Владимир Свержин - Лицо отмщения

• Название: Лицо отмщения
• Автор: Владимир Свержин
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-056605-1, 978-5-403-00409-1

Приключения сотрудников Института Экспериментальной Истории продолжаются!

На сцену выходит «крестный отец» Вальдара Камдила — Джордж Баренс, в Константинополе времен кесаря Иоанна II Комнина более известный под именем смиренного брата Георгия Варнаца, человека весьма пестрой судьбы и, по совместительству, доверенного соглядатая василевса, специализирующегося на загадочных и опасных русах.

Его задание — втереться в доверие к Великому князю Киевскому Владимиру Мономаху и выяснить, зачем этот доблестный муж не распустил свою рать по домам, а напротив, сильно увеличил ее за счет наемных отрядов варягов и степняков.

Уж не собирается ли князь, по обычаю достославного своего предка Олега, идти на Царьград?

А если нет — то на кого он идти хочет?

И что за туманные слухи насчет клятвы, которую Владимир дал некогда своей возлюбленной супруге, дочери павшего в битве при Гастингсе короля саксов Гарольда?..

---

— Я пошлю за ней отряд, пусть сопровождают ее повсюду день и ночь. Если понадобится, пусть засыпят этот чертов пролив и перевезут ее посуху. Но… молчи! Ты понял, что я тебе сказал. Теперь так. Раз уж этот кретин, эта мокрица, император, так и не удосужился сделать ей сына, вспомни и перепиши мне всех королей, принцев, герцогов, у кого есть сыновья брачного возраста. Англии нужен наследник. И как можно быстрее. Ты все уразумел?

— Да, мой лорд. Но осмелюсь сказать, это будет сложно.

— Ты что же, скотина, утратил память, или пальцы твои не в силах больше держать перо, или в Англии перевелись чернила?

— Прошу извинить меня, государь, но… вас не любят.

— А им вовсе не надо меня любить. Пусть любят мою дочь, да покрепче. К вечерне составь мне список, об остальном я позабочусь сам. У Матильды будет муж, даже если мне придется украсть его из замка Сите. А сейчас — к Соксу. Он расскажет мне все!

* * *

Взвывшие боевые трубы напоминали львиный рык в миг, когда царь зверей дает понять окрестной живности, кто в саванне хозяин. Отряд сицилийских всадников, насчитывающий не более полусотни человек, вовсе не горел желанием доблестно сложить головы у безвестного мыса на берегу Понта Эвксинского. Сотня клибанофоров,[25] опустив длинные, в четыре ярда копья, неслась в атаку на чужаков. Черные конские хвосты над их шлемами развевались по ветру. Флажки на древках хлопали, солнце отражалось в начищенной до блеска пластинчатой броне всадников и лошадей.

Еще целый бандон[26] легкой кавалерии широкой дугой огибал прибрежную равнину, охватывая сицилийцев с фланга и стараясь зайти в тыл. Удайся этот маневр, и «гости издалека» оказались бы точно муха меж двух ладоней, сошедшихся в хлопке. Но сицилийцы решили, что жажда наживы — еще не достаточный повод расстаться с головой и потому, заблаговременно поворотив коней, со всех ног припустили прочь. Легконогие андалузские жеребцы были им хорошим подспорьем в этом благородном начинании.

Клибанофоры, неудержимые в копейной сшибке, на своих мощных широкогрудых конях не слишком хороши в преследовании, и потому, осознав, что врага не догнать, тяжело вооруженные всадники повернули к берегу, где все еще находились спасшиеся жертвы кораблекрушения.

Впереди грозного отряда гарцевал наездник в богатом чешуйчатом доспехе, покрытом темно-синим плащом с золотой узорчатой каймой. Лицо его было до глаз закрыто кольчужной маской, над вызолоченным шлемом развевался черный с красными прядями плюмаж. На лазурном миндалевидном щите всадника красовался золотой двуглавый орел, из плеч которого вырастал косой крест, поднимавшийся над орлиными головами. Тот же знак был изображен на хлопавшем по ветру знамени в руках следовавшего за военачальником дофора.[27] Мохноногий фризский жеребец гнедой масти горделиво выступал под командиром могучих всадников.

— Боже правый! — приблизившись к живописной группе на берегу, воскликнул тот. — Глазам своим не верю! — Наездник отстегнул кольчужную полость, открывая лицо. — Да это же сама несравненная Никотея! Надеюсь, прекрасная севаста помнит меня? Я — Симеон Гаврас. И трех месяцев не минуло с той поры, как я привез в Константинополь ко двору младшего брата, Алексея.

— Господи! — не спуская лазурных глаз с воителя, отчаянно вскрикнула севаста и, вскинув ладони, точно пытаясь закрыть ими лицо, рухнула на руки подоспевшей Мафраз.

Глава 9

Человек должен любить других людей ровно настолько, чтоб они не мешали ему любить самого себя.

Оскар Уайльд

«…И по молению христианскому прибрал Господь души грешников — герцога Вильгельма Нормандского и многих графов и баронов его — и тем покарал за многие святотатства, за нечестивость и богомерзкий нрав, коими он с отцом своим, злодейным разбойником и развратником Генрихом, королем бриттов, был равен».

Аббат Сугерий поглядел на выведенные гусиным пером строки и осенил себя крестным знамением. Конечно, грешно было радоваться смерти рабов Божьих, а уж тем паче братьев во Христе, но все же столь нелепая и в то же время такая своевременная гибель наследника английского престола представлялась истинным даром небес.

В последние годы принц Вильгельм доставлял немало хлопот королю Людовику, постоянно подзуживая мятежных баронов севера воевать против своего государя, снабжая их золотом, оружием и давая укрытие в землях Нормандии. Теперь следовало ударить по Руану — столице непокоренного герцогства, не дожидаясь, пока Генрих Боклерк придет в себя и сможет оказать достойное сопротивление.

Поставив отточенное перо в чернильницу, аббат Сугерий поднялся из-за стола и призвал к себе секретаря.

— Прибыли ли расчеты, сделанные архитектором для заложения храма Девы Марии Парижской?

— Еще нет, но я послал за ними.

— Очень плохо, — покачал головой аббат Сугерий. — Устав велит вскорости отходить ко сну, а это значит, что я смогу вновь заняться делом только после всенощной. А времени мало.

— Ваше преподобие, — почтительно склонил голову секретарь, — осмелюсь доложить, прибыл Бернар, настоятель Клервоской обители.

— В такой час? Что же ему надо?

— Он приходил, дабы коснуться священного чудодейственного знамени святого Дионисия, что именуется Орифламмой.

— И что же, коснулся?

— Коснулся, ваше преподобие, но теперь смиренно просит вас принять его.

— Ну что ж, коли расчетов все равно еще нет, зови его. — Аббат Сугерий расправил сутану и задумчиво прикрыл глаза. Ему не нравился настоятель Клервоской обители. В прежние годы им доводилось встречаться трижды, и каждый раз аббат Сугерий с грустью убеждался, что даже в деле служения Господу искреннее рвение может быть чрезмерным, а стало быть, опасным. Мрачный огонь, которым время от времени вспыхивали глаза этого молодого выскочки, выдавал в нем человека своенравного и нетерпимого, способного легко перепутать собственную волю с волей Господа.

Но отказать этому любимцу клира тоже было неразумно.

— Да скажи его преподобию, что я смогу уделить ему времени не более, чем надобно для прочтения «Отче наш» трижды, — кинул аббат Сен-Дени вслед брату келарю.

Они встретились и поклонились друг другу и обменялись благословениями, как подобает верным сынам вселенской апостольской церкви.

— Вы проделали столь дальний путь, брат мой, — начал аббат Сугерий, — быть может, желаете отдохнуть с дороги?

— Лицезрение святыни, посланной Господом во спасение христианнейшего короля Людовика от лютых недругов, наполнило меня силой, точь-в-точь как воинов, над чьим строем реяло сие знамя!

— Господь милостив. — Настоятель монастыря Сен-Дени молитвенно сложил руки на груди, не спуская, впрочем, выжидательного взгляда с гостя. Неужто он и впрямь проделал путь из Шампани до стен Парижа, чтобы прикоснуться к Орифламме?

— Воистину так, брат мой! — согласился Бернар. — Восславим же Господа!

Некоторое время они молчали, выжидательно глядя друг на друга. Бернар Клервоский не выдержал первым.

— Я желал бы посоветоваться с вами, благочестивейший и мудрейший брат Сугерий, ибо во всем французском королевстве не сыскать человека столь же сведущего в делах как Божьих, так и человеческих.

— Я слушаю вас, почтеннейший брат, — пропуская лестные слова мимо ушей, кивнул аббат Сен-Дени.

— Могу ли я просить, чтобы сказанное здесь оставалось тайной между нами?

— Я обещаю вам это, конечно, если сказанное не будет хулой на Господа или же злоумышлением против короля и Франции.

— О нет, совсем наоборот. — Бернар вздохнул. — Я с прискорбием гляжу на то, что творится в нашей церкви. Видя, как высшие иерархи ее, точно пьяные лавочники на ярмарке, дерутся между собой за власть, за кусок земли, за презренное злато, разве можно говорить всерьез о божественной сути деяния, которому посвящены наши жизни?

— Это ересь, брат Бернар.

— О нет, нет, что вы. Я лишь говорю о том, о чем рек Спаситель, объявляя, что Богу — богово, а кесарю — кесарево. Но Бог здесь назван первым, ибо он превыше любого кесаря. Да и мне ли говорить вам об этом, ведь Людовик, король Франции, является вассалом Господа за графство Вексенн, полученное им через вас от небесного заступника, святого Мартина.

— Да, это так.

— Нынче Франция, и только она, может стать истинным домом и оплотом для слуг Божьих. Мы должны восстановить чистоту веры, смыть грязь с блистающих одежд нашей церкви, выкорчевать скверну, невзирая на сан и лица, ибо фарисеи нынче угнездились в доме Божьем. И как Иисус изгнал торгующих из храма, так и мы в меру наших малых сил не должны знать покоя и отдыха, очищая святыню от мирских соблазнов.

Сугерий со скрытым раздражением глядел на пылко декламирующего гостя. Он представлял, как Франция наполняется такими же вот страстными проповедниками, за каждым из которых маячат воины с обнаженными мечами, готовые умертвить всякого, кто ими будет признан скверной, достойной корчевания. Ему довелось слышать, что сей яростный в своей проповеди аббат уже собрал отряд рыцарей и отправил их в Святую землю с подозрительной целью объединить вокруг себя как можно больше умелых и стойких воинов, преданных уставу, написанному для них самим аббатом Бернаром. Для чего воину духа собирать вокруг себя этакую армию мирян? Все это очень подозрительно.