Виллем Элсхот - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Виллем Элсхот
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1972

Книга бельгийского писателя Виллема Элсхота включает в себя: роман «Вилла роз», «Силки» и повести «Сыр», «Танкер», «Блуждающий огонек».

Книги Элсхота, отмечают критики, — это «автобиографии чувства», это ищущая себе возможные «алиби» тайная исповедь автора.

---

Боорман перестал диктовать, потому что вдруг раздался звонок и я пошел открыть парадную дверь.

Это был мастер Лауверэйсен в цилиндре и в парадном костюме, с ленточкой в петлице — примерно в том виде, в каком мы запечатлели его на фотографии.

Здороваясь с ним, и радушно назвал его по имени, после чего он отважился войти в коридор, куда выходили двери наших комнат, и на мой вопрос, какому счастливому случаю мы обязаны его посещением, он ответил встречным вопросом, дома ли хозяин.

История с Уилкинсоном научила меня осторожности, так что я попросил его немного подождать. А я, мол, тем временем выясню это по телефону и сразу же дам ему ответ.

— Это, конечно, кто-то из Лауверэйсенов? — спросил Боорман.

— Кузнечных дел мастер собственной персоной, — тихо сказал я. — Он спрашивает, дома ли вы.

— Сразу же впустите его ко мне, — распорядился Боорман, — потому что официально нам еще не известно, что он хочет аннулировать заказ.

Я пошел за кузнецом и привел его в контору, где его с необыкновенным радушием приветствовал Боорман: он тотчас же вскочил, сердечно пожал ему руку, усадил его в наше лучшее кресло и сунул ему под нос коробку с сигарами.

— Большое спасибо, сударь, — сказал кузнец, — но я пришел, собственно говоря, потому…

— Сначала возьмите сигару, мастер Лауверэйсен, — решительно проговорил Боорман. — Я вижу, что вы пришли, и, поверьте, очень этому рад. Закуривайте, сигары чудесные. Это еще остаток от выплаты натурой, но с кухонными лифтами так дело не пойдет.

Кузнечных дел мастер все еще колебался. Он, несомненно, опасался, что сигара помешает ему высказать все, что он хотел, но и не решался заявить, что вообще не курит.

— Не заставляйте себя упрашивать, чудак вы эдакий! — сказал мой патрон. — Не могу же я разговаривать с человеком, отвергающим трубку мира.

Он сам обрезал кончик сигары, сунул ее в руку кузнецу и зажег спичку.

— Как поживает ваша сестра? — спросил он, когда наш посетитель начал попыхивать сигарой. — Не лучше ли у нее сегодня с ногой?

— Куда там, сударь, — ответил кузнец, — она уже столько лет с этим возится. Сегодня похуже, завтра опять получше, а проходить не проходит. Я хотел вас спросить…

— Вы тоже возьмите сигару, Лаарманс, — сказал Боорман. — Знаете, что я думаю? Ваша сестра должна бросить эту мазь и некоторое время отдохнуть на лоне природы.

— Нельзя, работа не позволяет, — покачав головой, сказал Лауверэйсен.

— Тогда она, во всяком случае, должна посоветоваться с хорошим специалистом, — решительно заявил Боорман.

— Я ей это передам, — пообещал кузнец. — Я пришел, сударь, — снова начал он, — для того, чтобы…

— Заказать дополнительное число экземпляров, — догадался Боорман. — Слишком поздно, мастер Лауверэйсен. Я был бы рад пойти навстречу вам и вашей сестре, но теперь я ни за какие деньги не мог бы отпечатать для вас экземпляры сверх заказанного количества, потому что бумага уже доставлена и объем тиража бесповоротно определен.

Кузнец слегка побледнел и горько улыбнулся. Чуть погодя, глядя куда-то в сторону, он спросил:

— Тогда, конечно, уже слишком поздно и для того, чтобы… напечатать несколько меньше?

Он хотел сказать «совсем не печатать», но не решился произнести эти слова. Не успел Боорман ответить, как снова раздался звонок, и я открыл дверь Пиперсу, который сразу же осведомился, «удалось ли мне обнаружить еще парочку». Догадываясь, что он имеет в виду рояли, я ничего не ответил и в свою очередь спросил, что ему надо, добавив, что господин Боорман в данный момент беседует с клиентом.

— А вы ему только скажите, что у меня в кармане снимки кузницы, — посоветовал этот омерзительный тип, — и он сразу же выскочит, вот увидите.

Пиперс оказался прав, хозяин велел мне немедленно впустить его.

— Какое счастливое совпадение: пришел фотограф! — сказал кузнецу Боорман. — Вы сможете еще посмотреть снимки, перед тем как пойдете домой.

Пиперс вручил ему конверт, откуда Боорман нетерпеливо вытащил пробные отпечатки.

— Вот ваша сестра, господин Лауверэйсен. Посмотрите, как хорошо она получилась. И какое волевое лицо, сударь! Поразительно, что она смогла так долго позировать. А вот во весь рост! Тоже хорошо. Пожалуй, даже лучше, чем сидя. А вот диплом. Вот, вы только посмотрите, как четко получилось! Здесь текст читается лучше, чем в оригинале! А вот сам мастер Лауверэйсен. Чрезвычайно удачный снимок! У вас тут даже более внушительный вид, чем в жизни. Вы молодчина, господин Пиперс, и большое вам спасибо за то, что вы так быстро справились с этой работой!

Пиперс ушел, а Боорман пустил остальные фотографии по кругу. Кузнец взглянул на себя с выражением, близким к презрению, а затем, протянув мне свой портрет, удрученно уронил руки на колени.

— Сестра еще раз обдумала это дело, — сказал он после короткого раздумья, — и, если можно, она хотела бы получить немного меньше экземпляров.

— Как жаль, что она вчера не сказала мне об этом! — проговорил Боорман. — Тогда я еще мог бы это уладить. Я затратил поистине нечеловеческие усилия, чтобы обеспечить выполнение ее заказа, и в конце концов мне это удалось. Но теперь я уже ничего не могу изменить, господин Лауверэйсен.

— Конечно, нет, — согласился кузнец. — В таких делах никогда ничего не изменишь. Я ей так и сказал сегодня утром, что ходить к вам бесполезно, но я, видите ли, во что бы то ни стало должен был пойти, потому что из-за своих волнений она лишилась сна. А уж теперь я и не знаю, как она будет спать. И ради этого мне пришлось наряжаться и потерять пол-утра, — заключил он, бросив мрачный взгляд на свой пиджак.

Поднявшись с кресла, он нахлобучил на себя цилиндр так, словно этот головной убор надоел ему до смерти, и, молча кивнув нам на прощание, вышел из конторы.

По знаку Боормана я проводил его до двери и распахнул ее перед ним со всем почтением, которое мне внушала его скорбь. Когда он стал спускаться по лестнице, мы снова переглянулись и прекрасно друг друга поняли. Мне показалось, что он еще что-то хотел сказать, но он только пожал плечами и пошел своей дорогой.

— Что же нам теперь делать? — спросил Боорман, когда я вернулся. — Обрубить себе руки? Разве у нас благотворительное учреждение? Как должны были поступить Майер и Страусс, когда торговка креветками перестала платить? Списать меховое манто? Или совсем прикрыть лапочку? Нет, Лаарманс, мы должны доставить им «Всемирное Обозрение», а не то отказаться от всего на свете и уйти в монастырь. Конечно, сто тысяч — это много, очень много, гораздо больше, чем они сами думают. Цифру легко назвать, но когда перед тобой лежит весь тираж, это уже нечто совсем другое. Однако я должен доставить эти журналы, коль скоро контракт подписан. И каждый месяц вы будете ходить к Лауверэйсенам за взносами. Для вас это будет хорошей школой, потому что взимать взносы тяжко и неприятно. С каждым месяцем вам будет все тяжелее, и вы будете часами простаивать за углом, не отваживаясь войти. Пока наконец вы не осознаете, что это ваш долг. А долг не всегда бывает легким, Лаарманс. Подумайте, каково приходится несчастным судебным исполнителям или палачу. А теперь еще раз прочтите мне последнюю фразу в статье о Кортхалсе.

— «Подавленные горем, мы в мыслях то и дело возвращаемся к одру, где покоится существо, оторванное смертью от наших любящих сердец, и мы просто не в состоянии помнить о бесчисленных мелочах, из которых, однако, ни одной нельзя пренебречь…»

— Прекрасные слова, — сказал Боорман. — Вы не считаете? Они подходят к любым обстоятельствам. Возьмите, к примеру, Лауверэйсена. Он подавлен горем, хотя никто у него не умер, в мыслях он то и дело возвращается к этой сотне тысяч экземпляров. Да, честно говоря, я и сам не в состоянии помнить о бесчисленных мелочах, которые надо упомянуть в этой статье. Я все время, черт подери, думаю о кузнеце и о ноге его сестрицы.

Походив по конторе взад и вперед, он все же снова принялся диктовать:

— «…из которых, однако, ни одной нельзя пренебречь. В подобных обстоятельствах мы испытываем острую нужду в помощи, и ее может оказать нам лишь человек, находящийся вне трагического вихря, обрушившегося на нас и лишившего нас последних сил. Только чужой человек может помочь нам уладить многочисленные формальности, а их нельзя игнорировать, и они — в своей безжалостности — разительно контрастируют с мучительным сном, в котором мы ощупью блуждаем». Вычеркните «ощупью», Лаарманс, одного «блуждаем» уже достаточно. «А насколько тяжелее человеку, чей родственник умер в другом городе или за границей!» Чистейшая правда, Лаарманс. Если вдруг умрет ваша любовница, это само по себе уже скверно, где бы она ни преставилась. Но если смерть застигла ее в другом городе или во время путешествия, это еще хуже. Разве мы с вами только что не убедились в этом на примере моей жены, пожелавшей перевезти из Гента свою сестру? У вас нет времени на размышления, потому что покойник застиг вас врасплох. И пока вы приходите в себя, он начинает смердеть. Вы можете ожидать от него только смрада, а не совета. Однако поехали дальше. «И тогда перед тобой словно вырастает глухая стена, без единой бреши. А ведь все должно быть улажено за несколько дней — иначе ты вступаешь в конфликт с властями, которые не могут или не хотят входить в твое положение, каким бы исключительным оно ни было». Теперь мы вроде уже достаточно наплели, чтобы выпустить на арену Кортхалса, верно, Лаарманс? «Именно в такие минуты обнаруживаешь, что большинство владельцев похоронных бюро не в состоянии справиться со своей задачей на должном уровне. Если не считать отдельных достойных уважения персон, в целом среди представителей этой профессии встречаешь слишком много дурно воспитанных людей, тогда как тонкое — чтобы не сказать рафинированное — воспитание является первой предпосылкой успешного осуществления подобных церемоний без риска вызвать раздражение или обиду у присутствующих, которые нередко враждуют друг с другом в силу противоречивости их интересов. Иные владельцы похоронных бюро обладают серьезной подготовкой и опытом, но не располагают капиталом, необходимым в наши дли, чтобы оснастить фирму по последнему слону техники». Вот тут мы подошли к Кортхалсу вплотную, Лаарманс. «Недавно состоялись похороны одного известного политического деятеля, имя которого мы называть не будем, потому что оно не относится к делу. Большое впечатление произвела на нас безукоризненная четкость, с которой вся церемония похорон была улажена известной фирмой „Кортхалс и сыновья“ из Гента». Нет! Вместо «улажена» напишите «проведена». «В особенности нас поразил новый моторизованный катафалк „Кортхалс Четырнадцатый“, специально сконструированный для перевозки покойников из одного города в другой. Он чрезвычайно удобен также для перевозки усопших на кладбище, которое в большинстве крупных городов расположено далеко от центра. Обычный замедленный темп шествия, неизбежный, когда гроб везут на лошадях, и подвергающий столь тяжелому испытанию перенапряженные нервы присутствующих, может быть заменен скоростью двадцать-тридцать километров в час без ущерба для торжественности церемонии. Сделать то же самое с лошадьми невозможно, потому что надо сохранять траурный ритм». Это правда, Лаарманс, ведь лошадь, бегущая рысью, вызывает ощущение бодрости и веселья, а это никуда не годится. «Впереди находится трехместное отделение, где два места предназначены исключительно для родственников, которые не желают расставаться с покойным даже на время его перевозки в другой город. Секция полностью отгорожена от остальной части машины». Это необходимо подчеркнуть, Лаарманс, а не то люди испугаются, что им придется сидеть возле трупа. «Машина может развивать скорость до восьмидесяти километров в час. Здесь мы еще можем добавить, что вышеуказанная фирма уже в течение некоторого времени располагает и вторым автомобилем — „Кортхалсом Пятнадцатым“, который сконструирован специально для перевозки больных и раненых. Эта машина снаряжена гамаком и обеспечена особыми рессорами, которые полностью поглощают все толчки, так что они ни в малейшей степей и не беспокоят пациента. От всей души желаем фирме „Кортхалс и сыновья“ успеха с обоими ее нововведениями». Ну вот, этого хватит. Ведь Кортхалс уже подписал, что он прочитал и одобрил статью, Пошлите это в типографию, Лаарманс, и попросите прислать с обратной почтой гранки в трех экземплярах.