездорожье», утрата ценностных ориентиров одинаково характерны и для второй четверти XIX века, и для наших дней. А потому и тогда, и сейчас, путешествуя — в кибитке ли, в тарантасе или за рулем собственного автомобиля, — мы пытаемся отыскать ту единственную дорогу, на которую когда-то звал русского человека Гоголь, заклинавший его «проехаться по России». А о том, как «ехалось» и ездится по вечным ухабам русских дорог, что сопровождало и сопровождает путешественника во все времена, без чего он не может обойтись, а что проклинал и проклинает по сей день, — и рассказывается в книге.

---

Одна из почти исчезнувших впадин на теле Москвы — ростокинская пойма.

Ростокино

Ростокино — название одного из микрорайонов на северо-востоке Москвы. Оно происходит от старинного села, которое, в свою очередь, обязано этим текучим названием реке Яузе, широко растекавшейся весной по окрестным низинам.

Сегодня Ростокино не примечательно ничем особенным, кроме разве что гигантского торгового центра «Золотой Вавилон». Но вавилонскими магазинами сегодня уже никого не удивишь…

И только прикосновение истории возвышает эту заурядную местность. Оказывается, что здесь когда-то происходили важные события и жили люди, достойные памяти потомков.

Первые известия о существовании Ростокина относятся ко временам московского князя Василия Темного (1425—1462). Владельцем села был тогда воевода Михаил Борисович Плещеев. Его отваге и находчивости Василий обязан был своим возвращением на московский престол в феврале 1447 года. С небольшим отрядом Плещеев хитростью проник в захваченную сторонниками удельного князя Дмитрия Шемяки Москву и привел город к покорности законному государю.

Плещеевы — старинный московский род. Его представители отличались воинским искусством и благочестием. Один из них — святитель Алексий, митрополит Киевский и всея Руси, был одним из отцов-основателей Московского государства.

Бояре Плещеевы часто делали вклады в монастыри и в конце жизни принимали иноческий постриг. Их любимой обителью был монастырь преподобного Сергия. Около 1447 года М. Б. Плещеев дал село Ростокино Троице-Сергиеву монастырю в качестве «вклада по душе» своей рано умершей жены Соломониды. А лет двадцать спустя он и сам постригся у Троицы под именем старца Мисаила (124, 30).

Власти Троицкого монастыря были довольны приобретением Ростокина и выстроили здесь деревянную церковь во имя преподобного Сергия Радонежского. Она существовала до конца XVIII столетия, когда за ветхостью была разобрана (170, 48).

Село стояло на Троицкой дороге. Протекавшая рядом Яуза давала возможности для различных хозяйственных начинаний. Монахи поставили в Ростокине мельницу и стали собирать мзду за перевоз путников через разливавшуюся по весне реку.

* * *

Старинное придорожное село, Ростокино видело многое и многих. Для путника, едущего с севера, отсюда начиналась «Большая Москва»: дорога уходила в сторону от Яузы и вытягивалась к центру города. Здесь путники отдыхали и готовились к въезду в столицу.

Осенью 1552 года в Ростокине москвичи встречали Ивана Грозного, возвращавшегося из победного Казанского похода. Это был один из самых радостных дней за всю историю Москвы. Долгожданное взятие Казани русские люди воспринимали не только как историческое возмездие за два века ордынского господства, но и как торжество христианства над мусульманством. Царя Ивана сравнивали с римским императором Константином Великим, победившим врагов «силою Честного Креста».

«Встретоша же его московстии людие на Всполье по Переславской дороге, многое множество безчислено людей вопияху глаголющее вси: радуйся православный царю наш, победителю врагом, новый Костянтин!» (137, 315).

Отсюда и до самого Кремля Иван ехал через живой коридор людей.

«Того же месяца прииде государь к царствующему своему граду Москве, и стречаху государя множество народа. И толико множество народа, — и поля не вмещаху их: от реки от Яузы и до посаду и по самой град по обе страны пути бесчислено народа, стари и унии, велиими гласы вопиющи; ничто же ино слышати, токмо: “Многа лета царю благочестивому, победителю варварьскому и избавителю христьяньскому!”» (138, 518).

* * *

Село Ростокино часто упоминается в путевых записках иностранных послов. В сентябре 1604 года здесь останавливался на ночлег перед торжественным въездом в Москву английский посол Томас Смит, прибывший в Россию морским путем через Архангельск. В рассказе об этом посольстве Ростокину посвящена краткая, но хвалебная запись. Из Троицы послы направились «на Братовщину и Ростокино, лежащее в пяти верстах от престольного города Москвы; здесь посол и прочая свита расположились на ночлег в домах, замечательно хорошо устроенных для такой небольшой деревни» (68, 194).

(Очевидно, в Ростокине помимо крестьянских изб существовал и обширный постоялый двор, предназначенный для приема путников.)

В августе 1606 года в Ростокине останавливалась на ночлег печальная процессия: сосланная в Ярославль вдова Лжедмитрия I Марина Мнишек со свитой, челядью и родней, под охраной трех сотен стрельцов. В дневнике путешествия появилась запись: «Ночевали мы в Ростокине над рекой Яузой, в миле от Москвы (они считают в миле 5 верст)» (53, 73).

Об особом, пограничном значении Ростокина свидетельствует и знаменитое монастырское предание о трех всадниках, трех бесплотных ангелах, посланных небесным покровителем монастыря преподобным Сергием в Москву во время осады Троицы польско-литовскими отрядами Сапеги и Лисовского в 1608—1610 годах. Изумленные поляки «видеша, яко выехавшим из монастыря трем старцом, под единем лошадь сера, а под другим ворона, и под третьим гнеда, и поехаша по Московской дороге мимо Сапегиных табар. Сапега же их повеле поимати. Многие же литовские люди, седша на лошади, начаша за ними гоняти и гоняху за ними до Яузы от Москвы за пять верст. Они же у них из очей не утекаху, а не могоша их догнати» (139, 95).

Осенью 1612 года в Ростокине располагались на ночлег Минин и Пожарский, приближавшиеся с ополчением из Троице-Сергиева монастыря к Москве. Возможно, сам троицкий архимандрит Дионисий посоветовал Пожарскому остановиться в монастырском селе, где ополченцев ожидал хороший прием.

«И пришед под Москву и сташа на Яузе за пять верст и послаша к Арбатцким воротам розъезжати, где бы стати… И нача туто на Яузе ночевати, а не пошел для того, что пришли поздно… На утрие же с реки Яузы поидоша под Москву» (139, 124).

Принадлежность села Троицкому монастырю способствовала зажиточности и благочестию крестьян. Известно, что они делали в обитель значительные вклады. В самом селе весело звонила колоколами деревянная церковь Воскресения Словущего (160, 665).

В то время как одни ростокинские крестьяне пели на клиросе и жертвовали на добрые дела, другие стояли на Троицкой дороге с кистенем, поджидая припозднившихся путников. В середине XVIII века здешние места пользовались дурной славой по причине частых разбоев и грабежей, вообще весьма распространенных на Троицкой дороге (170, 48).

* * *

Другие времена — другие воспоминания. В Ростокине жил и умер замечательный русский художник Алексей Кондратьевич Саврасов (1830—1897). «Жизнь Саврасова кончается трагически, — пишет историк русской живописи. — Он уходит в 1882 году на пенсию, пишет на продажу яркие картинки, живет полуслепой в страшной нужде и умирает в 1897 году. Ученики его любили и хранили его заветы» (79, 132).

А вот как вспоминает об этом один из любимых учеников Саврасова Константин Коровин.

«Говорят, Алексей Кондратьевич Саврасов умер, — сказал я как-то Поленову, — в Ростокине под Москвой. Один. Это мне рассказал швейцар училища Плаксин. Он был на похоронах и был Павел Михайлович Третьяков, больше никого. Говорят, что его покровителем был какой-то человек, который давал ему холсты, краски, кисти и ставил водку. И он писал бесконечно какие-то картины.

— Прекрасный художник был, — сказал Поленов. — Я познакомился с ним и говорил, но он как-то застенчиво отклонялся, и видно было, что он был болен…» (86, 130).

* * *

Старая Троицкая дорога полна видений. Впрочем, из уважения к атеистам мы готовы назвать их и галлюцинациями. Вот и возле Ростокина нас ждет новая галлюцинация. Над болотистой долиной Яузы взлетает… стройный римский акведук. Мерный ритм высоких арок, благородная белизна тесаного известняка…

Ростокинской акведук имеет длину 150 саженей (около 320 метров) и опирается на 21 арку (170, 47). Он представляет собой часть «мытищинского водопровода», который подарила Москве императрица Екатерина И. Строили акведук немцы — военные инженеры Ф. В. Баур и И. К. Герард. Окончен он был в 1784 году. Императрица считала его «самой лучшей постройкой в Москве» (160, 664).

В своих Записках о поездке из Москвы в Троицу в 1802 году Н. М. Карамзин, рассуждая об этом сооружении (которое он на русский манер именовал «водоводом»), не преминул помянуть добром великую Екатерину.

«…Но я увидел недалеко от дороги прекрасный водовод, оставил сравнения и пошел смотреть его. Вот один из монументов Екатерининой благодетельности! Она любила во многом следовать примеру римлян, которые не жалели ничего для пользы иметь в городах хорошую воду, столь необходимую для здоровья людей, необходимее самых аптек. Издержки для общественного блага составляют роскошь, достойную великих монархов, роскошь, которая питает самую любовь к отечеству, нераздельному с правлением. Народ видит, что об нем пекутся, и любит своих благотворителей. Москва вообще не имеет хорошей воды; едва ли двадцатая часть жителей пользуется трехгорною и Преображенскою, за которою надобно посылать далеко. Екатерина хотела, чтобы всякий бедный человек находил близ своего дому колодезь свежей, здоровой воды, и поручила генералу Бауеру привести ее трубами из ключей мытищинских, теперь она уже в городе: остается сделать каналы внутри его. Работа долговременна и трудна, но благодеяние превосходит труды; и время открытия народных колодезей будет важною эпохою для московских жителей, то есть небогатых, следственно, для большого числа. Водовод идет мостом через низкую долину, на каменных арках, и длиною будет сажен сто. Я уверен, что всякий иностранный путешественник с удовольствием взглянет на сие дело общественной пользы» (74, 339).