Михаил Иржавцев - Данэя

• Название: Данэя
• Автор: Михаил Иржавцев
• Жанр: Философия

Роман-антиутопия.

В древние и средние века количество ученых исчислялось единицами — в наше время их количество огромно и будет увеличиваться всё больше и больше благодаря научно-техническому прогрессу. Но чем может быть чревата эта, существующая уже, тенденция вытеснения физического труда интеллектуальным?

Будущее на Земле — непонятно, насколько дальнее. Сверхвысокий уровень развития всего, и общество, состоящее почти из одних ученых-интеллектуалов. А тех, кто непригоден для интеллектуального труда, «неполноценных», безжалостно используют. Как ресурс органов для хирургических пересадок интеллектуалам, упрощенного удовлетворения сексуальной потребности, производства всяческих опытов наряду с животными. И — для вынашивания детей «неполноценными» женщинами.

Лал, историк и мыслитель, единственный понял, к чему ведет подобное разделение человечества: царству сверхсовершенных роботов, заменивших людей, во главе с немногочисленными бесчувственными гениями и строго потребным этим гениям количеством умственно выродившихся «неполноценных». Он начинает борьбу за его ликвидацию; её после его гибели продолжают его друзья, Дан и Эя, — борьбу долгую и полную острых драматических моментов.

---

— Ты подсказал мне хорошую мысль, Поль. Надо получить доступ в его личный архив. Он слишком долго был вынужден молчать, и мы можем обнаружить там то, что сейчас нам не могут помешать поставить.

— Великолепная мысль, отец! Он говорил тебе о каких-либо неопубликованных вещах?

— Как ни странно, нет. Только об одной — еще только задуманной. Сказал в ночь, когда погиб. Там, на Земле-2.

— Ты говорил мне: он хотел использовать то, что рассказал ему ты.

— Да. Страшная история.

— Расскажешь ее?

— Не сейчас.

— Хорошо: я слишком устал. — Поль замолчал, задумался. — Значит, нас будет трое?

— Трое?

— Ты, Эя и я.

— Нет. Есть еще.

— Есть?

— Есть. Ева…

— Та, что вела борьбу против отбраковки?

— Она самая. Уже встречалась с бывшими участниками их движения, чтобы побудить их примкнуть к нам. Еще Ли, ее воспитанник.

— Космический спасатель N1?

— Да. Он примкнул к нам еще там, на Экспрессе. Обещал вести пропаганду в Малом космосе.

— И все пока?

— Нет. Еще человек, который собирается сделать самое нужное сейчас: Лейли.

— Лейли? Ну да: от нее мы же впервые узнали идеи Лала.

— То, что она сделает — важней всего. Ты должен знать: Лейли беременна.

— Что?!

— Она родит ребенка. Сама: на Земле — первая. Тогда решатся и другие, — в первую очередь из числа бывших участников борьбы против отбраковки, мечтавшие об этом. Сейчас они не решаются сделать это: до сих пор напуганы тем, что сделали с Евой.

— С Евой?

— Ты не знаешь? Впрочем, конечно: откуда? Ева пыталась сама родить ребенка, и генетик Йорг воспользовался ее привязанностью к Ли: угрозой бойкота не только ей, но и ему. Йорг понимал: Ли никогда не примкнет к бойкоту своей «мамы Евы», и тем принудил ее к аборту.

— Не попытается он что-то сделать и Лейли?

— Принудить ее к аборту угрозой бойкота он не может: понимает, что я не дам. И пытаться не будет. Это умный враг. Опасный. Он был одним из тех, кто заставил молчать Лала. Теперь пытался обезвредить меня. Тело Малыша нам отдали именно тогда не случайно: хотели, растравив рану, расслабить — чтобы уговорить. Йорг сразу после похорон пригласил к себе в институт — под предлогом объяснения причины смерти Малыша. Мы объяснились — достаточно ясно: он ненавидит меня, как раньше Лала — он умеет ненавидеть. Больше, чем любить.

— Тем более! Лейли…

— Она будет жить с нами: со мной и Эей. Так будет спокойней: и нам, и ей. Все необходимое мы знаем и делать умеем. Ведь помимо всего прочего это будет наш внук. Или внучка! — он улыбался.

— Я тоже послежу, чтобы никто не мог… Мало ли!

— И, кроме того, чтобы сама Лейли не делала то, что нельзя. В том числе — переутомлялась.

— Конечно: я понимаю.

— Я ознакомлю тебя с тем, что необходимо. Но ты совсем устал: даже говоришь с трудом. Не пора ли нам вернуться?

— Да: сейчас пойдем.

Вот это новости! Рита чувствовала, как сильно колотится у нее сердце: скрытая толстым стволом старого дерева, она слышала весь их разговор.

Если они сейчас пойдут обратно, то обязательно наткнутся на нее! И она решила сама подойти к ним.

— Знаешь, Поль, это Йорг решил оказать нам услугу: взял с собой звукоустановку с записями траурной музыки. Никто об этом не подумал — один он: стоял возле нее, пока я не заметил. Он включил Реквием Моцарта, — только те его части, что усиливают грусть и отчаяние: Requiem и Lacrimosa. Пусть же теперь весть о беременности Лейли прозвучит для него как Dies irae (день гнева). — Он нагнулся и, сорвав какую-то былинку, начал растирать ее пальцами.

Рита вышла из-за дерева.

— А, Риточка! — Дан улыбнулся и протянул ей травку — она почувствовала запах полыни. — А ты молодец! Как крикнула: «Прест сбежал!» Мне аж не по себе стало.

— Да, удивительно: получилось! А ведь когда Лейли привела тебя, я не верил, что у тебя что-нибудь получится. Каюсь!

— Когда — стало получаться?

— После той ночи — когда мы были с тобой у них.

— Значит, теперь ты мной доволен?

— О, да! Если бы ты была моей аспиранткой, я бы представил тебя к защите. Честное слово! Я готов с тобой еще раз погибнуть в лавине. — Поль взял ее за руку, но она мягко отстранилась.

— Пойдем обратно.

— Да, действительно! Ведь уже и расходиться пора.

…Так говорить или не говорить Милану? Новостей не меньше, чем было в первый раз, и не менее важные. А ей почему-то не хочется ничего им говорить.

Особенно Йоргу. Что он может предпринять? Против Лейли. Против Дана, который так смотрел на свою дочь, что невозможно забыть. Dies irae — День Гнева: да, так прозвучит для Йорга весть о беременности Лейли. Эта мысль вызвала удовлетворение.

Пусть узнает! Она сама скажет. Это поможет не потерять его доверие: тогда она во-время сумеет узнать, если они задумают как-нибудь навредить Лейли — и успеет помешать, не дать сделать.

И она вызвала Милана.

— Поздравляю! С такими талантами, как ваши, даже подобный бред становится занимательным.

— Есть новость.

— Да? — он сразу насторожился.

Сообщила ему о Лейли. Внутренне усмехнулась, видя, как он сразу стал бледнеть.

— Ждать тебя?

— Нет. Сама понимаешь, мне сейчас не до этого.

О Еве и Ли она не сказала ни слова.

52

Постановка «Бранда» сделала свое дело: пробудила широкий интерес и вызвала разговоры о смысле жизни, об ушедших явлениях — материнстве, семье. Сравнивали былое с нынешним. В разговорах мешали имена персонажей Ибсена и живых современников: Бранда и Дана, Агнес и Эи. В этих условиях идеи Лала, шедшие от тех, кто слышал о них от Дана, встречали повышенный интерес и распространялись дальше: с ними знакомилось все больше людей.

Нельзя было сказать, что идеи эти сразу встретили понимание — существующее положение неполноценных подавляющему большинству казалось совершенно естественным: каждый должен делать то, что может. Интересы человечества в целом — прежде всего! И тогда, когда оно билось в поисках выхода из кризиса, и сейчас: отказ от использования неполноценных лишь создаст излишние, к тому же — совершенно неоправданные трудности.

Ответная критика новых идей была тщательно аргументирована и большинству казалась убедительной. Отпор носил характер заранее организованного дела — Дан это видел ясно: Йорг и иже с ним не теряли время даром.

Однако остановить совсем распространение идей Лала они не могли. И хотя о появлении сторонников этих идей говорить было еще рано, многие познакомились с ними. Пока — только познакомились: узнали то, чем совсем не интересовались раньше, о чем почти не имели и представления. По сравнению со временем, когда самого Лала не хотели даже слушать, это было немало.

Но выступления обеих сторон не использовали средства всемирной информации. Дан считал это еще преждевременным, — его противники не желали, как и раньше, привлекать излишнее внимание к социальным вопросам, стараясь по возможности загасить обсуждения и споры. Кое-что им, действительно, удалось: по истечении некоторого времени интерес к новым идеям начал ослабевать.

Как раз в это время у Дана появился неожиданный союзник.

Просматривая объявления «газеты» в кабине, мчавшейся по подземному путепроводу, Дан даже сразу не поверил себе, увидев вдруг перечень произведений Лала: книг, фильмов, эссе, статей. В конце — «Воспоминания о Лале». Автор — Марк. Лал, кажется, упоминал это имя. Очутившись на поверхности, сразу сделал запрос по компьютеру. Марк — бывший главный редактор «Новостей», теперь — просто один из их сотрудников. Да, да: это же шеф Лала в «Новостях» — Лал несколько раз говорил о нем, довольно тепло.

Дан сделал вызов. На экранчике радиобраслета появился человек с совершенно седой головой.

— Добрый день!

— Хороший день, Дан!

— Я хочу поговорить с тобой.

— Нам — давно пора. Можно и сегодня: где предпочитаешь встретиться? — И Дан назвал место: в парке — там, где когда-то впервые увидел Лала. Несмотря на занятость, с трудом дождался вечера и явился туда на полчаса раньше.

Пень, на котором он сидел тогда, хорошо законсервированный, сохранился до сих пор — Дан сидел на нем, погруженный в воспоминания, когда на дорожке среди старых деревьев появилось самоходное кресло.

Марк отпустил кресло и подошел к Дану; тот подвинулся, давая ему место рядом.

— Ты хотел поговорить о Лале?

— Да.

— Тогда давай лучше пойдем. Я люблю ходить — это помогает думать.

— Я тоже.

— Только идти далеко: разговор будет долгим. — И они двинулись по аллее.

— Я когда-то часто ходил здесь, — начал Дан после нескольких минут молчания. — Там, — он указал в сторону пня, — я в первый раз ждал Лала.

— Он был тогда один из лучших корреспондентов «Новостей». Поэтому я поручил интервью с тобой ему.