Филип Дик - Свободное радио Альбемута.

• Название: Свободное радио Альбемута.
• Автор: Филип Дик
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45365-8

Этот удивительный писатель никогда не умел ладить с реальностью. Не давал он шанса примириться с нею и своим героям, снова и снова толкая их на отчаянные поиски выхода из смертельных лабиринтов сознания. Итогом таких поисков стали непревзойденные по оригинальности романы, благодаря которым в лице сегодняшней научной фантастики мы легко угадываем многие черты психологического портрета Филипа Дика.

В данный сборник вошли пять романов, в том числе два прославленных - «Мечтают ли андроиды об электроовцах», по которому режиссер Ридли Скотт снял культовую ленту «Бегущий по лезвию бритвы», и «Помутнение», вдохновившее Ричарда Линклейтера на создание одноименного анимационного кинофильма с Киану Ривзом и Вайноной Райдер в главных ролях.

---

Дальше Рик не слышал — к нему подошла беспредельно унылая фигура в волочащейся по полу ночной рубашке и выключила телевизор.

— Ну ладно, — горько вздохнула Айран, — сдаюсь. Я наберу все, что ты хочешь, пусть даже экстатическое сексуальное блаженство, — я чувствую себя так хреново, что даже и это выдержу. Хуже не будет, потому что хуже уже некуда.

— Я сам наберу для нас обоих.

Рик приобнял жену за плечи и препроводил ее назад, в спальню. Здесь он набрал на ее пульте 594, охотное приятие превосходящей мудрости мужа во всех возможных вопросах, а на своем — творческий, изобретательный подход к работе, хотя в последнем и не было особой необходимости — он и сам, безо всякой искусственной стимуляции, подходил к работе именно таким образом.

Торопливо позавтракав — нужно было наверстывать время, бездарно угробленное на препирания с женой, — в полной экипировке для высовывания на улицу (включавшей, естественно, и освинцованную мотню «Аякс» фирмы «Маунтибэнк») Рик поднялся на крышу (крытую , естественно, крышу), где мирно пасся его электрический барашек — хитроумный механизм, щипавший траву с таким натуральным удовольствием, что никто из соседей не догадывался о его истинной природе.

Можно не сомневаться, что некоторые из их животных тоже являлись электронными фалшаками, но Рик никогда не пытался разобраться в этом поподробнее, равно как и соседи никогда не проявляли излишне въедливого интереса к его барану — это противоречило бы общепринятым нормам поведения. Спросить: «А ваш баран, он настоящий или электрический?» — было бы бестактностью много худшей, чем если бы вы спросили человека, пройдут ли его зубы, волосы и внутренние органы тест на аутентичность.

Рик окунулся в тошнотворно–бурые волны утреннего, сплошь пронизанного радиоактивной пылью воздуха, который превращал солнце в тусклый медный пятак и все время раздражал носоглотку характерным металлическим запахом, вынуждая непроизвольно принюхиваться к этому «аромату смерти». Нет, «аромат смерти» — это слишком уж сильно сказано, решил он, поспешая к участку земли, который достался ему в комплекте с чрезмерно просторной квартирой. В эти дни последствия Финальной Всеобщей Войны уже утратили свою изначальную драматичность, стали чем–то будничным. Те, кто не мог устоять перед радиацией, давно отошли в мир иной, так что последние годы заметно ослабевшая пыль, которой противостояли выжившие — то есть самые крепкие — из людей, только медленно подтачивала им разум и наследственный аппарат. Рик не захотел эмигрировать, и теперь, несмотря на все предосторожности, пыль день ото дня оседала в нем все новыми и новыми порциями смертоносной грязи. Пока что ежемесячные медицинские обследования неизменно подтверждали его статус нормала, человека, имеющего законное право производить потомство, однако каждый раз возникала пугающая возможность, что медицинская комиссия Сан–Францисского полицейского управления вынесет противоположный вердикт — всепроникающая пыль непрерывно превращала бывших нормалов в аномалов (но, к сожалению, не наоборот). «Эмигрируй или деградируй! Думай сам, что лучше!» — кричали телевизионные ролики, уличные щиты и правительственные листовки, ежедневно опускавшиеся в каждый почтовый ящик. Весьма разумно, думал Рик, отпирая калитку своего миниатюрного овечьего загона. Только вот я не могу эмигрировать. Из–за моей работы.

И тут его окликнул Билл Барбур, хозяин соседнего пастбища и сосед по дому; как и сам Рик, Билл, вообще–то, шел на работу и забежал сюда на пару секунд, проверить свое животное.

— Моя кобылка забрюхатела! — Он гордо указал на крупную, философического вида першеронку. — Ну, что вы на это скажете?

— Скажу, что скоро у вас будет пара першеронов.

Рик уже подошел к своему барану, который лежал на траве, задумчиво пережевывая жвачку, и внимательно следил за руками хозяина — не принес ли тот ему горстку геркулеса. В программу данного конкретного экземпляра была заложена страстная любовь ко всяческим зерновым хлопьям; завидев такое лакомство, электробаран непременно вскочил бы на ноги и поскакал бы (весьма убедительно) навстречу Рику.

— А с чего она вдруг? — спросил Рик. — Ветром надуло?

— Я купил дозу самой лучшей оплодотворяющей плазмы, какая только есть в Калифорнии, — похвастался Барбур. — Через животноводческий совет штата, по знакомству, иначе бы не вышло. Помнишь, на той неделе их инспектор обследовал Джуди? Они считают мою кобылку чуть ли не лучшей в породе и прямо мечтают получить ее жеребенка.

Барбур любовно потрепал лошадь по гриве, и та ткнулась мордой ему в плечо.

— А вы не хотите ее продать? — спросил Рик.

Ему страстно хотелось иметь лошадь, да вообще хоть какое–нибудь живое животное. Люди, вынужденные ограничиваться электрическими подделками, чувствовали себя униженными и, как следствие, постепенно теряли веру в себя. Будь его воля, Рик и вообще не стал бы возиться с этой заводной игрушкой и жил бы, пока не появится возможность купить себе живое животное, вообще без никакого, но подобное поведение считалось в обществе крайне предосудительным, а если бы он даже решил наплевать на все приличия, оставалась еще Айран, которой было очень даже не все равно, как смотрят на нее соседи.

— Продать мою лошадь? — удивился Барбур. — Это было бы попросту аморально.

— Ну продайте тогда жеребенка. Иметь двух животных — это еще аморальнее, чем не иметь ни одного.

— Да с чего вы это взяли? Многие люди держат по два, три, даже четыре животных, а у Фреда Уошборна, владельца завода по переработке водорослей, на котором работает мой брат, их целых пять. Вы не читали во вчерашней «Кроникл» статью про его утку? Самая большая, самая тяжелая утка московской породы на всем Тихоокеанском побережье.

Одна уже мысль о подобном сокровище привела Барбура в блаженное состояние, близкое к трансу.

Покопавшись в карманах, Рик извлек мятую, затертую брошюрку — январское приложение к «Каталогу животных и птиц» фирмы «Сидни». Заглянув в алфавитный указатель, он нашел раздел «Жеребята. См. Лошади, потомство» и через несколько секунд авторитетно заявил:

— У «Сидни» я могу купить жеребенка першерона за пять тысяч.

— Нет, — качнул головой Барбур, — не можете. Посмотрите повнимательнее, там же курсив, это значит, что в данный момент жеребят у них нет, а цена — предположительная, на случай, если вдруг появятся.

— Ну ладно, — сказал Рик. — А что, если я буду платить вам по пятьсот долларов в месяц? За десять месяцев это будет пять тысяч, полная каталожная цена.

— Вот и видно, Рик, — снисходительно улыбнулся Барбур, — что вы ничего не понимаете в лошадях. Ну почему, по–вашему, у «Сидни» нет в предложении жеребят–першеронов? Да потому, что их никто не хочет продавать, даже и за полную каталожную цену. Першероны — большая редкость, их, даже самых плохоньких, днем с огнем не найдешь. — Он перегнулся через невысокий забор, разделявший два их «поместья», и подкрепил свой страстный монолог не менее страстной жестикуляцией. — Вот она, Джуди, она у меня уже целых три года, и за все это время я ни разу, ни разу не видел ей равных. Я сам летал за ней в Канаду, а потом сам же привез ее сюда, а то ведь могли по дороге украсть. Да что там украсть, где–нибудь в Колорадо или Вайоминге, там и убить могут за милую душу, лишь бы получить такую лошадь. И знаете почему? Потому, что до Финальной Всеобщей были буквально сотни…

— Но разве то, — прервал его Рик, — что у вас будут две лошади, а у меня — ни одной, не войдет в противоречие со всей теологической и моральной структурой мерсеризма?

— Кой черт, ведь у вас же есть этот баран, и никто вам не мешает Восхождению в личной жизни, а тот, кто крепко сжимает две рукояти Сострадания, приближается достойно. Вот если бы у вас не было этого барана, тогда бы еще я мог усмотреть в вашей позиции какую–то логику. Само собой, если бы у меня было два животных, а у вас ни одного, я пусть и частично, пусть и косвенно, но лишал бы вас возможности истинного слияния с Мёрсером. Но ведь у каждой семьи, живущей в этом здании, — по моим прикидкам, их тут около пятидесяти, по одной на каждые три–четыре квартиры, — у каждой из наших семей есть то или иное животное. У Грейвсона, — Барбур махнул рукой куда–то на север, — у него там курица. Оукс с женой держат эту здоровенную рыжую собаку, которая лает по ночам. У Эда Смита… — Он смолк и задумался. — У Эда есть в квартире кот, только никто этого кота еще не видел, так что дело темное.

Рик подошел к своему барану, сел на корточки, покопался в густой, роскошной шерсти (хоть она–то была самая настоящая) и не без труда нашел управляющую панель.

— Вот, смотрите, — крикнул он потрясенному Барбуру и снял с панели шерстяную декоративную крышку. — Теперь–то вам понятно, почему я так хочу этого жеребенка?