Михаил Белов - Когда пробуждаются вулканы

• Название: Когда пробуждаются вулканы
• Автор: Михаил Белов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

---

Данилка же твердо решил рассказать об усатом, а потом бежать на фронт. Но кому расскажешь, когда во всей Москве ни одного знакомого? Вот если бы дядя Петя был рядом… Возвращаясь из Измайлово, Данилка встретил милиционера. Вот с кем надо посоветоваться. «Пойдем», — сказал милиционер, выслушав рассказ. Они пришли в Московский уголовный розыск. Данилка повторил свой рассказ начальнику — седому человеку с умными глазами. Холстину развернули. «Пейзаж Левитана», — сказал седой человек и, еще раз переспросив, сколько продуктов Данилка дал за картину, покачал головой.

А через три дня, когда в квартире усатого собрались гости, Данилка впустил работников уголовного розыска. Начался обыск. Усатого и его гостей увели. Двое в штатском трое суток жили в квартире и всех, кто приходил к усатому, арестовывали. На четвертый день приехал начальник, поблагодарил Данилку за помощь и сказал: «Будешь жить и учиться в детском доме».

1943 год. Побег из детского дома. Два «зайца» в военном эшелоне. Скудные запасы продуктов на тряпочке. Завтрак. Налет немецкой авиации. Осколок бомбы ранил в живот спутника Данилки. Под вечер он умер у обочины железной дороги. Лицо было страдальческим. В глазах испуг. Где-то там, на востоке, мать ждала сына. Данила ночь просидел у трупа, утром перетащил его в воронку, укрыл своей курткой. Потом собирал землю и сыпал ее на товарища. Сколько горсточек ушло на могилку — не помнил. Знает только, что на дне воронки вырос бугорок. Данила воткнул в него веточку вербы, выбрался на бровку, окинул взглядом горизонт — не летят ли где самолеты, вытер слезы и зашагал на запад — туда, где погромыхивала артиллерия.

1944 год. В штабе танковой дивизии под Гомелем. Данила — ординарец начальника штаба дивизии… Ночь перед атакой. Луна купается в редких облаках. Как эхо, издалека доносится артиллерийская канонада… Данила возвращается в расположение штаба… Шорох в кустах, где пролегает целый пучок проводов — связь с передовой. Данила вскидывает автомат, крадется. Впереди, над проводами, что-то делает человек — не то режет, не то еще что… «Стой, руки вверх!» Голос хриплый, надтреснутый. Сердце бешено колотится. Враг поднимает руки. Идет. У Данилы во рту пересохло. Как бы не сбежал. Ишь ты, озирается. Не верти головой, тать! Услышав голоса, Данила настораживается. Свои. Это был первый боевой подвиг в жизни Данилы. Первая боевая медаль.

После освобождения Гомеля начальник штаба вызвал Данилу и, указав на офицеров, находившихся в блиндаже, сказал: «Вот твои преподаватели, будешь учиться». Математика. Физика. Химия. Русский язык и литература.

Английскому обучал сам полковник. Ежедневно по четыре урока. Условия учебы жесткие — три тройки за неделю — и в тыл. Об этом Данилу предупредили. А в тыл ему не хотелось. В неделю раз полковник проверял отметки. Учебников не было. Английскому Данила учился по словарю и томику Байрона. Он читал полковнику стихи мятежного поэта и переводил их на русский язык. Когда дивизия подошла к Бресту, с Байроном было покончено. Вот радость-то была! После очередной проверки отметок полковник вручил Даниле для перевода на английский язык «Капитанскую дочку».

В Лодзи — переводные экзамены. Преподаватели — члены комиссии, председатель — начальник штаба, уже не полковник, а генерал. Много раз потом Даниле приходилось сдавать экзамены, но лодзинского ему не забыть. Спрашивали придирчиво, дотошно. Экзамен длился пять часов. Не только он сам, но и экзаменаторы удивились лошадиной его выносливости. И злой же был тогда Данила, ох, злой! А на другой день генерал выдал ему справку о том, что он переведен в девятый класс средней школы. Штамп дивизии. Печать дивизии. Пять подписей.

1945 год. В Берлине. Данила возле рейхстага. В кармане — кусок мелу. Серая стена испещрена надписями. «Эй, ты, танкист, чего мелом пишешь, сотрется, — это к нему, Даниле, обращается пехотинец. — Глянь, как надо расписываться». И солдат штыком нацарапал на стене: «Иван Ковшов. 1945 год».

Генерал уезжает на Дальний Восток. Накануне отъезда он пригласил Данилу пить чай. Молчали. Заложив руки за спину, генерал ходил по комнате. Его семья погибла в Минске, он был одинок, и ему было жаль расставаться с Данилой. Но предстояла еще война на Востоке. Он сказал: «Будешь жить и учиться в детском доме».

Москва. Самолет уходил ночью. Генерал обнял Данилу и по-мужски трижды поцеловал; сутулясь, не оглядываясь, пошел к трапу.

Генерал не вернулся с Дальнего Востока. Погиб в Маньчжурии…

Данила глубоко вздохнул. Послевоенные годы пролетели быстро. Средняя школа. Институт. Аспирантура. Кандидатская диссертация. Научные командировки в Италию и Исландию. Казалось, пройдено много, но вспомнить эти годы было почти нечем. Все это была обыденная повседневная жизнь, не затрагивающая глубоко души. Теперь вот в составе вулканологической экспедиции он едет на Камчатку. Три дня назад его вызвали в канцелярию Академии наук СССР и показали письмо полковника Романова. «Прошу сообщить, — говорилось в нем, — имя и отчество кандидата технических наук Д. К. Романова — автора статьи…» А через день, не дожидаясь выезда экспедиции, Данила сел в самолет и прилетел в Хабаровск…

Данила закурил. Все эти годы он жадно вбирал знания. Он мог быть вполне доволен собой. Жилось ему неплохо, здоров, силен. Но его не устраивала размеренная жизнь кабинетного ученого. Он рвался на стройки, в гущу жизни, а ему говорили — «у вас все впереди».

В коридоре хлопнула дверь. В комнату, чуть прихрамывая, вошел Петр Васильевич Романов.

— Как самочувствие, дорогой? — весело спросил он.

Данила поднялся, высокий, широкоплечий, и, указав глазами на бумаги, сказал:

— Вот, подводил итоги своей жизни.

— Ну и что?

— Неважный итог, Петр Васильевич. Тридцать лет все взаймы брал и ничего еще не отдавал.

Они присели на диван.

— Смотри-ка, день рождения тягостно отразился на твоем душевном состоянии. У тебя, дорогой, впереди еще целая жизнь. Все успеешь.

— Слыхал, — отмахнулся Данила.

— И не следует прибедняться. Я читал твои статьи.

— Ну, что там. Мелочь…

В кабинет вошла чистенькая старушка и пригласила их ужинать. Романов был холостяк, и в квартире хозяйничала его дальняя родственница.

— Пошли, отметим твое тридцатилетие, — сказал Романов.

Данила оглядел его и сказал:

— А ты все такой же, Петр Васильевич. Не стареешь.

Только голова немного поседела.

— Некогда стареть, друг, — отшутился Романов.

Раненая нога, мучившая его накануне к непогоде, успокоилась, и он чувствовал себя отлично.

Да, в свои сорок семь лет он был таким же поджарым и мускулистым, как в молодости. Но это потому, что регулярно, с увлечением занимается гимнастикой. В столовой, по случаю приезда гостя, да еще именинника, был любовно сервирован стол.

Романов откупорил бутылку коньяку и наполнил стопки.

— Полагается произнести тост. Выпьем за твое тридцатилетие, Данила.

— За нашу встречу, Петр Васильевич.

Данила положил на свою тарелку золотистое, аппетитно подрумяненное куриное крылышко, добавил гарниру — цветной капусты и картофельного пюре. Все было очень вкусно. Данила похвалил, потом, без видимой связи с этим, сказал:

— А я в столовых питаюсь. Надоело.

— Жениться надо, — заметил Романов.

— Чтобы жена готовила обеды?

Романов улыбнулся. Вопрос был немного каверзный, — молодежь иногда любит поддеть стариков.

— Без женщины человек грубеет, мой друг.

— Почему же ты не женился до сих пор?

— В свое время не успел этого сделать, а теперь, пожалуй, поздно.

После ужина они вернулись в кабинет. Романов уселся на диван и вытянул ноги. Данила закурил, стал глядеть в окно.

— Ну, что скажешь о моем камчатском дневнике? — спросил Романов. — Прочитал?

Данила не ответил.

— Давно это было, а до сих пор не могу забыть. А недавно еще Корней Захарович напомнил об этой старой истории.

— Он жив? — Данила резко повернулся. Не мигая, каким-то странным, сдержанно-вопрошающим взглядом смотрел он на Романова. — Жив?

С первого часа встречи Данила ждал разговора об отце. Несколько раз он сам порывался начать его, но почему-то сдерживался. Иногда лучше находиться в неведении, чем знать горькую правду. Это не малодушие, а желание сохранить какую-то надежду на встречу в будущем. Данила после войны искал отца, писал в прокуратуру Союза. Оттуда сообщили, что дело Кречетова было прекращено в 1941 году. А что с ним стало дальше — неизвестно.

— Да ты что, Данила? — всполошился Романов. — Разве не читал писем Корнея Захаровича? Я же оставил их тебе на столе. Они в конверте под прессом. Данила покачал головой.

— Корней Захарович жив. Жив и здоров.

— Расскажи, дядя Петя. — Данила вдруг разволновался и полез за сигаретами. Потом торопливо взял голубой конверт и вытряхнул из него письма.