Урс Маннхарт - Рысь

• Название: Рысь
• Автор: Урс Маннхарт
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905720-2

Жанр этого романа можно было бы определить как ироничный триллер, если бы в нем не затрагивались серьезные социальные и общечеловеческие темы. Молодой швейцарский писатель Урс Маннхарт (р. 1975) поступил примерно так же, как некогда поступал Набоков: взял легкий жанр и придал ему глубину. Неслучайно «Рысь» уже четырежды переиздавалась у себя на родине и даже включена в школьную программу нескольких кантонов.

В романе, сюжет которого развивается на фоне действительно проводившегося проекта по поддержке альпийских рысей, мы становимся свидетелями вечного противостояния умных, глубоко чувствующих людей и агрессивного, жадного до наживы невежества.

«Рысь» в отличие от многих книг и фильмов «про уродов и людей» интересна еще и тем, что здесь посреди этого противостояния поневоле оказывается третья действующая сила – дикая природа, находящаяся под пристальным наблюдением зоологов и наталкивающаяся на тупое отторжение «дуболомов».

Перевод: Святослав Городецкий

---

Из центра деревни Лен повернул в сторону Иффигтальской долины. В этой небольшой боковой долине было то же самое – уже через несколько метров начинался свой, особенный мирок.

Вообще работа на проекте представлялась Лену бессмысленной. Из года в год четверо или пятеро человек за государственный счет бороздили Альпы, наматывали между Шпицем и Монтрё тысячи километров только для того, чтобы узнать, где днем прикорнули несколько рысей, анализировать, как рыси поедают серн, собирать и хранить в морозилках рысий кал. Потом еще эти нелепые графы в пеленгационных бланках: был ли лес, в котором замечена рысь, густым, были ли рядом скалы, на какой высоте от уровня моря находилась рысь, в скольких метрах по горизонтали и вертикали от ближайшей дороги, ближайшего дома. Лену было совершенно не понятно, как эти частности могли помочь долгосрочному расселению рысей в Альпах. Проект по рысям отнюдь не представлялся ему образцом практической науки. Методы точных наук и прежде казались Лену высокомерными и вызывающими. И этот проект не стал исключением, хотя, возможно, ему пора было прекратить отождествлять своих коллег-зоологов с защитниками рысей. Зоологи работали с применяемыми на практике опытными данными, а защитники рысей – с эмоциями.

Свернув на очередную петлю серпантина, Лен прислушался к приемнику. С того дня, когда он два часа искал рысь не на том канале, он постоянно проверял все настройки.

Самой Иффигтальской долины видно не было, снег закрывал обзор белой пеленой. Приемник продолжал молчать и после следующего поворота. Лена одолевали подозрения. Глянув в зеркальце заднего вида, он остановился, вышел и натянул капюшон. Ветер легкими порывами раскачивал лес и заросли, задувал в лицо. Вокруг было белым-бело и тихо. Казалось, будто слышишь, как нарастают ледники.

Он снял штальдеровские перчатки и поднял над головой ручную антенну, которая была чувствительнее автомобильной.

Сигнал Милы поступал более чем отчетливо. Но это отнюдь не доказывало того, что она жива.

Вероятно, в машине он не слышал сигналов за шумом мотора. Лен попытался понять, откуда они шли. Свое местонахождение он как опытный картограф легко определял даже при такой погоде. Вооружившись компасом в этом лишенном очертаний пространстве, он сел в машину, отметил угол и качество приема, пропустил мимо небольшой автомобиль, засунул цепенеющие от холода пальцы обратно в перчатки и тронулся дальше.

После пяти пеленгований он предполагал, что знает, из какого леса поступают сигналы с Милиного ошейника. Сидя в «панде» и ориентируясь по компасу, Лен карандашом прочертил на не раз использовавшейся его предшественниками карте пятую линию. В результате получился район площадью в полтора квадратных километра. Если же не обращать внимания на два первых пеленгования, то вырисовывалась еще более заманчивая картина. Лен попытался представить себе, где бы Мила могла находиться – с лапами или без, – и подготовился к длительной вылазке.

От Иффигфальского водопада, мощного каскада, низвергавшегося в двух шагах от него, доносились лишь слабые отзвуки. Все было приглушенным, закутанным в вату. Трудно было вообразить, что когда-нибудь здесь бывает лето. Если среди этой стужи, помимо него, есть что-то живое, то оно наверняка забилось в глубокую теплую нору.

Впереди у Лена было еще полдня – пять часов дневного света. С косичками под капюшоном, зимними ботинками на ногах, приемником на шее и антенной в рюкзаке он отправился в путь.

Склон горы Бетельберг, у подножия которой он находился, плавно взбирался вверх. Зимние ботинки с каждым шагом утопали в снегу Чтобы лучите ориентироваться, Лен поначалу двинулся краем леса.

Спустя полчаса перед ним выросла альпийская хижина. Забравшись под козырек крыши, Лен достал карту и холодными пальцами стер со лба пот. Потом поднял антенну. Такое же потрескиванье, как обычно. Лишь немного поменяв частоту, он услышал куда менее четкие сигналы, чем ожидал. Продолжив путь, он поднялся выше по склону, чтобы улучшить угол приема.

Зашел в лес. Снег плохо проникал сквозь мощные ели. Темные стволы резко взмывали над снегом, словно разлитом по веткам и земле. Лену показалось, что он тут лишний. Слишком бесцеремонно врывались его шаги в царящую тишину.

Ветра в лесу не было. Сигналы от Милиного ошейника поступали с совершенно нового направления. Карандаш выводил лишенные смысла линии. Определяя координаты рыси, Лен наверняка ошибся. Хотя, возможно, это лишь доказательство того, что Мила жива и не лежит на одном месте.

Он осторожно двинулся дальше. Что-то в этом лесу его настораживало. Плохая видимость, непонятная структура почвы. Лишь во время следующей попытки поймать сигнал, Лен смог понизить чувствительность приемника. Явный признак того, что ошейник приближается. И находится в трехстах, а то и сотне метров.

Когда он снова включил приемник через несколько шагов, стрелку на шкале мотнуло вправо, тишину нарушил ровный сигнал. Лен вздрогнул. Не спуская глаз со стрелки, он зубами стащил перчатки с задубевших рук, понизил точность настройки до минимума. Стрелка с неослабевающей силой по-прежнему показывала на максимальное значение.

Мила или ее ошейник, живая рысь или передатчик – не важно что – находился совсем рядом. Лен неуверенно окинул взглядом заснеженный лес, сбросил капюшон. Вокруг не было никаких следов близости рыси, совершенно никаких.

Лен не смел шелохнуться, смотрел по сторонам и не понимал, отчего чудачит приемник, мечтал о новом, которому легче было бы доверять. Мечтал убраться подальше из этого леса, с этого снега.

Сигнал усиливался, хотя Лен продолжал стоять на месте. Он вертел антенну то так, то эдак, пока не вывернул ее до конца. Сигнал максимальной величины принимался в любом положении.

Перед глазами у него сменялись картинки. Картинки с доклада в минувший четверг, на который Штальдер и Геллерт взяли его с собой в Бернский университет. Толстые тома с цветными фотографиями, иллюстрирующие жизнь рысей в Швеции. Исследования, статистика и под конец несколько слайдов. На первом был изображен мощный самец, сидевший как истукан на еловом суку в трех метрах от земли и вперившийся в объектив леденящим взглядом.

Лен вжал голову в плечи, сложил антенну и медленно перевел взгляд на деревья. Его взгляд сначала ловил самые нижние ветки, потом запрыгал от ели к ели, с ближних на дальние – пока в глазах не зарябило, и не одолело отчаяние: ничего, нигде. И никакого висящего на ветке ошейника. При этом он был уверен, что ошейник не дальше, чем в пятидесяти метрах от него. Внимая и ожидая, стоял он там, держа приемник закоченевшими пальцами.

Сигнал становился слабее. Вскоре ему удалось определить направление, откуда тот поступал. Прежде чем сделать первый шаг, Лен проверил все направления. Шел он медленно, держа антенну на вытянутой руке. Грешил и на приемник, и на аккумуляторы. Хотя знал, что Штальдер заряжал их ночью. Был ли тут виноват давно надетый ошейник Милы, Лен судить не мог.

Шел он медленно, считая шаги. Приглушенный шум. Лен в панике обернулся. Всего-навсего снег, осыпавшийся с ветки. Он медленно двинулся дальше.

Пока не наткнулся на следы, свежие следы.

Рысьи следы на глубоком снегу. Лен облегченно вздохнул, опустил руку, которой уже целую вечность держал антенну. Теперь было ясно, что не Милины лапы лежали на столе судмедэксперта.

По отпечаткам лап можно было понять, что произошло: Мила приближалась к нему все более мелкими шагами. Склонившись над следами, Лен представил себе, как Мила подходила ближе, потрогал следы и с удивлением осознал, что его пальцы перестали мерзнуть. Ему казалось, он видит отпечаток хвоста – там, где она, должно быть, сидела. С того места уводили далеко разбросанные между собой следы. Приглядевшись к нему, Мила явно решила пуститься наутек. Странствовала она одна, без самца-спутника. Лен прикинул, кто из самцов обитал поблизости, настроился на канал Неро, но сигналов его не поймал. Такое ненастье, очевидно, мешало спариваться даже рысям.

Лен посмотрел в лес, по направлению исчезающих следов, бросил взгляд туда, где так беспомощно стоял несколько минут назад, и не мог понять, почему он не видел Милу.

Часы на телефоне показывали 14:32, и его поразило, насколько быстро удалась пеленгация. Четырехточечная пеленгация. Мила заметно упростила ему задачу своим приближением. Выйдя из леса, Лен отхлебнул из термоса. Посмотрел в даль, закрытую от него ниспадающими снежными хлопьями, снова закинул рюкзак на спину, спрятал дреды под капюшон, натянул перчатки, отыскал проторенный им путь и не без гордости набрал номер Геллерта. Сообщил ему, что Мила цела и невредима.

Некоторое время спустя Лен, отогреваясь и вознаграждая себя за четырехточечную пеленгацию, сидел в Ленке, в дымной пивной «Бык», низкий потолок которой напоминал гостиную Цуллигеров, хотя здесь не висели трофеи и не валялась старая почта. Теплый овомальтин [8] был немного жидковат, но как же приятно держать озябшие пальцы на большой горячей чашке. Мыслями Лен по-прежнему был рядом с недавно упущенной Милой, у ее следов. Сидел, закутавшись в куртку, согнувшись над столом, и всеми порами впивал тепло, а на других людей обратил внимание, лишь когда до него донеслось слово «рысь». Произнесли его не двое мужчин за соседним столом, а кто-то из глубины зала, где под широким знаменем – как показалось Лену, с гербом Ленка – и крупноформатной фотографией, на которой хозяин пивной был запечатлен с гигантским быком, сидела мужская компания – судя по одежде, все фермеры. Каждый из них держал на столе руки, словно рабочие инструменты, в любой момент готовые к использованию. Справа всегда были кружка пива и сигареты. Лен осторожно перевел взгляд на это собрание и навострил уши. Нетрудно было разобрать, что обсуждали там рысей. Он мельком посмотрел на хозяйку, приземистую девушку с мальчишеской прической – хотел удостовериться, что подслушивает незаметно от остальных. Не улавливая всего, Лен, тем не менее, разобрал, что от рысей сотрапезники далеко не в восторге. Кто-то рассказывал о недавно открытом счете и искал тех, кто согласится перевести туда хотя бы двести франков, чтобы собрать кругленькую сумму, на случай если придется покрывать судебные издержки. Реакция была разной: фермеры начали перешептываться, обменялись резкими высказываниями, а потом кто-то заговорил так тихо, что Лен, к своему глубокому сожалению, не мог ничего разобрать. Лену, все еще державшему чашку в руках, стало не по себе. Он не знал, что делать. Сидел в «Быке», прилепившись к остывающей чашке овомальтина, а в семи метрах от него стоял стол самых настоящих штальдеровских дуболомов. В каждой долине – свой мирок, каждая голова – непроходимые дебри, сродни густой растительности на лежащих поверх стола жилистых руках, остающихся открытыми круглый год, поскольку рукава мешали им и в коровнике, и в пивной. Эти люди кляли рысей на чем свет стоит, а когда через две минуты заговорили о счете и судебных издержках, то тоже из-за рысей.