Доминик Фернандез - На ладони ангела

• Название: На ладони ангела
• Автор: Доминик Фернандез
• Издательство: Глагол
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-87532-051-6

Эта книга, впервые выходящая на русском языке, — беллетризованная биография выдающегося итальянского режиссера и писателя Пьера Паоло Пазолини. Написанная Фернандезом от лица самого Пазолини, она сочетает блестящий литературный стиль с точным знанием исторического материала и психологической виртуозностью, являясь безусловным шедевром жанра.

---

Заблуждение, покоившееся на случайном стечении обстоятельств. Было известно, что за два дня до этого Вильма Монтези вышла из своего дома, расположенного на окраине города в ничем непримечательном мелкобуржуазном квартале на улице Гарильяно, где она жила в скромной квартирке со своими родителями и двумя братьями. Отец был столяром. Она сама работала помощницей портнихи. Немногим более двадцати лет. Темные волосы, интересная внешность, полненькая фигурка, она находилась в самом расцвете своей девичьей красоты, которая не могла остаться незамеченной, когда Вильма разглядывала витрины магазина на улице По, в котором на свои скромные средства белошвейки она купила кружевной платок и какую-то ленточку. Тем утром 9 апреля на ней была желтая шерстяная юбка в зеленый горошек, белая рубашка, телесного цвета чулки и пара черно-зеленых туфель. Куда она направлялась? Наверное, на пляж, поскольку она оставила дома свою золотую цепочку с изображением Мадонны, а также браслет, который ей подарил ее жених, курсант Анджело Джулиани, проходивший стажировку в полиции города Потенца.

Почему на море? Э! дело в том, что бедняжка страдала экземой на пятке и свято верила в лечебные свойства соленой воды. Она часто ездила на поезде в Остию. Было бы нелепо окружать ее смерть какими бы то ни было загадками. По всей вероятности, она заплыла слишком далеко, у нее свело ногу, либо она стала жертвой недомогания. Течение вынесло ее тело на пляж рядом с Торваяника. Смерть, лишенная всякой таинственности. Сколько таких утопленников выбросило море, сорвав с них одежду?

«В общем, — заявила журналистам синьора Монтези, которая по понятным причинам была подавлена случившимся и была избавлена от их нескромных вопросов, — что я могу еще вам сказать? Вильма была тихой, спокойной девушкой. Что же до мальчиков, то она не знала никого кроме своего жениха, которого встретила на танцах в субботу вечером в Пиччетти. Я была тогда с ней там. Она уходила с Анджело одна только два раза: один раз в кино, на «Бедных, но счастливых», а другой раз они ездили в Вилла Боргезе. В декабре они должны были пожениться. Она мне так доверяла, что письма ни одного не послала, чтобы не дать его мне прочитать».

Последнее свидетельство ее невинности: она не умела плавать. «Мы не настолько богаты, чтобы отправлять детей на воды!»

Кроме того что Остию с Торваяника разделяют семнадцать километров, и это расстояние представляется значительным для спокойного апрельского моря (кому впрочем ведомы тайны природы?), оставался один неясный момент. Говорилось, что водой смыло туфли, юбку и чулки, но в протоколе ничего не говорилось о подвязках. Если ношение туго натянутых чулок было достойно похвалы для Вильмы, юной особы, верной традициям благопристойного поведения, которая никогда бы не позволила себе ходить с обнаженными ногами, то исчезновение такого интимного аксессуара, как подвязки для чулок, наводило на досадные мысли сомнительного характера. Могло ли гигиеническое омовение ног, или «ножная ванна», как выражаются врачи, подчеркивая его медицинский смысл в противовес гедонистическому, привести к несчастному случаю?

И тут на свет всплыло одно обстоятельство, державшееся в секрете, дабы отвести всякое подозрение. Вильма, как сказала синьора Монтези, в день своей фатальной морской прогулки была «нерасположена». Подробность, свидетельствовавшая в пользу версии о «недомогании», которое постигло дочь столяра в море, должна была начисто опровергнуть клеветнические слухи. В наши дни, когда женщины уже не считают свои месячные циклы препятствием ни для работы, ни для любви, и когда «недомогания» стали столь же редким явлением, как и обмороки графинь давно минувших эпох, тебе будет трудно понять, что это признание матери могло поставить окончательную точку в расследовании. В то время в Италии еще правили законы непреложной крестьянской морали, в соответствии с которой периодическое нерасположение женщин объяснялось волей Божьей. В течение трех дней каждого месяца Господь настрого запрещал им всякие сексуальные отношения. В наказание, посланное роду Евы, которую навеки заклеймили грешницей и нечестивицей. Я сам видел в Понте Маммоло, как девушки из Ракальмуто или Пьетранеры повязывали на три дня вокруг своей лодыжки черную ленточку: пережиток древнего сицилийского обычая, вроде трещотки, которой в Средние века оповещали издалека о прокаженном или человеке, которого признали неприкасаемым.

Конец 53-го: правая газета публикует сатирический рисунок, изображающий отца семейства, который нежно обнимает жену и детей со слезами на глазах. «Прощайте, дорогие мои, прощайте навеки, я иду принимать ножную ванну». Еще более интригующей представляется виньетка, появившаяся вскоре после этого в одном еженедельнике, тоже правого толка, с изображением летящей птички с подвязкой в клювике. Окончательно этот ребус сбивает с толку читателя своей подписью: I piccioni[39] viaggiatori sono ormai volati via. «Голубки все упорхнули». Намек этот мог понять только тот, кто был способен увязать эту птичку с омонимичной фамилией сенатора Аттилио Пиччони, министра иностранных дел, исторического лидера христианских демократов, одного из самых уважаемых и влиятельных политиков. Кроме того нужно было знать, что один из его сыночков, Пьеро, джазовый композитор, был завсегдатаем всех модных светских раутов. И что он участвовал в вечеринках, которые устраивал маркиз Уго Монтанья, важный казначейский чиновник, в своем поместье Капокотта неподалеку от Торваяники — информация, которую неожиданно выдала одна фотомодель в отместку за то, что ей не подписали контракт в Чинечитта, и которая сразу повлекла за собой повторное расследование.

Через открывшуюся брешь мгновенно хлынул поток грязи. Выяснилось, что Вильма умерла от передозировки наркотиков во время одной из этих оргий, на которых подвязки от чулок были не единственным предметом нижнего белья, воспринимавшимся как излишество; что в этих развратных вечеринках участвовали крупные политики, финансисты и медиа-магнаты; что префект полиции Саверио Полито, притом что сам он никогда не значился среди тех, кто почитал эти вечеринки своим присутствием, покрыл виновных и спешно закрыл дело.

Ты и представить не можешь, какой разразился скандал, хотя сегодня хроника регулярно выдает новости о преступлениях совершенно иного масштаба. Миллиарды Кальтаджироне или взятки в деле «Локхид» далеко потеснили в истории коррупции тот случай с передозировкой, которая была скорее следствием глупой оплошности, нежели порочного умысла. В 1954 году страна едва успела оправиться от великих потрясений в борьбе с Муссолини. Внезапное открытие того, что управлявший нами класс, все эти министры, дети министров, банкиры, владельцы газет, крупные чиновники, высшие чины в госбезопасности, что все они были замешаны в коррупции, глубоко шокировало общественное мнение. Маркиза, префекта и композитора арестовали; в качестве обвиняемых фигурировали десятки человек. Аттилио Пиччони подал в отставку.

(Суд, если тебе интересно, чем закончилось дело, начался в январе 1957 года и длился три месяца, в течение которых все обвиняемые были полностью оправданы. Прошло еще много лет, прежде чем выяснилось, что в ходе следствия все данные, полученные при вскрытии Вильмы, были сфальсифицированы путем подмены ее внутренних органов. И до сих пор неизвестно, через кого просочилась информация; возможно, скандал был спровоцирован внутри самих христианских демократов, поскольку ее левое крыло, представленное Аттилио Пиччони, должно было лишиться в его лице портфеля министра иностранных дел в соответствии с вполне кровожадной и хорошо усвоенной за предыдущую четверть века тактикой, которая стоила не только карьеры, но и жизни Альдо Моро, тоже весьма «продвинутому» политику, приверженцу «исторического компромисса», вызывавшего ненависть у консервативных представителей своей партии.)

Но не меньше в этой истории, а, может, даже больше, чем эта мерзкая зараза, поразившая государственный механизм, удручало двуличие юной белошвейки. Если и был какой-то социальный слой, на который еще хрупкая итальянская Республика могла опереться, то это был как раз слой ремесленников, рабочих мелких предприятий, домохозяек, крепких супружеских пар, молодежи, влюбленной в церковно-приходскую идиллию мелодраматического кинематографа, но в то же время ведущих светскую жизнь, на эту армию сознательных мелкобуржуазных индивидуумов, образцовой моделью которых являлась семья Монтези. Желтая юбка в зеленый горошек и медальон с изображением Мадонны были восприняты как пощечина. Позволить себе появиться среди этих подонков в Капокотта, мог кто угодно, но только не это воплощение среднестатистической добродетели. Позорная история Вильмы, уже не воспринимавшаяся как частный случай, стала символом национальной катастрофы. Оплакивая ее тело, страна хоронила десять лет надежд и иллюзий. После того, как стало известно, куда направлялась дочь столяра, выйдя из родительского дома, из мастерской своего отца, напоенной ароматом стружек и опилок, кто еще верил в наследие Грамши и дона Стурдзо, Маттеотти и Амендолы? Миф о трудолюбивой и честной Италии, возрождающейся в демократических реформах, рухнул в одночасье.