Владимир Бедненко - Школа жизни. Воспоминания детей блокадного Ленинграда

• Название: Школа жизни. Воспоминания детей блокадного Ленинграда
• Автор: Владимир Бедненко
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-082290-4

Это сборник рассказов от первого лица тех, чье детство пришлось на тяжелое блокадное время. Болезненные воспоминания героев, их стойкость и мужество еще раз напоминает читателям, какой нелегкой ценой досталась Великая победа.

Проект «Непридуманные рассказы о войне» существует с марта 2005 года и развивается силами энтузиастов. Идея создания принадлежит известному московскому священнику протоиерею Глебу Каледе. Все публикации — это рассказы непосредственных участников событий Великой Отечественной.

В ноябре 2011 года руководитель протоиерей Александр Ильяшенко и коллектив проекта «Непридуманные рассказы о войне» заняли первое место среди участников межрегионального конкурса журналистского мастерства «Слава России». Работа проекта также была отмечена в 2010 году на IX Всероссийском конкурсе за лучшее освещение в средствах массовой информации темы патриотического воспитания «Патриот России». Проект занял первое место в номинации «Дети войны».

---

На самом деле война с участием СССР уже шла вовсю. Даже мы, дети, знали, хотя об этом не принято было говорить вслух, что чей-то отец находится в Китае, а чей-то воюет в Испании. Произошли серьезные вооруженные столкновения с Японией у озера Хасан и в Монголии (река Халхин-Гол). В 1939 г. СССР, как тогда говорили, протянул братскую руку народам Западной Украины и Западной Белоруссии. Вскоре началась война с Финляндией. Тогда-то и появились, пожалуй, первые тревожные признаки неблагополучия. Отец, служивший в то время в г. Новозыбкове Орловской обл., был командирован в район боевых действий. Мы с мамой остались одни. Вскоре исчезли из продажи продукты. С наступлением зимы (а она в тот год выдалась очень суровой) начались проблемы с отоплением. Если бы не помощь сослуживцев отца, не знаю, как бы мы выжили.

После Финской кампании жизнь заметно улучшилась. Отца повысили в должности и звании (он стал майором) и перевели в г. Гомель. У нас была хорошая квартира, велосипед, фотоаппарат ФЭД и даже радиоприемник. В магазинах появились в изобилии не только разнообразные продукты, но и одежда, и другие товары, в том числе из бывших стран Прибалтики, ставших советскими республиками. После заключения в 1939 году между СССР и Германией Пакта о ненападении тон публикаций о Германии сразу изменился на дружелюбный. Тем не менее, как мне кажется, это мало кого ввело в заблуждение. Подготовка к грядущей войне продолжалась. В Гомеле мы жили в доме комсостава. С жильцами дома регулярно проводились занятия по гражданской обороне, всем были выданы противогазы, было устроено бомбоубежище и т. д. Помню, мама с тревогой рассказала о разговоре с какой-то женщиной из Западной Белоруссии. Та восхищалась жизнью у нас, но вспоминала, что подобное происходило и в Польше накануне войны. Забегая вперед, скажу, что дивизия, в которой служил отец, за неделю до начала войны была выдвинута к западной границе.

Следует упомянуть о репрессиях в армии. Помню, когда мы жили в Новозыбкове, отец пришел домой очень расстроенным и сказал маме, что арестован командир его полка — любимец подчиненных, орденоносец и участник Гражданской войны. Затем пришла очередь комдива. Позже отец рассказывал, что по утрам, собравшись в штабе и обнаружив чье-то отсутствие, командиры понимающе переглядывались. Вопросы задавать было не принято. За три последних предвоенных года был уничтожен весь цвет командования Красной Армии — талантливейшие, образованные военачальники, такие как Тухачевский, Егоров, Блюхер, Якир, Уборевич и многие, многие другие. Взамен у руководства армией встали неграмотные невежды, такие как Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Кулик и т. п. Репрессии выкосили не только высший, но и средний командный состав. На командные должности назначались совершенно не готовые к этому люди.

Дошла очередь и до отца. В начале 1941 года он внезапно исчез. И хотя мама старалась как-то меня успокоить, но по косым взглядам и намекам соседей я догадывался, что отец арестован. Как только закончился учебный год, мама отправила меня к деду в Быхов, а сама осталась в Гомеле.

В Быхове летом обычно собиралась вся многочисленная семья деда. В тот год так, к сожалению, не получилось. И тем, кого не было тогда в доме родителей, было не суждено когда-либо встретиться с ними. Не приехал ни один из четырех сыновей. Старший из них — Ефим, мой отец, был под арестом. Через пару месяцев после начала войны он был освобожден и восстановлен в звании. Начал он войну под Москвой, участвовал в обороне Сталинграда, в боях на Курской дуге, в освобождении Праги и взятии Вены и закончил войну в Маньчжурии в звании гвардии полковника.

Второй сын, Давид, — капитан артиллерии, весельчак и красавец высокого роста и богатырского сложения, служил вблизи западной границы. По рассказу сослуживца, он был тяжело ранен в бою в первые же дни войны и застрелился, чтобы не попасть в плен. Третий сын, Исаак, в начале 30-х годов уехал добровольцем на строительство Комсомольска-на-Амуре и остался там жить. Ушел добровольцем на фронт, воевал командиром танка и в 1943 году погиб под Смоленском.

Младший сын, Иона, весной 1941 года окончил летно-техническое военное училище и уехал по назначению в Забайкалье. Был парторгом эскадрильи и участвовал в войне с Японией. Собиралась приехать чуть позже старшая из дочерей — Раиса, жившая с мужем и двумя детьми в Мозыре. С началом войны ее муж, партийный работник, ушел в армию, и она не успела эвакуироваться. При попытке выбраться из города была задержана полицаями, опознана как еврейка и жена «комиссара» и зверски убита вместе с детьми: Фридом 11 лет и Лизочкой — 6.

В Быхове в то лето были лишь четверо моих тетушек. Одна из них — замужняя с грудным ребенком — жила в Быхове. Ее муж был инвалидом с рождения. Другая училась в педучилище в Могилеве и приехала на каникулы. Во время войны после гибели на фронте жениха вступила добровольно в армию, отучилась на курсах минометчиков и воевала под Ленинградом. Осталась незамужней, будучи до конца жизни верной своему жениху. Две младшие были еще школьницами старших классов.

17 июня 1941 года мне исполнилось 10 лет, а через 5 дней началась война. Утром 22 июня я играл в соседнем дворе со своими друзьями, как вдруг прибежал какой-то мальчик с криком: «Вой на! Началась война!» На него зацыкали: «Ты что, с ума сошел? Разве можно такое говорить?» Однако это оказалось правдой. И буквально на следующий день над Быховом появились немецкие самолеты. Город они вначале не бомбили, и было очень интересно наблюдать за ними. Узнавали их на большой высоте по характерному ноющему звуку. Нашей авиации вообще не было видно, не слышно было и зенитных орудий. Поэтому немецкие летчики чувствовали себя совершенно безнаказанно.

Я был свидетелем того, как вдоль улицы бежала, металась из стороны в сторону пожилая женщина с мешком за плечами (видимо, направлялась на базар), а немецкий истребитель на бреющем полете строчил по ней из пулеметов, и пули высекали искры из булыжной мостовой. Самолет летел так низко, что был виден смеющийся пилот. Пошли на запад колонны красноармейцев, вооруженных винтовками. Танков или хотя бы орудий я не видел, если не считать грузовиков-полуторок со счетверенными пулеметами «Максим». Но дух у этих молоденьких загорелых ребят тогда еще был высокий. Помню, как они кричали нам, мальчишкам, что зададут немцам жару на Березине, и дальше немцы не пройдут. Однако вскоре потянулись на восток беженцы, и среди них военные без оружия, в окровавленных бинтах, с глазами, безумными от пережитого.

Фронт стремительно приближался. Уже была слышна орудийная стрельба. Стало ясно, что дольше оставаться в Быхове нельзя. Самым энергичным и деятельным человеком из всех была тетушка Мария (та, у которой был грудной ребенок). Она и стала, по существу, главой семьи в этот критический момент. Не знаю, как ей удалось добыть лошадь с телегой. С вечера было собрано и уложено на телегу самое необходимое. К нам присоединились ближайшие родственники и соседи. Таким образом, всего набралось около 25 человек, в том числе маленькие дети и инвалиды, которые не могли идти пешком. Поэтому для вещей на телеге оставалось не так уж много места. В общем, это не очень волновало. Ведь все были уверены, что достаточно будет перебраться на левый берег Днепра, чтобы оказаться в безопасности. А через месяц-другой немцев прогонят, и можно возвращаться домой. У деда в ближайшей деревне был старый друг, который помог бы как-то разместить всех нас на это время. Были сняты со стены увеличенные фото сыновей в военной форме и вместе с ключами от дома и наказом посматривать за ним переданы соседу.

Рано утром 2 июля, до наступления жары (а лето в тот год было особенно жаркое), мы двинулись в путь к мосту через Днепр и дальше на восток. Шли мы медленно. Неожиданно, когда мы дошли до середины моста, впереди показалась моя мама — босая, с котомкой за плечами. Она пробиралась ко мне из Гомеля в сторону фронта, где на попутках, а где пешком. Благо у нее сохранилась и ей помогала какая-то старая справка о том, что она жена майора Красной Армии. Опоздай она на каких-то полчаса, и мы с ней уже никогда бы не встретились.

Буквально через несколько минут после того, как мы перешли мост и углубились в ближайший лесок для отдыха, раздался ужасной силы взрыв. Мост был взорван. А к утру 3 июля Быхов был захвачен немецким войсками. Чтобы представить, какая судьба ожидала нас, скажу, что в годы оккупации были казнены все не успевшие уйти евреи — горожане и жители деревень Быховского района, всего около 5000 человек.

Видимо, взрыв моста помог взрослым осознать, что надо уходить побыстрее и подальше. Переночевав и перекусив у дедушкиного друга, мы двинулись дальше. К вечеру следующего дня мы пришли в деревню Дабужа. Председатель колхоза принял нас хорошо и разместил в здании школы, попросив помочь назавтра колхозникам в поле. Работоспособные женщины с рассветом ушли на работы. В школе остались лишь дети под присмотром моей бабушки, другие старики и инвалид.