Франсуа Деко - Приданое для Анжелики

• Название: Приданое для Анжелики
• Автор: Франсуа Деко
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-74793-1

В конце восемнадцатого столетия во Франции разразилась революция. Гильотины работали круглые сутки, огромные состояния каждый день переходили из одних рук в другие. Анжелика Беро и Адриан Матье заочно помолвлены предками, но стихийными обстоятельствами были разлучены и потеряны где-то на просторах беснующейся Европы. Ввергнутые в водоворот революционной феерии, молодые ищут друг друга, но судьба всякий раз разводит их. Но все вдруг меняется, когда Анжелика находит в отцовской Библии старый вексель…

---

Там зерно ждала еще одна перегрузка и доставка морем в Нант или прямиком в Орлеан. Адриана устраивал практически любой крупный город, не обязательно Париж. Главное, что ему лично не приходилось контролировать каждую мелкую партию. Зерно шло само, потому что каждого сопровождающего ждал в финале оговоренный бонус.

Уже после второй деревни Адриан стал корректировать маршрут и намеренно выбирать именно те районы, где, по слухам, прошли реквизиции. Коммуны крестьянина пугали. Адриан шел следом и недорого закупал хлеб.

Молодой человек даже начал подумывать, что главные депутаты конвента, сплошь люди состоятельные, не могут не понимать, насколько хорошо работает подобная схема. Издал грозный декрет о реквизициях, казнил несколько «заговорщиков» и тут же скупил все, что подешевело. Напугал коммунаров голодом или пруссаками и тут же сдал им это же зерно в счет государственного заказа, но уже совсем за другие деньги.

Впрочем, поработав на армию, Адриан и на войну стал смотреть как-то иначе. Бог с ним, что каждый полк обязательно сопровождала целая армия спекулянтов и мародеров. Ладно, что где-то комиссары зерно реквизировали, где-то закупали. Документы всегда сгорали в пламени войны, и все зерно оказывалось в итоге как бы купленным.

Сама война виделась ему титанических размеров коммерцией, выгодной для тех немногих семей, которые держали под собой главные товарные потоки Франции. Когда Адриан об этом думал, он чувствовал себя рыбой-прилипалой, расчетливо следующей за крупным хищником, птицей из тех, что выковыривают мясо, застрявшее между зубов у крокодила, а иногда и вороном, доедающим то, что осталось после пира стаи гиен.

Анжелика прибыла в монастырь, точнее, к его остаткам ранним утром, с опозданием в четыре дня. Лично ее такая задержка не тяготила. Монастырь, да и Франция как таковая страшили девушку куда больше. В затянувшейся поездке была другая беда. Едва кормовые деньги, выданные отцом Жаном, кончились, женщина, сопровождающая Анжелику, принялась бурчать и поглядывать в ее сторону так красноречиво, что та очень хотела вцепиться ногтями ей в лицо. Мало того что она все четыре лишних дня ехала в узеньком промежутке меж пыльных тюков со всяким барахлом, так еще ее пытались попрекнуть едой!

Тетка ее реакцию оценила правильно, но бурчать не перестала. Когда они приехали, эта особа заметалась в поисках официального лица, которое подпишет ей бумагу. Мол, послушница принята из рук в руки.

Анжелика выбралась из кареты, хлопнула дверцей, сняла свои единственные мягкие дорожные туфли, уже начавшие расползаться, и двинулась прочь. Крики позади стали раздаваться позже, когда девушка уже перевалила за бугор, но она даже не обернулась — не хотела.

Анжелика родилась во Франции и даже приезжала сюда шесть лет назад, но не знала этой страны. Теперь ее удивляло все. Нежное сентябрьское солнце, множество мелких ручейков, лысые взгорки, перелески, прохладная земля под босыми ногами — все было внове, не как на Мартинике. И уж точно не как в этой ужасной Испании.

Иногда Анжелика встречала здешних крестьян, которые приветствовали ее легкими поклонами. Когда солнце поднялось, девушка сняла поношенный балахон, полученный в испанском монастыре, и осталась лишь в дорожном платье. Все приветствия мгновенно прекратились. Теперь на нее, явно нездешнюю птицу, смотрели с нехорошим интересом и недоумением. Анжелика забеспокоилась и снова натянула монашеский балахон. Лучше терпеть жару, чем ловить спиной эти взгляды. С ней тут же опять стали здороваться с приязненной улыбкой и почтением.

Пожалуй, Франция скорее нравилась ей, чем нет. Если бы не странный акцент местных жителей, то она чувствовала бы себя вполне уютно.

Ближе к вечеру мягкая дорожная пыль сменилась мелкими камушками, небо заволокло тучами. Ровно в тот момент, когда прогрохотал гром, она перевалила через очередной бугор и увидела мужчин. Их было много, может быть, триста или даже пятьсот. Они огибали бугор длинной колонной по четыре-шесть человек в ряд, и никто не смотрел в ее сторону, почти все глядели под ноги.

Анжелика осторожно, стараясь не поколоть ноги, и без того натерпевшиеся, спустилась ниже и поняла: это молодые солдаты. У них еще не было формы, каждый шел в своем, домашнем. Но по бокам колонны двигались уже настоящие военные, видимо командиры. Они покрикивали, отпускали шутки и сами же над ними смеялись.

Пожалуй, лишь теперь Анжелика поняла, насколько устала. Она подошла еще ближе к дороге, может, потому, что внутренне надеялась на какую-то помощь, но когда лица стали видны лучше, испугалась. Впавшие глаза и обтянутые кожей скулы говорили о голоде, долгом, каждодневном. У них на Мартинике такие лица были только у рабов, новеньких, едва выгруженных из трюмов.

— Смотри! Монашка!

Анжелика непонимающе завертела головой и увидела, что колонна уже кончается. Из-за бугра выезжали кибитки, обтянутые цветастой материей, — одна, вторая, третья!

— Иди к нам, сестра!

— Беги быстрее! Вымокнешь!

Анжелика поймала смеющийся взгляд и тоже улыбнулась. В небесах громыхнуло.

— Иди скорее!

Девушка подобрала подол монашеского балахона, охая, побежала по мелким камушкам, подала руку и повалилась вперед.

— Куда идешь, сестра?

Анжелика кое-как уселась. На нее смотрели несколько пар глубоких женских глаз. Эти простые лица, обтянутые кожей, были такие же, как у солдат.

— В Париж.

— И мы в Париж! На войну.

Анжелика удивилась.

— А зачем?

Женщины рассмеялись, но как-то невесело.

— А где ж еще прокормиться, если не на войне? Впереди наши мужчины, позади — мы. Им — воевать, нам — подбирать то, что плохо лежит.

Анжелика ничего не понимала.

— А дома разве не лучше?

Женщины разом погрустнели.

— Дома — голод.

Потемнело, сверху по натянутой материи застучали крупные, тяжелые капли.

— На, поешь.

Анжелика удивилась и благодарно приняла кусок хлеба и луковицу. Она откусила, принялась жевать и вдруг увидела то, что интересовало ее куда больше, чем еда, — зеркало. Самое настоящее, круглое. Пожалуй, она не видела зеркала уже недели две.

— Держи, — кто-то протянул ей вожделенный предмет.

Анжелика стащила капюшон, заинтересованно глянула и замерла. На нее смотрели впавшие настороженные глаза над обтянутыми кожей обветренными скулами.

В считаные дни подтвердились худшие опасения Марии-Анны. Жирондистская пресса клеймила якобинцев последними словами, рефреном повторялось «беззаконие», «убийцы», но это ничего не меняло. Убийства все продолжались, волнами расходились от Парижа до самой последней деревни. По всей стране так же волнами шли и реквизиции. В церквях с икон обдирали золотые оклады, появился декрет о конфискации имущества Мальтийского ордена, семьи эмигрантов были обложены специальной данью на содержание солдат-добровольцев. Но никто не смел и пикнуть.

Даже лояльная элита чувствовала опасность. Филипп Орлеанский, первый претендент на престол, в духе времени принял фамилию Эгалите. Высокородный Колло д’Эрбуа предложил отменить королевский сан как таковой. Терезия Кабаррюс вместе с мужем просто исчезли из Парижа, возможно в последний момент.

Мария-Анна подошла к мужу и предложила последовать примеру Терезии.

— Это невозможно, — решительно ответил Антуан.

— Почему?

— Потому, что я не закончил работу.

Это была не совсем правда. Да, муж все время изобретал себе новые научные забавы, но Мария-Анна знала его даже лучше, чем он себя.

— Ты просто прячешься, боишься об этом думать.

Тогда муж вспыхнул.

— Не говори о том, чего не знаешь!

Мария-Анна уперла руки в боки. Она видела, как это делают базарные торговки, и знала, что такая метода помогает достучаться до внимания супруга.

— Не увиливай.

Антуан покраснел, вдруг обреченно махнул рукой и заявил:

— Следствие уже началось. Никто пока обвинение не предъявил, но тот из нас, кто сбежит, поставит под удар всех бывших генеральных откупщиков.

Мария-Анна похолодела.

Значит, началось.

— Кто-нибудь уже бежал?

Муж покраснел и ответил:

— Да, есть такие.

Тогда она взбеленилась.

— Так почему же мы еще здесь? Сколько можно думать об остальных? Когда ты вспомнишь о жене?

Антуан побагровел.

— Ты мне не жена. Все претензии — к Пьеру Самюэлю.

Мария-Анна вздохнула. Она уже видела, что погорячилась.

— Я — твоя семья. Мы с тобой прожили под одной крышей двадцать один год. Я помогала тебе все это время, каждый день. Так помоги мне и ты.

Антуан поджал губы.

— Хорошо. Чего ты хочешь?

Мария-Анна невесело усмехнулась. В общем-то, она знала, что ей из Парижа не вырваться. Дело не только в Антуане, но еще и в отце, переписавшем на нее все эти безумные деньги, которыми он боялся владеть открыто. Она не могла просто бросить его и исчезнуть.