Виллем Элсхот - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Виллем Элсхот
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1972

Книга бельгийского писателя Виллема Элсхота включает в себя: роман «Вилла роз», «Силки» и повести «Сыр», «Танкер», «Блуждающий огонек».

Книги Элсхота, отмечают критики, — это «автобиографии чувства», это ищущая себе возможные «алиби» тайная исповедь автора.

---

Боорман, несомненно почувствовавший, что быстро идет ко дну, неожиданно протянул Ван Ханзену руку в знак прощания.

— Сударь, — решительно заявил он, — я рад, что вас интересует вопрос, который я принимаю так близко к сердцу и который вызывает столь серьезное беспокойство в министерстве промышленности. Как только он созреет и будут намечены конкретные меры, я непременно зайду к вам снова.

— Конечно, — отозвался Ван Ханзен, — можете спокойно зайти ко мне поболтать, но только после пяти, потому что в другое время я очень занят. А в рекламе я сейчас не заинтересован, — заключил он, покосившись на мою кожаную папку.

Он проводил нас до двери, где мой патрон еще раз бодро воскликнул:

— Рад был познакомиться!

— Скажите там в министерстве, что беспокоиться нет причин, и передайте им мой поклон! — крикнул нам вдогонку Ван Ханзен.

Некоторое время он еще постоял в дверях, словно хотел убедиться, не завернем ли мы к его соседу, а затем нырнул в свой магазин.

Я шел рядом с шефом в полном молчании, восприняв нашу неудачу как личное оскорбление. Когда мне было двадцать лет, я как-то раз на лугу вызвал приятеля на единоборство только ради того, чтобы доказать одной девушке, что я сильнее его. Однако он победил меня у нее на глазах, и я вынужден был смирно лежать на спине, придавленный ненавистным телом. Сейчас на меня вновь нахлынули чувства, которые я испытал тогда.

— С этим субъектом сейчас каши не сваришь, — сказал Боорман. — Ван Ханзен принадлежит к редкой породе людей, которых можно взять на крючок только честностью и простотой. Но когда мы пришли к нему, я этого не знал и не мог же я из одной крайности кинуться в другую, не рискуя раз и навсегда все испортить… Потом вы как-нибудь снова наведайтесь к нему, но теперь, после того как я его раззадорил, ему понадобится по меньшей мере год, чтобы обо всем позабыть. Я только не понимаю, каким образом издатели адресной книги вытянули из него рекламное объявление.

ФИРМА «ЛАУВЕРЭЙСЕН»

— Давайте-ка заглянем к обойщику, у которого нет никаких филиалов, — сказал Боорман, не выказывая ни малейшей досады. — Как его фамилия?

После того как я нашел в своем списке фамилию и адрес обойщика, мой патрон свернул на улицу Фландр, которая вела в предместье, где основал свою обойную империю Жан Ламборель. На полпути Боорман вдруг остановился и стал напряженно вглядываться в обветшалую вывеску, прибитую к фасаду запущенного дома. На ней было написано:

    ПИТЕР ЛАУВЕРЭЙСЕН
   Кузнечных дел мастер.
Фабрика кухонных лифтов.

Одна из букв «е» так выцвела, что ее почти не было видно, а буква «т» в слове «лифтов» радовала глаз старомодными завитушками во вкусе наших дедов. Над вывеской было распахнуто несколько окон, в которых, словно пестрые флаги, колыхались простыни после большой стирки, а под вывеской зиял проулок, который, вне всякого сомнения, вел в мастерскую.

— Это еще что такое? — пробормотал Боорман. — Давайте-ка заглянем сюда!

И он зашел в проулок, где пять или шесть собак осыпали друг друга изъявлениями благорасположения. Судя по всему, эти животные чувствовали себя здесь как дома — они то и дело щедро орошали стены, покрытые мхом и плесенью, и пропустили нас внутрь лишь после того, как мой патрон прибег к помощи своей палки.

— А не повернуть ли нам назад, господин Боорман? — спросил я. — Здесь стоит такой запах, вы не находите? Едва ли тут живут люди, которых можно…

— Сначала надо познакомиться с Лауверэйсеном, — решительно заявил Боорман.

Когда мы сделали шагов сто, проулок свернул влево и уперся в большую дверь, за которой, видимо, занимался своим кузнечным ремеслом Лауверэйсен, потому что мы услышали скрежет напильников и стук молотов о наковальню.

— Прогоните этих проклятых псов! — приказал мой патрон, вертя ручку двери.

Теперь я увидел, что собаки увязались за нами, словно желая посмотреть, что мы станем делать, и когда Боорман принялся трясти дверь, вся свора залаяла как по команде. Они явно хотели предостеречь Лауверэйсена.

После нескольких безуспешных попыток мы наконец распахнули дверь и вошли в мастерскую. Это был задымленный сарай со стеклянной крышей. В одном углу работали два кузнеца, и кругом стоял такой шум, словно уже наступил конец света. Посреди мастерской, на полу, было навалено угловое и листовое железо, тогда как шесть-семь слесарей, токарей и сборщиков примостились вдоль стен. Мы торжественно вошли в сарай, и, когда Боорман начал карабкаться на груду железа, лежавшего посредине, шум неожиданно стих и на нас уставились десять пар глаз.

Осторожно перебравшись через кучу железа, мы оказались у деревянной перегородки с дверью и двумя оконцами, за которыми можно было видеть письменный стол с копировальной машиной и прочим канцелярским инвентарем.

Когда мой патрон заглянул в контору, какой-то пожилой мужчина вышел из-за своего станка, подошел к Боорману и, сняв шляпу, любезно сообщил, что «она сейчас придет».

Это был хилый, сутулый человечек с усталыми глазами. Возраст его не поддавался определению — для этого у него было слишком грязное лицо.

— Дорогой друг, — сказал Боорман, — я хотел бы поговорить с господином Лауверэйсеном. Передайте ему эту карточку и позаботьтесь о том, чтобы он поскорее сюда пришел.

И Боорман сунул человечку вместе с визитной карточкой щедрые чаевые.

Человечек растерянно положил и то и другое в карман и взглянул на Боормана сквозь очки так, словно хотел еще что-то сказать. Робость, однако, лишила его дара речи — он вертел в руках свою шляпу, морщил лоб и шевелил губами, но не мог произнести ни слова.

— Пит! — загремел издалека чей-то бас. — Не лучше ли взять бульбовый профиль вместо слабого швеллера?

— Сейчас иду! — крикнул в ответ человек в очках.

— Извольте, — сказал Боорман, — но сначала позовите, пожалуйста, господина Лауверэйсена.

— Сударь, — извиняющимся тоном проговорил человечек, — Лауверэйсен — это я. Заходите в контору и обождите немного. Моя сестра скоро спустится вниз.

— Очень приятно познакомиться, — только и сказал ему в ответ Боорман.

Лауверэйсен отворил дверь конторы, обернув руку передником, чтобы не испачкать дверную ручку, снова надвинул на голову шляпу и пошел к человеку, ожидавшему его ответа — что лучше взять, бульбовый профиль или швеллер. Мы вошли в контору.

— Я сейчас к вам спущусь, сударь! — раздался сверху женский голос.

— Садитесь, — сказал мой патрон, подавая мне пример. — Когда посетитель сидит, его труднее выставить за дверь. Если же человек стоит, достаточно раз-другой переступить ногами, и вот он уже пятится к порогу.

Я оглядел контору.

Письменный стол фирмы «Лауверэйсен» состоял из двух подпорок, на которых лежали доски, а сверху была нагромождена неописуемая груда книг, счетов, писем и технических чертежей. Все валялось здесь в полном беспорядке, словно кто-то перетаскал это имущество сюда в корзинах и высыпал на стол. Часть бумажных куч успела покрыться густым слоем пыли — к ним, видимо, уже давно никто не прикасался. Никаких папок для писем я не заметил — как, впрочем, и других предметов, которые могли бы служить для хранения старых бумаг. У стола стояло кресло с высокой спинкой — точно такое было у моей бабушки. Сквозь дыру в обшивке сиденья виднелась пружина, из спинки торчали пучки морской травы. Позади стола была винтовая лестница, которая вела в комнату, где, судя по долетавшим оттуда звукам, суетился какой-то человек.

— Вот это кавардак! — восхищенно прошептал Боорман. — А все-таки деньги здесь есть, ведь у них работают десять человек. Даю голову на отсечение, что мы не уйдем отсюда с пустыми руками.

И, взглянув на меня, добавил:

— У вас вполне презентабельный вид. Но надо носить ленточку в петлице. И держите голову прямо. Помните, что вы должны молчать или на крайний случай изрекать: «Очень интересно», если вдруг наступит пауза. Идет!

— А вот и я, — раздался голос сверху, и на лестнице появилась грузная женщина, явно страдавшая каким-то физическим недостатком. Я увидел, что она стоит вверху на площадке, словно у края пропасти. Она смотрела мимо нас и, казалось, обдумывала какое-то решение. Затем, повернувшись к бездне спиной, она судорожно ухватилась за перила и начала спускаться. Шаг за шагом спускаясь все ниже, она всякий раз ставила на ступеньку левую ногу, а правую осторожно приставляла к левой. Несколько раз она останавливалась, чтобы передохнуть, пока наконец не добралась до самого низа. Здесь она снова повернулась к нам лицом и, сделав последний, хорошо рассчитанный шаг, очутилась у кресла, в которое рухнула с гримасой, рассеявшейся, впрочем, как туман, после того как она посидела несколько секунд недвижимо.