Мария Панкова - История человечества. Восток

• Название: История человечества. Восток
• Автор: Мария Панкова
• Издательство: Литагент «Фолио»3ae616f4-1380-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-03-6450-9

Загадочный Восток всегда вызывал неподдельный интерес не только у исследователей, но и у обычных людей. История восточной цивилизации теряется в глубине не просто веков – тысячелетий. Возможно, именно на Востоке – в Махенджо-Даро – уже в далекой древности человечество впервые применило атомное оружие, и этот сожженный город – молчаливое предупреждение грядущим поколениям. А сколько тайн охраняет грандиозная терракотовая армия первого китайского императора Цинь Ши-Хуанди? И знают ли наши современники, чем обязаны первым арабским путешественникам и мореплавателям? И таких загадок великое множество…

---

Таким образом, «ученость», «утонченность» и «мирные искусства» могли вполне сосуществовать с Путем воина, дополнять его, придавая ему дополнительный блеск, но не могли подменять, профанируя суть бусидо, каждодневного непростого «искусства достойной жизни» и готовности к прекрасной и достойной кончине. Именно смерть, вернее, отношение к ней, является той чертой, которая придает неповторимое своеобразие самурайской этике, о чем не уставали повторять все без исключения авторы, писавшие о Пути воина.

«Я постиг, что путь самурая – это смерть» (Отношение к смерти и самурайский идеал «достойной смерти». Сэппуку)

В отзвуке колоколов,
Оглашавших пределы Гиона,
Бренность деяний земных
Обрела непреложность закона.
Сколько могучих владык,
Беспощадных, не ведавших страха,
Ныне ушло без следа —
Горстка ветром влекомого праха![83]

Так начинается величайшая самурайская эпопея – «Повесть о доме Тайра». Этими строками мы хотели бы начать беседу об особенностях отношения самурая к главной загадке нашего бытия – факту нашего неизбежного исчезновения из этого мира. Тем более, что сами самураи (такие как Ямамото цунэтомо, Дайдодзи Юдзан и другие) считали смерть краеугольным камнем самурайского жизненного идеала, а Мисима Юкио говорил, что современность дала множество философий жизни и очень немного – философий смерти, поэтому такие книги, как «Хагакурэ», следует изучать очень внимательно.

Конечно, слова цунэтомо, вынесенные в заголовок этого раздела, сами по себе являются немалой загадкой. Их можно трактовать множеством различных способов, открывая различные смысловые пласты. Можно совсем просто – так, как их трактовали когда-то в Советском Союзе, где самурай всегда рассматривался как опасный оголтелый вояка-фанатик с непонятными советскому человеку архаичными моральными принципами, одержимый манией убийства и самоубийства. Более спокойная трактовка, но в том же духе – Путь самурая есть путь убийства и постоянной готовности к смерти, как и любой Путь воина. В общем, сплошное стремление к разрушению и саморазрушению.

Итак, что можно сказать по поводу отношения самурая к убийству? Как оно соотносилось с религиозными принципами синто и буддизма? В синто – японской национальной религии, смерть и кровь являются самыми большими оскверняющими факторами, требующими очищения, мисоги – ритуального омовения. Молитвы богам должны возноситься только в «чистом месте», которым трудно считать поле боя, заваленное трупами и политое кровью. Это понимали и самураи времен «Хэйкэ моногатари» (XII век), и Ямамото цунэтомо, живший пятью веками позже. Но они были вынуждены постоянно сталкиваться с подобным осквернением и, оставаясь синтоистами, продолжали выполнять свое нелегкое, даже «грязное», с точки зрения синто, дело. «Хотя говорят, что боги (в оригинале – ками, то есть боги синто) отворачиваются от скверны, на этот счет у меня есть собственное мнение. Я никогда не пренебрегаю своими повседневными молитвами. Даже если я запятнал себя кровью в бою или вынужден переступать через трупы на поле сражения, я верю в действенность взывания к богам с просьбами о победе и о долгой жизни. Если боги не услышат мои молитвы только потому, что я осквернен кровью, я убежден, что ничего не могу поделать с этим и поэтому продолжаю молиться, невзирая на оскверненность» («Хагакурэ»). К тому же, несмотря на свой характер религии земледельцев, синтоистский пантеон содержит немало воинственных божеств – Сусаноо, Хатиман и др. Хатиман, например, считался покровителем воинов, стрелков из лука и в особенности рода Минамото, а его вестником считался дикий голубь. На сторону одной или другой стороны в междоусобной войне можно было попробовать «привлечь» того или иного местного ками, так что почти любая самурайская дружина могла идти в бой со спокойным осознанием того, что «ками с нами». И все же омовение до и после боя было очень желательным – как из практических, так и из сугубо ритуальных соображений.

Но самураи что XII, что XVII века шли в бой, уже не собираясь попасть после смерти в малопривлекательную «Страну желтых источников», или «Страну корней» (синтоистский загробный мир, в чем-то похожий на скандинавский образ Хель, в противовес Вальхалле). Гораздо больше им в этом плане могли предложить распространявшиеся в стране с VII века буддийские концепции смерти и перерождения. Не будет большим преувеличением, если мы скажем, что именно буддизм наибольшим образом повлиял на становление самурайского отношения к смерти и идеала «достойной смерти». Не зря в качестве эпиграфа к данному разделу вынесены начальные строки «Повести о доме Тайра» – в них очевидна идея бренности всего сущего в этом изменчивом и грустном мире, в бытии, именуемом сансарой. Впрочем, здесь читателя, мало знакомого с японской воинской традицией, может поджидать первый сюрприз: самураи времен войны Тайра и Минамото отнюдь не были дзэн-буддистами (дзэн распространился в стране Ямато начиная с XIII века, и о нем мы еще поговорим). Чаще всего они исповедовали не распространенные среди придворных учения направлений эзотерического буддизма Тэндай и Сингон, а учение Дзёдо-сю – «секты чистой земли», или ее варианта Дзёдо Синсю – «истинной секты чистой земли» (мы используем традиционный для отечественной японистики термин «секта», хотя он и порождает совершенно неверные и ненужные ассоциации с некими христианскими, да еще и «неканоническими» религиозными направлениями. В буддизме нет «канонических церквей» и «сект» в христианском или исламском понимании). Это направление махаяны еще называют амидаизмом, потому что главным объектом поклонения выступает будда Амитабха («неизмеримый свет»), по-японски Амида-буцу, владыка «Чистой земли» – рая для праведников, который находится где-то далеко на Западе. Кстати, описание этой «Чистой земли», рая (сукхавати) очень похоже на кельтские «Острова блаженных» или мусульманскую «Джанну» (рай). Там очень красиво, растут благоуханные деревья и цветы, текут чистые реки с водой, делающейся то горячей, то холодной, в зависимости от желаний купающихся в них праведников. Сукхавати – не нирвана, а некое пограничье, этот рай подвластен некоторым законам сансары, но живут здесь исключительно два вида существ – боги и люди, а воплотиться здесь в виде демона-асура, голодного духа и т. д., нельзя. В принципе, следующим шагом является нирвана, «небытие», либо превращение в бодхисаттву (главный бодхисаттва амидаизма – Авалокитешвара[84], которого – или которую – японцы часто ассоциировали с богиней Каннон).

Самураи в бою. Средневековый свиток

Самое замечательное во всем этом, что Амитабха создал эту «Чистую землю» с целью возможности перерождения здесь всех живых (и, следовательно, страдающих) существ сансары, которые уверуют в него и его благость. Сделать это можно, всем сердцем возлюбив Амиду, практикуя 16 видов созерцания и как можно чаще повторяя знаменитую фразу (по-японски она звучит как «Наму Амида-буцу!» – «Славься, будда Амида!»). Амидаизм был исключительно популярен среди широких масс японцев в средневековье, с X–XI веков, и фактически остается весьма распространенным и сегодня. Он не предполагает сложных магических ритуалов, распространенных в тантрическом буддизме, и открывает дорогу для спасения всем без исключения, независимо от социального положения и т. д.

Но был в амидаизме один момент, делавший его плохо совместимым с Путем воина, – неумолимое кармическое воздаяние за убийство живых существ. Поэтому тот, кто искренне хотел достичь «Чистой земли», должен был покинуть Путь воина. Впрочем, иногда самураи перед смертью высказывали желание снова переродиться слугами того же господина или клана, чтобы продолжать защищать его. Вспомним знаменитое «грешное», как он его сам назвал, но искреннее желание Кусуноки Масасигэ «семь раз родиться вновь, чтобы разить врагов императора». Это мог позволить себе разве что буси, собравшийся покинуть службу, – интересный пример подобного рода содержится в «Кондзяку моногатари сю» – «Собрании старых и новых историй». Речь идет о знатном воине-буси (его еще нельзя назвать самураем, действие происходит в X веке, но понимание плохой совместимости амидаизма и Пути воина очевидно) Минамотоно Мицунака, сын которого стал монахом и, скорбя по поводу охотничьих пристрастий отца (относительно мирный X век не давал возможности знатным воинам в центральной Японии часто обнажать меч в бою), решил помочь тому обратиться в амидаизм, причем довольно оригинальным способом. Он подготовил «неофита» душеспасительными беседами, а затем устроил целое шоу с «божественной музыкой», явлением бодхисаттв и прочих амидаистских персонажей, которыми были переодеты монахи. Сказав монахам: «Я тот, кто убил бесчисленное множество живых существ. Я хотел бы искупить свои грехи», Мицунака созвал своих воинов и сделал следующее примечательное заявление: «Завтра я собираюсь принять обет. За все эти годы я ни разу не утратил Пути воина. Я останусь на этом Пути еще одну ночь. Помните об этом и хорошо стерегите меня этой ночью». Услышав от господина такие слова, воины ушли в слезах. Утром слуги Мицунаки выпустили всех охотничьих ястребов, уничтожили ловушки, сети и внушительный арсенал оружия, хранившийся в поместье. Вслед за господином еще 50 слуг приняли постриг, причем их жены и дети плакали от горя. На волне такого торжества буддизма ловкие монахи даже сподвигли Мицунаку построить на свои деньги храм. «Этот случай был особенно достоин ликования». То, что в этом рассказе (полностью эта история приведена в сборнике Хироаки Сато «Самураи. История и легенды») современному читателю могло бы показаться иронией, похоже, могло ею и не быть – в борьбе за спасение душ любые средства были хороши, в том числе подобный маскарад.