Яцек Дукай - Лёд

• Название: Лёд
• Автор: Яцек Дукай
• Жанр: Научная Фантастика

1924 год. Первой мировой войны не было, и Польское королевство — часть Российской империи. Министерство Зимы направляет молодого варшавского математика Бенедикта Герославского в Сибирь, чтобы тот отыскал там своего отца, якобы разговаривающего с лютами, удивительными созданиями, пришедшими в наш мир вместе со Льдом после взрыва на Подкаменной Тунгуске в 1908 году…

Мы встретимся с Николой Теслой, Распутиным, Юзефом Пилсудским, промышленниками, сектантами, тунгусскими шаманами и многими другими людьми, пытаясь ответить на вопрос: можно ли управлять Историей.

Монументальный роман культового польского автора-фантаста, уже получивший несколько премий у себя на родине и в Европе.

---

— Вы!

— Это правда. Кто еще?

— Никто! Только вы! Только вам рассказывал!

— А охранники? А сам доктор Тесла — с кем он еще беседовал? А люди из пражской лаборатории — разве там ледняки не могли чего-то вынюхать? Кроме того, откуда вам известно, что я, в свою очередь, не мог рассказать кому-нибудь?

— А вы рассказали?

— Не в этом дело. — С раздражением дернуло себя за ус. — Вы меня не слушаете. Дело не в том, как было и как не было, но как могло быть. Вы же сами видите, солнышко светит, лето, небо синее, мы стоим еще в Новониколаевске, а Лед далеко за горизонтом.

Кристина шмыгнула носом, дунула в смятый платочек.

— Не понимаю, господин Бенедикт, к чему вы ведете.

— Умоляю вас ненадолго сконцентрироваться. Ведь как выглядит нынешняя ситуация: нет никакого способа утверждать, то ли Никола Тесла погиб в результате несчастного случая, то ли его убили. Все предпосылки соответствуют обоим вариантам прошлого. Даже сам доктор Тесла не мог бы подтвердить, какой из них правдивый. Его убили и не убили. В вашей власти выбирать, какая история заморозится: убийство или несчастный случай.

Что-то до нее начало доходить. Невольно девушка склонилась вперед, снизила голос.

— Вы меня уговариваете, чтобы я объявила, будто его убили?

— Про объявление пока что нет и речи, но такое прошлое было бы, ммм, наиболее мудрое.

— Я должна лгать?

— Да нет же! Лгать? С чего вы взяли! И то правда, и это правда, во всяком случае — правда в той же самой степени. Вы скажете «А» — скажете правду; скажете «не-А» — опять скажете правду. — Я-оно застегнуло пиджак, заложило ногу на ногу. — Так как же будет? Значит, как было?

— Но — зачем?

— Зачем убийство было бы для вас наиболее мудрым решением? Но это же очевидно, учитывая контракт доктора с царем и те обязательства, которые по прибытию в Иркутск…

— Почему это столь важно для вас? — Кристина наморщила брови. — Какая вам выгода, когда скажут, что… — Она громко втянула воздух, закрыла рот платком. — Father Frost[142]. Что они говорили за завтраком о вашем отце — что вы едете торговать с лютами Россию, что…

Отзвук плевка и громкий кашель перебили ее на половине мысли. Я-оно выглянуло из-за аппарата. Доктор Тесла сидел на жестяных ящиках, одной рукой массируя себе грудь, второй поднося ко рту приготовленную Олегом кружку с водой.

— Мадемуазель Кристина, — тихо произнесло я-оно. — Только не надо кричать и не делать каких-либо тупостей…

Девушка вскочила, увидев Николу, протяжно вскрикнула. Тесла поднял голову, улыбнулся. Она припала к нему, чуть не выбивая у него кружку из рук; доктор прижал ее к себе, обнял, поцеловал руку. Mademoiselle Филипов снова расплакалась. Серб, ничего не понимая, глядел над ее головой. Я-оно подошло к двери, потянуло засов. Павел Владимирович стоял буквально в паре шагов, сразу же оглянулся. Кивнуло ему. Тот притоптал окурок, позвал Олега и Степана.

Вытащило из насоса оба кабеля; машина чихнула, завизжала, захрипела и замолчала. Закрыло пробками отверстия в досках корпуса, свернуло провода, уложило их в ящике с банками. Соляная глыба в обойме зимназового захвата была черной словно уголь. Отерло ладони о брюки — холодная влага собиралась на кабелях, несмотря на толстую изоляцию.

Агенты стояли возле Теслы; беспомощно опущенные руки и размякшие, масляные лица говорили все.

Серб выпил остатки воды.

— В горле пересохло, — прохрипел он.

Потом покосился в средину кружки и тоненько захихикал. Впечатление было чудовищным: Никола Тесла так себя не ведет.

— Не знаю, — произнес Павел.

— Дышит, — сказал Степан.

— Живет, — заявил Олег.

Тесла осторожно поставил кружку на жестяной поверхности. Кристина Филипов присела к нему на колени. Доктор шептал ей что-то на ухо. Она же игралась пуговицами, застегивая сорочку старика.

— Нужно будет написать в рапорте, — сказал Павел.

— Что сейчас живет, а не жил, — сообщил Степан.

— Что живет, — сказал Олег.

— Я же проверял его пульс. Не было пульса. Не дышал.

— Мог и ошибиться.

— Ты же не врач.

— Опять же, разнервничался.

— Вот это — сущая правда.

— Ну, так видишь.

— Живой.

Я-оно тихонько рассмеялось. Все глянули. Я-оно разложило руки:

— Всего лишь спал.

О необходимости ручного управления Историей

На серебряной крышке портсигара был выгравирован геральдический символ с тигром, сжимавшим в челюстях зверька, похожего на ласку.

— Уссурийский тигр, — сообщил господин Порфирий Поченгло, угощая папиросой. — Якобы, когда-то обитал неподалеку от Иркутска, буряты-охотники повторяют рассказы дедов своих дедов. И сибирский соболь, на торговле их шкурками выросли здесь первые состояния.

— Это печать вашего торгового дома?

Поченгло рассмеялся.

— Герб Иркутска, дорогой мой, герб Иркутска! Тигр и соболь.

— Вы, насколько я понимаю, сибиряк с рождения, отец же попал на Байкал — когда? после январского?[143]

Тот вынул визитную карточку. Я-оно глянуло. Кириллическая печать, с адресами в Иркутске и Петербурге — Поченгло П. Д., директор Сибирского Металлургического и Горнодобывающего Общества Коссовского и Буланжера, под двойным гербом Иркутска и Сибирхожето.

Я-оно закурило. Господин Поченгло кивнул стюарду, чтобы тот приоткрыл окна в малом салоне. Мальчик начал сражаться с блестящей аппаратурой потолочного люка. Поченгло вздохнул, указал рукой в переднюю часть поезда. Я-оно только пожало плечами. В курительной и за биллиардным столом собралась, как и каждый вечер, чуть ли не половина пассажиров Люкса; в таких условиях крайне сложно говорить наедине, всегда кто-то прилепится, оказавшиеся вместе люди сходятся и расходятся, отбиваясь друг от друга — словно биллиардные шары. А ведь нужно уделить панне Елене хотя бы с полчасика. Глянуло в ее сторону. Она уже вышла; дала знак и вышла.

Перебралось в вечерний вагон. Здесь, в свою очередь, попало на Frau Блютфельд, та цвела в компании, уцепившись за руку высокого прокурора, слишком далеко не отходя от пианино, на котором выстукивал печальные мелодии monsieur Верусс, строя притом глазки черноволосой красавице-вдове. Гертруда Блютфельд, Боже, из огня да в полымя. Заметила? Фу, не заметила. Как можно незаметнее потянуло Порфирия в галерею. Только лишь закрыв ее двери, вздохнуло свободнее. Промышленник с весельем в глазах только приглядывался.

— Светская клаустрофобия, — сказало с кислой усмешкой. Огляделось по сторонам. Никого, один Зейцов тихо похрапывает на табурете в углу. Стеклянные панели-близнецы по обеим сторонам железной перегородки перед смотровой площадкой были приоткрыты, ветер свободно влетал вовнутрь. Встало у самой переборки, еще перед струями сквозняка, но уже в движении свежего, прохладного воздуха; выдуваемый дым сворачивался в нем в спирали и банты. Если глядеть отсюда, прижав глаза к стеклу, впереди видны, на фланге мчащегося Экспресса, на фоне размытой зелено-золотой тайги, под длинным штандартом дыма — цветные крылья зимназовых зорь, бьющие на много аршинов от ледовой туши «Черного Соболя» (которого самого видно не было).

Я-оно спрятало карточку в карман.

— Впечатлен, впечатлен. Сибирское Холад-Железапрамышленное Таварищество пожало мне руку, буду ее внукам показывать.

Поченгло снова рассмеялся, его смех был очень заразителен, так и хотелось смеяться вместе с ним.

— В совете Сибирхожето у нас только один голос. На водку с Победоносцевым я не хожу, если вы так это себе представили. Впрочем, и в самом Металлургическом и Горнодобывающем Обществе у меня только миноритарная доля. Но характерно то, что вы заранее приняли, что что я сам ссыльный, либо родитель мой был сослан. Сам я никогда не бывал в давнем Королевстве[144] — у всех вас там, и вправду, такой образ Сибири?

— Ну, после зимназового бума кое-что изменилось, знаю, что многие выезжают ради заработка…

— И даже сейчас, — Поченгло поискал глазами пепельницу. Стряхнул папиросу за окно, — вы говорите это так…

— Как?

— Словно в этом таится какая-то непристойность. Только не надо кривиться; так, так, я уже слышал о вашем отце, сосланном за противоцарские делишки; le Père du Gel, ну как же я мог не услышать; так что представьте, какие странные чувства это пробуждает у самих ссыльных. Мы стараемся нанимать их в первую очередь, тех, которые после освобождения не получают разрешения возвратиться в Польшу, с приговором выдворения или поселения — и поначалу это всегда, ммм, не очень удобно.