Филип Дик - ВАЛИС. Трилогия

• Название: ВАЛИС. Трилогия
• Автор: Филип Дик
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-53525-5

Валис - странная и гениальная трилогия Филипа К. Дика, написанная в результате легендарного озарения, настигшего писателя в 1974 году. Высокая мистика? Наркотический бред? Или — подлинная хроника поисков и обретения Истинного Бога? Визионерство в высшей его стадии — стадии «священного безумия» — или «философия нонконформизма»?..

---

Жирный с женой рассказали мне о своих животных нечто, что навсегда засело у меня в памяти: животные пытались общаться с Жирным и Бет, пытались использовать язык. Это нельзя списать на психоз Жирного, как и их гибель.

Первое, что, по словам Жирного, пошло не так, было связано с радио. Однажды ночью, слушая приемник – Жирного тогда совсем замучила бессонница, – он обнаружил, что радио произносит ужасные вещи, такого на радио просто не может быть. Бет крепко спала и ничего не слышала.

Так что, возможно, это мозги Жирного пошли вразнос, и с тех пор его разум стал разрушаться со все возрастающей скоростью.

Психическое заболевание не слишком–то веселая штука.

4

Вследствие театральных попыток самоубийства при помощи таблеток, бритвенного лезвия и выхлопных газов, предпринятых Жирным после того, как Бет, забрав с собой Кристофера, оставила его, Лошадник оказался в психиатрической лечебнице графства Оранж. Вооруженный полицейский отвез его на инвалидной коляске по подземному коридору из реанимации прямиком в психиатрическое крыло.

Жирного никогда раньше не сажали под замок. После приема сорока девяти таблеток дигиталиса он несколько дней страдал от мерцательной аритмии, так как его попытки увенчались сильнейшим отравлением наперстянкой, определяемым по шкале цифрой три. Дигиталис Жирному прописали, чтобы бороться с аритмией, но не такой, какая случилась с ним после отравления.

Есть некая ирония в том, что передозировка дигиталиса вызывает ту самую аритмию, бороться с которой он предназначен. В какой–то момент, когда Жирный лежал на больничной койке и посмотрел на экран медицинского монитора, он увидел там прямую линию – его сердце остановилось. Жирный продолжал смотреть, и в конце концов на мониторе появились всплески. Бесконечна милость Божия.

Итак, совершенно ослабевший, под присмотром вооруженного охранника Жирный прибыл в психиатрическое отделение и вскоре уже сидел в прокуренном коридоре и трясся от слабости и страха. Следующую ночь он провел на больничной койке, которых в палате было шесть, и обнаружил, что койка оборудована кожаными наручниками. Через открытую дверь в коридор персонал мог наблюдать за пациентами, а Жирному со своей койки было видно, что идет по телевизору.

В гости к программе Джонни Карстона пришел Сэмми Дэвис–младший. Жирный лежал и думал, каково это, когда у тебя один глаз стеклянный. В тот момент он не совсем понимал, что с ним происходит. Жирный сознавал, что пережил отравление дигиталисом, сознавал, что находится под арестом после попыток самоубийства. Жирный не знал, где была Бет, пока он лежал в палате интенсивной терапии. Она не позвонила и не пришла навестить его. Первой пришла Шерри, потом Дэвид. Остальные были не в курсе. Жирный особенно не хотел, чтобы слухи дошли до Кевина, что дало бы пищу его циничным умозаключениям. Жирный не был готов к цинизму, пусть и добродушному.

Главный кардиолог Медицинского центра графства Оранж продемонстрировал Жирного группе студентов–медиков из университета Ирвина – МЦГО был учебной базой. Каждый из студентов хотел послушать, как бьется сердце после сорока девяти таблеток дигиталиса.

Еще Жирный потерял немало крови из–за пореза на левом запястье. Но что в первую очередь спасло ему жизнь, так это неисправность дроссельной заслонки автомобиля. Заслонка не полностью открылась, машина перегрелась, и двигатель заглох. Жирный тогда кое–как добрался до дома и лег в постель, чтобы умереть. На следующее утро он проснулся, обнаружил, что все еще жив, и начал выблевывать дигиталис. Это второе, что спасло его. Третьими оказались все парамедики на свете, которые высадили стекло и вышибли раздвижные алюминиевые двери черного хода. Дело в том, что перед этим Жирный позвонил в аптеку, чтобы пополнить запасы либриума, который был ему прописан. Он принял тридцать таблеток либриума непосредственно перед дигиталисом. Аптекарь позвонил парамедикам. Можно много говорить о бесконечной милости Божией, но иной раз сообразительность хорошего аптекаря стоит большего.

После ночи в приемном покое психиатрического отделения Жирному пришлось вынести целый консилиум. Толпа хорошо одетых мужчин и женщин с планшетами в руках окружила пациента, и каждый из них принялся тщательно изучать его.

Жирный, как только мог, пытался казаться вменяемым. Он делал все, дабы убедить врачей, что с его мозгами все в порядке. Но вскоре понял, что никто ему не верит. С равным успехом он мог бы общаться с врачами на суахили. В результате Жирный добился лишь унижения и потери остатков собственного достоинства.

«Да хрен с ним!» – в конце концов решил Жирный и замолчал.

– Выйдите, – сказал один из психиатров. – Мы сообщим вам свое заключение.

– Я уже получил урок, – сказал Жирный, направляясь к выходу. – Самоубийство являет собой интроекцию враждебности, которую следовало бы направить на человека, который расстроил вас. Я долго размышлял в палате интенсивной терапии, или как там ее, и понял: в моем разрушительном поступке проявили себя годы самопожертвования и самоотречения. Однако что меня поразило, так это мудрость тела – оно знало не только, что должно защитить себя от мозга, но знало и как сделать это. Теперь я понял, что утверждение Йейтса: «Я есть бессмертная душа, привязанная к телу умирающего животного», диаметрально противоречит действительному положению вещей, касающихся человека.

Психиатр сказал:

– Мы поговорим с вами после того, как вынесем заключение.

Жирный ответил:

– Я скучаю по сыну.

Никто не взглянул на него.

– Я боялся, что Бет причинит ему вред, – сказал Жирный.

То была единственная правда, произнесенная им в этой комнате. Он пытался убить себя не потому, что Бет оставила его, а потому, что после ее отъезда не мог присматривать за маленьким сыном.

Потом Жирный сидел в коридоре на кушетке из пластика и хрома и слушал рассказ какой–то толстой старухи о том, как ее муж пытался разделаться с ней, закачивая газ под дверь старухиной спальни. Жирный думал о своей жене. Он не думал о том, что видел Бога. Он не говорил себе: «я одно из немногих человеческих существ, кто в самом деле видел Бога». Вместо этого он вспомнил о Стефани, что сделала для него маленький глиняный горшочек, который Жирный назвал О–хо, потому что горшочек казался ему похожим на китайский.

Интересно, думал Жирный, подсела ли Стефани на героин, или ее посадили под замок, как сейчас его? А может, она умерла или вышла замуж, или живет в заснеженном Вашингтоне? Стефани без умолку болтала о штате Вашингтон, где она никогда не была, но куда всю жизнь мечтала попасть. Все это могло случиться со Стефани… а могло и не случиться. Любопытно, что бы сказала Стефани, увидь она его сейчас взаперти – жена с сыном уехали, дроссельная заслонка сломалась – и с выжженными мозгами.

Не будь мозги Жирного выжжены, он бы сейчас думал о том, какая удача остаться в живых – удача не в философском смысле, а в статистическом. Никто не выживает после сорока девяти таблеток высококачественного дигиталиса. Как правило, достаточно превысить предписанную дозу всего лишь вдвое. Жирному прописали четыре таблетки в день, он превысил дозу в 12,25 раза и остался жив. Если рассматривать дело с практической точки зрения, бесконечная милость Божия тут вообще ни при чем, ведь вдобавок Жирный принял весь свой либриум, двадцать таблеток квида и шестьдесят апресолина, влив сверху полбутылки вина. Из медикаментов в доме осталась только бутылочка «Нервина Майлса». Технически Жирный был мертв.

Он был мертв и духовно.

Он узрел Бога то ли слишком рано, то ли слишком поздно. Так или иначе, в смысле выживания это ничего ему не дало. Встреча с Богом не добавила выносливости к страданиям, с которыми вполне справляется большинство людей, такой милости не удостоенных.

Хотя необходимо отметить – и Кевин отметил, – что Жирный совершил кое–что еще вдобавок к тому, что узрел Бога. Кевин как–то позвонил Жирному в возбуждении от еще одной книги Мирчи Элиаде.

– Послушай, знаешь, что говорит Элиаде о «магическом времени» австралийских аборигенов? Он считает, что антропологи ошибаются, утверждая, что «магическое время» подразумевает прошлое. Элиаде полагает, что это другой вид времени, которое идет сейчас, а аборигены умеют проникать туда, к героям и их подвигам. Погоди, я тебе зачитаю. – Тишина. – Блин! – сказал затем Кевин. – Не могу найти. Короче, готовясь к этому, они претерпевают страшную боль, таков их ритуал инициации. Ты тоже терпел боль, когда получал свой опыт; у тебя резался зуб мудрости, и ты, – Кевин понизил голос, прежде он кричал, – боялся, что за тобой охотятся власти.

– На меня нашло помутнение, – ответил Жирный. – Никто за мной не охотился.

– Но ты думал, что охотятся. Ты был так перепуган, что спать не мог! Ночь за ночью. У тебя был сенсорный голод!