Яцек Дукай - Лёд

• Название: Лёд
• Автор: Яцек Дукай
• Жанр: Научная Фантастика

1924 год. Первой мировой войны не было, и Польское королевство — часть Российской империи. Министерство Зимы направляет молодого варшавского математика Бенедикта Герославского в Сибирь, чтобы тот отыскал там своего отца, якобы разговаривающего с лютами, удивительными созданиями, пришедшими в наш мир вместе со Льдом после взрыва на Подкаменной Тунгуске в 1908 году…

Мы встретимся с Николой Теслой, Распутиным, Юзефом Пилсудским, промышленниками, сектантами, тунгусскими шаманами и многими другими людьми, пытаясь ответить на вопрос: можно ли управлять Историей.

Монументальный роман культового польского автора-фантаста, уже получивший несколько премий у себя на родине и в Европе.

---

— Все не может быть правдой, — буркнуло я-оно, поднимая руку к глазам. Черные пятнышки мерцали на поверхности кожи, а может и под самой ее поверхностью; иногда, когда конечность затекала, внутри ладони складываются бело-розовые мандалы, но теперь все выглядело так, будто бы там сражались друг с другом живые тельца тени и светени. Глянуло левым глазом, глянуло правым глазом. В вагоне царил полумрак, свет попадал через зарешеченные окошки, которые дополнительно были заслонены кучами упаковок. В воздухе носились миллионы пылинок; все они сейчас кружили и золотисто отсвечивали, и все отбрасывали собственные тени — такого не могло быть, но я-оно видело с клинической точностью, каждую по отдельности: пятнышко темное, пятнышко светлое, пятнышко золотое; изнутри весь вагон был разбит на калейдоскопические обломки цвета. Калейдоскоп, правильно, именно он был наиболее правильной ассоциацией — поскольку они продолжают кружить, остаются в космическом движении, и малого требуется, чтобы они перескочили в совершенно иную конфигурацию, щелк, щелк — и это уже будет не вагон, это уже не будут доски, это уже не будут люди, это уже не будет труп.

Это не будет труп. Я-оно подняло глаза. Три агента охраны стояли вокруг с серьезными минами: Олег с желтым платком в руке, Степан, прижав к груди пук ключей; Павел с рукой, сунутой под пиджак, пальцы на рукояти нагана — фигуры с икон, у каждой свое предназначенное место: Павел посредине, Степан справа, Олег слева; каждая, являющаяся еще и атрибутом: оружие, ключи, платок; каждая играла назначенную Богом роль: троица чиновников царского порядка.

— Стекло, — произнесло я-оно. Кремний, камни, в самом крайнем случае — металл. Найдите что-нибудь, что можно под него подложить.

— Зачем же? — фыркнула Кристина.

— Для изоляции. В противном случае, тьмечь пойдет из досок, из пола. Сейчас я встану. Пускай кто-нибудь проверит время — за десять минут до отправления мы должны вернуться в люкс. Расстегните ему жилетку и сорочку на груди. Вода здесь есть? Что-нибудь попить? Ну, в чем дело? Сейчас встану.

— У вас свет в волосах, — указал Олег платком. — Из бровей сыплется, Венедикт Филиппович.

— Что? Иней?

— Огни, огоньки, светлячки…

Провело по голове рукой. После того, как пальцы сложились в кулак, вдоль косточек и между пальцами улеглись яркие светени. Закрыло веки. Тут же под ними все взорвалось ярко-красным. Дернуло головой назад, ударяясь затылком о дерево, раз, другой, третий, все сильнее. Mademoiselle Филипов подбежала, схватила за воротник, потянула за плечо. Неуклюже поднялось.

— Да что же это вы вытворяете? — шепнула явно перепуганная девушка. — Что это на вас нашло?

Я-оно пожало плечами.

— Не знаю. Прошу прощения. Со мной теперь может случаться, что… Ну, это может странно выглядеть. Не могу толком рассказать.

Она прикусила губу.

— Он говорил то же самое! И потом…

— Потом шел к другой машине, так?

Теслу положили на трех жестяных коробках, получилось что-то вроде катафалка, ноги серба выступали дальше, он был слишком высоким, то есть — слишком длинным. Осторожно схватившись за изоляцию, подняло кабель (правда, наклонилось слишком резко, в голове закружилось). Положило иголку на обнаженной груди изобретателя, прижало зимназо его раскрытой ладонью, сгибая большой палец руки трупа на спуске. Проверив, что тот оттянут до упора, отступило под ящик.

Запечатанный отсос работал с низким гудением. Насос Котарбиньского вытягивал теслектричество из тела Николы Теслы в банку с соляными кристаллами.

— Он ведь повторял это ежедневно, правда? Мадемуазель Кристина?

Та с трудом оторвала взгляд от Николы.

— Да.

— Утром откачивал тьмечь, а после полудня накачивался ею.

— Да, наверное, так. А вы теперь его хотите — в другую сторону? Вытянуть из него, что он там в себя впустил? Так?

— После извлечения пули мертвые к жизни не возвращаются. Нельзя вылечить того, кто уже не живет.

Три охранника, молча присматриваясь, стояли над останками доктора. Олег все так же сжимал платок (время от времени опирая себе лоб), Степан крутил в пальцах ключи; Павел машинально прятал руку под полой пиджака.

— Он вам рассказывал, зачем это делает? — тихо спросило я-оно. — Ведь именно сейчас, в поездке, он должен был бросаться со всем этим в глаза. Теслектрический генератор у него был под рукой, в купе, но к насосу ходил сюда, в арсенал. Именно потому вы так разнервничались, правда? Он не мог с этим прятаться, как прятался в своей лаборатории. Скажите, пожалуйста. Он объяснял когда-нибудь? Почему так? Одно на завтрак, другое на обед.

— Перед Уралом, когда я заметила, что это сильнее его, мы поссорились, и… — она прервала. — Он назвал это, pardon pour le mot[141], клизмой для ума. Сказал, что до полудня ему в голову приходят самые лучшие идеи. А потом он их записывает. И что должен… должен… должен…

Она подавилась сухим рыданием. Я-оно хотело снова ее обнять, прижать к себе, утешить — но Кристина быстро убралась в угол, за громадный цилиндр мегастанции, пряча лицо в платке. Впрочем, охранники глядели.

Тело Теслы выглядело таким же мертвым, что и минуту назад, даже более мертвым, чем на кровати в купе Люкса, потому что сейчас, с прижатой к голой груди рукой, оно лежало в позе явно неестественной, словно манекен, на этом жестяном катафалке, словно в гробу, уложенное туда специалистом по бальзамированию.

Подошло, встало возле Теслы. То ли оптический обман, то ли и вправду — искры тени, угольные тьветлячки — уже собираются на ресницах серба? Провело рукой над его лицом. Должен ли организм после откачивания тьмечи стать теплым, раз накачанный тьмечью предмет сильно охлаждается?

Олег протяжно засопел, вытирая лоб и обмахиваясь платком; снова была заметна нездоровая бледность его лица.

— Отойдите, — сказало я-оно. — Не надо глядеть.

— Что? Почему?

— Это дело не публичное. Такие вещи совершаются в темноте, в тишине, под землей, за камнями, когда никто не смотрит. «Когда никто не смотрит, — подумалось, — когда нет непрерывности между прошлым и настоящим; за занавесом Быть Может. Это лишь в Зиме, лишь в самом сердце Льда, в глыбах соплицовых, только там существует лишь то, что существует, и не существует лишь то, что не существует». — Выйдите.

Троица охранников глядела один на другого.

— Выйдите. Покурите, разомните ноги, я вас позову. Ну!

Господин Фогель кивнул и схватился за засов. Солнце влилось в вагон, я-оно отступило в тень. Охранники выходили медленно, оглядываясь. Степан шел последним. Двери оставили приоткрытыми на ладонь, щелку для ручьев теплого сияния, вливающихся в подвальный полумрак.

Зашло в угол за станцию, к мадемуазель Филипов. Она сидела на покрытой пледом железной клетке, положив висок на корпус машины.

Присело на ящичке рядом.

— А вы не рассматривали возможности, — спросило я-оно, без предисловий, — что все это только выглядит как несчастный случай, что должно было таким выглядеть?

Поначалу она не поняла, а когда поняла — стиснула губы.

— Я своими глазами видела. Он сам себя прикончил этой адской машинкой.

— Подумайте, пожалуйста. Он эти устройства спроектировал, он их построил, никто в них лучше него не разбирается. Он применял их на себе уже много месяцев, если не несколько лет. Как до того электрические динамо — молнии сквозь себя пропускал, вы же сами мне рассказывали, держал в руках молнии, заставлял лампочки загораться своим прикосновением, проводил разрушительные силы сквозь землю, воздух и тело, никогда не страдая от собственной ошибки или неверных расчетов. Тогда, почему такое сейчас? Или же ледняцкий убийца следит в засаде, так что царские агенты должны охранять его днем и ночью. Случай?

— Я видела!

— Вы видели конечный эффект. Узнал бы Никола сразу, если бы кто-то, в ваше отсутствие, прокрался в купе и переставил в механизме динамо-машины калибра тор мощности, какое-нибудь колесико, увеличивающее давление теслектрического тока? Практически всякая вещь оказывается убийственной, если подать ее в неумеренной дозе.

— Это можно проверить! Заглянуть вовнутрь динамо!

Я-оно покачало головой.

— Сейчас? Когда мы оставили его без присмотра, в открытом шкафу, в открытом саквояже? Вы вообще дверь купе на ключ закрыли?

— Но кто бы мог это сделать? Кто вообще знал о привычках Николы?

— Кто?

Mademoiselle Филипов широко раскрыла глаза.

— Вы!

— Это правда. Кто еще?

— Никто! Только вы! Только вам рассказывал!

— А охранники? А сам доктор Тесла — с кем он еще беседовал? А люди из пражской лаборатории — разве там ледняки не могли чего-то вынюхать? Кроме того, откуда вам известно, что я, в свою очередь, не мог рассказать кому-нибудь?