Гэри Дженнингс - Сокровища поднебесной

• Название: Сокровища поднебесной
• Автор: Гэри Дженнингс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007

"Подойдите сюда, великие принцы! Подойдите ко мне, люди всех званий, те, кто хочет увидеть разные обличья человечества и познать разнообразие мира!" Такими словами начал великий путешественник Марко Поло, сидя в тюрьме, свои воспоминания о более чем двадцатилетних странствиях по свету. И ему было о чем рассказать, ведь он не только объездил полмира, но и много лет верно служил великому хану Хубилаю и выполнял его поручения в Китае, Индии и на Цейлоне.

 Через много лет в Венеции, когда Марко Поло лежал на смертном одре, родственники, друзья и священник собрались вокруг умирающего, дабы убедить его отречься от той бесчисленной лжи, которую он выдавал за правдивое описание своих путешествий, и с чистой душой отправиться на Небеса. Старик поднялся, проклял всех присутствующих и заявил: "Да я не рассказал и половины того, что видел и делал!"

 Вам повезло. В этом романе вы прочтете о том, о чем великий путешественник не захотел рассказать в своей "Книге о разнообразии мира".

---

— Сие свидетельствует, — сказал он, — о великой набожности и благочестии всех обитателей этого города, настоящих и бывших, тех, кто воздвиг эти сооружения. Богатые люди платили за то, чтобы их возвели, а бедные считали выгодным работать на их строительстве, а в результате и те и другие заслужили вечную благодарность потомков. Здесь, в Пагане, нельзя двинуть ни рукой, ни ногой, чтобы не задеть священной вещи.

Однако я заметил, что всего лишь треть этих сооружений и монументов была в хорошем состоянии, остальные находились на различных стадиях разрушения. Конечно, когда наступили тропические сумерки и колокола храмов зазвенели на всю долину, зазывая жителей Пагана совершить молитвы, люди устремились только в хорошо сохранившиеся p’hra. Тогда как из разрушенных и покрытых трещинами храмов потянулась длинная вереница размахивающих крыльями летучих мышей, похожих на стрелы черного дыма на пурпурном небе. Я заметил, что, несмотря на всю свою набожность, местные жители, похоже, не слишком заботились о сохранности святилищ.

— Да, вы правы, У Поло, — сказал старый pongyi довольно сурово. — Наша религия дарует большую милость тем, кто строит святой памятник, но дает малую награду тем, кто его ремонтирует. Потому-то даже если найдется какой-нибудь богатый знатный человек или купец, решивший пожертвовать деньги на восстановление храма и заслужить милость подобным образом, то бедняки не пожелают выполнять эту работу. Люди у нас скорее построят совсем маленький новый thupo, чем станут ремонтировать самый большой старый p’hra.

— Понятно, — сухо произнес я. — Ваши благочестивые земляки стремятся хорошенько заработать.

Мы направились обратно к дворцу, потому что быстро опускалась ночь. Наша ознакомительная прогулка пришлась, как сказал Баян, на то время дня, которое в Ава считалось прохладным. Однако мы с Ху Шенг покрылись потом и пылью к тому времени, когда вернулись во дворец, и потому решили отказаться от приглашения орлока вместе посмотреть то бесконечное ночное представление, которое мьян перед ним разыгрывали. Вместо этого мы прямиком отправились в свои покои, приказав служанке Арун еще раз приготовить нам ванну. Когда огромная бадья из тика наполнилась водой, надушенной травой miada и подслащенной сахаром gomuti, мы оба сорвали с себя наши шелка и опустились в нее вместе.

Служанка, взяв в руки мочалки, щетки, притирания и глиняный кувшинчик с мылом из пальмового масла, показала на меня, улыбнулась и сказала: «Kaublau», — затем снова улыбнулась, показала на Ху Шенг и снова сказала: «Saon-gam». Позже я выяснил, расспрашивая тех, кто говорил на таи, что она назвала меня «красивым», а Ху Шенг «излучающей красоту». Но тогда я только изумленно приподнял бровь, то же самое сделала и Ху Шенг, потому что Арун сняла свои одежды и приготовилась тоже залезть вместе с нами в воду. Увидев, что мы обмениваемся удивленными и смущенными взглядами, служанка остановилась и принялась старательно пояснять нам свои действия при помощи жестов. Большинство чужеземцев вряд ли разобрали бы, что Арун имеет в виду, но мы с Ху Шенг, поскольку сами приспособились к языку жестов, сумели понять, что девушка извинилась за то, что не разделась вместе с нами во время нашего первого купания. Арун пояснила, что мы в то время были «слишком грязными», чтобы она ухаживала за нами, будучи голой. Она выразила надежду, что мы простим ей это вынужденное пренебрежение обязанностями, и пообещала, что теперь станет ухаживать за нами должным образом. Объяснив все это, девушка скользнула в лохань вместе со своими принадлежностями для мытья и принялась намыливать Ху Шенг.

Женщинам-служанкам часто приходилось помогать нам во время мытья, и меня, разумеется, не раз мыли слуги-мужчины, но никогда еще ни одна служанка не принимала ванну вместе с нами. Разумеется, в каждой стране свои традиции, поэтому мы с Ху Шенг просто обменялись изумленными взглядами. Какой от этого вред? Ведь в присутствии Арун не было ничего неприятного — совсем наоборот, с моей точки зрения, служанка была совершенно очаровательной девушкой, и, разумеется, я совсем не возражал против того, чтобы оказаться в компании двух обнаженных красивых женщин, которые принадлежали разным народам. Юная девушка Арун была почти такого же роста, как и молодая женщина Ху Шенг; обе они обладали изящными, почти детскими фигурками — похожими на бутоны грудями, маленькими аккуратными ягодицами и прочим. Основное отличие Арун заключалось в том, что ее кожа была более насыщенного, желтовато-кремового оттенка и напоминала цветом мякоть дурио, а ее «маленькие звездочки» были желтовато-коричневые, а не розовые, а волосы на теле, как раз в том месте, где сходились ее нежные розовые губы, были похожи на пух.

Поскольку Ху Шенг не могла говорить, а я не мог придумать ничего уместного, мы оба хранили молчание. Я просто сидел и пропитывался надушенной водой, пока Арун на противоположном конце лохани мыла Ху Шенг и при этом беззаботно болтала. Служанка до сих пор еще не поняла, что Ху Шенг была глухонемой, потому что стало ясно, что Арун, воспользовавшись возможностью, попыталась научить нас некоторым основам своего родного языка. Она дотрагивалась до Ху Шенг то тут, то там, быстро плескала на нее мыльной пеной и произносила слова на таи, означавшие эти части тела, затем трогала в тех же местах себя и вновь повторяла слова.

Рука Ху Шенг называлась «mu», пальцы — «niumu», стройная ножка — «khaa», тонкая ступня — «tau», а каждый перламутровый пальчик на ножке именовался «niutau». Ху Шенг лишь терпеливо улыбалась, когда девушка касалась ее «pom», «kiu» и «jamo» — волос, бровей и носа, она беззвучно понимающе хихикнула, когда Арун дотронулась до ее губ — «Ьаà», а затем она сложила свои губы словно для поцелуя и сказала: «Jup». Однако глаза Ху Шенг немного расширились, когда служанка коснулась ее грудей и сосков пеной с пузырьками и определила их как «nom» и «kwanom». После этого Ху Шенг совершенно очаровательно покраснела, потому что ее «маленькие звездочки» мгновенно поднялись из пены, словно радуясь своему новому имени «kwanom». Арун при виде этого громко рассмеялась и покрутила свои «kwanom», пока те не стали выступать, как у Ху Шенг.

После этого она обратила внимание своей госпожи на отличие в их телах, которое я уже успел заметить. Арун показала, что у нее растут редкие волоски — они назывались «moè» там, где у Ху Шенг волос не было. Затем служанка продолжила свои объяснения: у них обеих неподалеку от этого места было еще кое-что; она каким-то томным движением коснулась «розовых частей», сначала своих, а затем Ху Шенг, и мягко произнесла: «Hii». Ху Шенг слегка подпрыгнула, отчего вода в лохани заволновалась, затем повернулась и удивленно посмотрела на меня, после этого она снова перевела взгляд на девушку и натолкнулась на ее откровенно соблазнительную и манящую улыбку. Арун со шлепком перевернулась и оказалась лицом ко мне, словно спрашивая моего разрешения, а затем дерзко показала на мой половой орган и сказала: «Kwe».

Думаю, Ху Шенг была скорее удивлена, чем оскорблена столь бестактным поведением Арун. Возможно, самое последнее откровенно ласкающее прикосновение служанки ко мне и не слишком ей понравилось. Однако Ху Шенг тут же присоединилась к девушке и стала весело показывать на меня. Теперь наступила моя очередь краснеть, потому что мой «kwe» стал жестким и поднялся. Я попытался было с виноватым видом прикрыть его мочалкой, но Арун наклонилась, коснулась его мыльной рукой и снова произнесла: «Kwe»; одновременно с этим другая ее рука под водой продолжала ласкать интимное место Ху Шенг, причем служанка еще раз сказала: «Hii». Ху Шенг продолжала беззвучно смеяться, вовсе не возражая против этого. Похоже, она начала получать удовольствие от происходящего. Затем Арун на короткое мгновение оставила нас обоих в покое и, радостно провозгласив: «Aukàn!», хлопнула в ладоши, чтобы показать нам, что она предлагает.

У нас с Ху Шенг не было возможности насладиться друг другом во время путешествия от Бхамо до Пагана, да, честно говоря, дорога оказалась такой тяжелой и утомительной, что было просто не до этого. Мы были совсем не прочь наверстать упущенное, но никак не могли предположить, что нам станут помогать в этом деле. Мы совершенно не нуждались ни в какой помощи прежде, не нужна она нам была и теперь, однако мы позволили себе принять ее — и получили от этого удовольствие. Возможно, так было потому, что сама Арун страстно желала нам услужить. А может, это объяснялось экзотикой новой незнакомой страны. Не исключено также, что и загадочный плод дурио каким-то образом повлиял на нас.

Я не рассказывал раньше и не буду этого делать теперь об интимных отношениях между мной и Ху Шенг. Я только замечу, что, хотя ту ночь мы и провели втроем, все было совсем не так, как когда-то давно с близняшками-монголками. На этот раз участие девушки сводилось преимущественно к тому, что она играла роль свахи, руководя и манипулируя нами; Арун показала нам много интересного, что ее соотечественники практиковали в постели, но было совершенно новым для нас. Помню, я еще тогда подумал: неудивительно, что ее народ называют «таи», что означает «свободный». В свою очередь мы с Ху Шенг тоже постарались по мере сил доставить Арун наслаждение. Полагаю, нам это удалось, потому что она часто вскрикивала или стонала: «Aukàn! Aukàn!», «Saongam!» и «Chan pom rak kun!», что означало «Я люблю вас обоих!» Еще она исступленно выкрикивала: «Chakati pasad!», но это я вам, пожалуй, переводить не стану. Впоследствии мы занимались aukàn снова и снова, по большей части втроем, в основном по ночам, но нередко и днем, когда стояла слишком сильная жара. Однако больше всего мне запомнилась самая первая ночь — и все те слова на языке таи, которым научила нас Арун, — и не только потому, что мы тогда испытали совершенно новые, неизведанные ощущения, но и потому, что мы в тот раз забыли кое-что сделать, о чем мне впоследствии пришлось не один раз горько пожалеть.