Дукенбай Досжан - Шелковый путь

• Название: Шелковый путь
• Автор: Дукенбай Досжан
• Издательство: «Известия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1983

Восемнадцать рассказов-самоцветов, вошедших в книгу Дукенбая Досжанова вместе с романом «Шелковый путь», написаны в разное время и щедро отданы читателю. Д. Досжанов — умелый гранильщик своих камений, вобравших в себя чистый свет и теплый голос мастера, пользующегося особыми резцами, только своими инструментами. Точность социального анализа казахской действительности, психологическая разработка характеров, сложный, звучный, узорчатый, многоцветный слог, высокие стилистические достоинства рассказов Д. Досжанова превращают их в яркое явление современной казахской прозы.

---

— Реки первым долгом принадлежат всевышнему, а потом уж тому народу, на земле которого они протекают, — возразил визирь, чувствуя, куда клонит верткий посол.

Тот пропустил эти слова мимо ушей и продолжал как ни в чем не бывало:

— Теперь из этой Инжу пьют и поливают свои поля и сады, пользуются всеми ее благами город Отрар и еще сорок городов и поселений этой страны. Они процветают и вознеслись благодаря ей. Она стала кормилицей кипчакских городов. Я взял четки и сосчитал: цена воды на душу населения составляет один динар и три с половиной дирхема. Если предположим, что в каждом городе в среднем живет сорок ок людей — конечно, разных мелких дехкан, разбросанных, точно овечьи катышки, по степи и тугаям, мой хан-повелитель в счет не берет и налогом обкладывать не намерен, хотя они и пользуются самовольно его водой, — гм… гм… значит, сорок ок умножить на один динар и три с половиной дирхема, это будет… будет… сорок семь ок золотых динаров, или — по другому счету — семнадцать караванов зерна. Такая плата за жемчужную воду Инжу, которую вы вволю пьете круглый год, для вас, я думаю, сущий пустяк. Ежегодно выплачивая небольшой налог за воду, вы можете удостоиться благословения отцов ислама в священной Бухаре.

Казалось, мерзкая змея с шипением и угрожающим свистом выползала из благостного нутра посла. Кадырхан был не в силах больше слушать такое, и голос его прозвучал резко:

— Ты, торгаш, считающий каждую песчинку! Может, еще и за ветер, дующий с твоей стороны, налог с нас взимать надумаешь?!

— Не говорите так. Если названные караваны предоставит нам отрарский наместник, то дополнительного налога за привоз требовать не будем. Но если подвоз осуществится за счет моего повелителя, то справедливо платить за каждый караван еще по тридцать динаров.

— Ничего более постыдного и придумать нельзя! Пока мы здесь будем перебирать четки, заниматься мелочным подсчетом и дрожать над каждым дирхемом, нагрянет час возмездия. Черная туча с востока идет на всех нас, и думал я, что об этом зайдет у нас речь.

— Не говорите так. Не все еще так плохо. Кто такие дикие монголы, чтобы сравниться с силой нашего шаха, мир над ним!

— Коли мы уж начали этот постыдный разговор, должен сказать: дехканин Шамиль сунул когда-то в глотку хорезмского бека немало золота, пока добился разрешения рыть канал!

Посол не смутился, будто заранее приготовился услышать эти резкие слова. Вновь и вновь упрямо поворачивал он разговор в нужное ему русло:

— Значит, за извоз по тринадцать динаров… семнадцать караванов… получится двести двадцать один золотой динар. Если сюда прибавим сорок семь ок динаров, то всего мы имеем сорок семь ок двести двадцать один золотой динар… Не горячитесь, справедливый хан! Наш владыка сказал: «В неурожайный год можно платить налог скотом…» Это ведь истинные добросердечие и заботы, как принято между родичами. Братская милость…

Кадырхан принял непроницаемо-холодный вид. «Нечего разводить тары-бары с этим мелочным человеком, — думал он. — Не делает хану чести низкий разговор». Нарост на его виске опять будто вздулся, налился кровью. Визирь Исмаил, поняв состояние своего господина, попросил разрешения потолковать с послом. Кадырхан молча опустил веки. Верные слуги своих повелителей тут же затеяли яростный спор. Кадырхан, не слушая их, погрузился в свои мысли. Он уставился на проем в середине купола, но взгляд его блуждал далеко. Он уже предчувствовал пучину, которая разверзнется перед ним. Неужели такова судьба Отрара? На таинственном ее лике пытался он разглядеть предначертания рока.

Что ждет его народ и его самого? Но ничего не увидел он. Мерещились ему одни бесконечные барханы, а на гребне песчаных волн — лишь щепки и осколки былого могущества. Эти видения навевали тоску.

Спор между Исмаилом и послом Ахмедом тем временем иссяк. Голоса их звучали все тише, глаза потухли.

— Сохранилась особая запись бека, в которой он признает, что получил золото за реку от Шамиля, — все повторял Исмаил.

— С тех пор море воды утекло. И мой господин не требует платы за прошлые годы. Он лишь с нынешнего года будет взимать налог.

— В сто восьмой суре Корана сказано: «Родник рая — дар господина возлюбленному рабу». Если каждый грешный начнет присваивать себе божью благодать, не кощунством ли это над священной книгой будет?!

Ляшкер опешил. Священная книга сбила его с толку. Однако опять забубнил упрямо:

— Налог не взыщем — спор не решим.

— Но нельзя взимать налог за родник Тэнгри, — настаивал Исмаил. — Вспомните Коран!

Тем самым старик подчеркнул, что много превосходит посла по уму и образованию. Пригодились изученные им священные книги. Просвещенному человеку нетрудно ошарашить невежду, и в этом сейчас убедился Исмаил.

Посланец хорезмшаха приуныл. Он ведь и вправду полагал с помощью сомнительной легенды приумножить казну своего господина. Теперь, когда нависла некая угроза с Востока, правителю Отрара не мешало бы быть поуступчивей. На это он и рассчитывал. Посол поднялся тяжело, со скрипом. Роскошный дворец, принявший его так радушно и приветливо, казался ему теперь волчьим логовом. Пристыженный и униженный, направился он к выходу, продолжая бормотать себе под нос: «Налог не взыщем — спор не решим». И все же уходил он не просто, и вид у него был угрожающий.

Хотя Отрар и был политически зависим от Хорезма, Иланчика Кадырхана сейчас угнетало и удручало то, что перед лицом надвигающейся опасности с Востока хорезмшах заботится не о единстве, а занимается сведением старых счетов.

Возвратился проводивший хорезмийского посла старик визирь. Глаза его потускнели, лицо осунулось, борода дрожала. Видно, его огорчало, что посол Хорезма, уходя, нарушил приличия. Он сам был из Хорезма, из племени ходжа — прямой потомок верных соратников пророка. И обида его была понятна: родственная кровь взыграла. Сказано ведь: вода течет в свой овраг, конь спешит в свой косяк…

Кадырхан грузно поднялся с трона. Ноги его затекли, бедра налились свинцовой тяжестью, в мыслях была путаница. Тревожно, невесело было на сердце от нудных и утомительных разговоров с капризными, лживыми, честолюбивыми и двуличными послами, порученцами, многими купцами и гостями из разных стран. Дурное расположение духа не покидало его. А тут еще этот монгольский поход на страну Сабр. Странное беспокойство — не от страха — от тоскливого предчувствия бросало его то в жар, то в холод. В своем огромном, многолюдном дворце он вдруг почувствовал себя одиноким и беспомощным.

5

В Гумбез Сарае, в тронном зале Дияр, наместник и правитель Отрара Иланчик Кадырхан один взвешивал на весах ума все свои вчерашние действия и решения. С утра он в нетерпении ждал кого-то. Из Испиджаба, родного города прославленного поэта, прорицателя и софы Ахмеда Яссауи, умершего сто пятнадцать лет назад, ждали порученца-посыльного. Время уже клонилось к вечеру. В тронном зале стало сумрачно, значит, солнце находилось уже ниже округлых окон, а порученец все не появлялся. Правитель в предчувствии чего-то недоброго не находил себе места. Перед его глазами вновь прошли вчерашние посетители: краснолицый старик — старшина купеческого каравана, Добромир из новгородских топей и озер, дурак и горлодер Билгиш Туюк-ок, непутевый посол из страны Сабр, над которой нависла угроза, монгольский посланник Уйсун, хитроумный ляшкер из Хорезма. С промелькнувшей на лице улыбкой вспомнил правитель юного поэта Хисамеддинa, который теперь, должно быть, дописывает в книгохранилище свою книгу; вспомнил он и своего сладкоязычного, мудрого гулама-визиря Исмаила Жаухари…

Отворилась задняя дверь дворца, и вошел долговязый флегматичный векиль[18], родом из Индии. Остановился у порога, приложил правую руку к груди, отвесил поклон, безмолвно прося разрешения обратиться к повелителю. Со сдержанным достоинством и даже величием держался векиль. Кадырхан подал знак, и векиль выпрямился, оставив, однако, руку на груди.

— Из Испиджаба прибыл гонец.

— Вести худые или добрые?

— Добрые! Наместник Испиджаба готов беспрекословно выполнить ваше желание. Он велел передать: «К пиршеству все готово: воины отобраны, дастарханы расстелены, народ в сборе, ждем высоких гостей Большого шанрака[19], чтобы начать соревнование батыров». Гонец ждет у порога, мой повелитель…

Иланчик Кадырхан, услышав донесение векиля, обрадовался и в порыве чувств едва не встал с трона. Весть была действительно важная. Издавна в степи Дешт-и-Кипчак проводился раз в три года всеобщий пир, традиционный смотр воинов и соревнование батыров. На этом грандиозном представлении воины различных племен демонстрировали свои силу, удаль, ловкость, высокое воинское умение. Испытывались также умение и верность военачальников. Ристалища кончались грандиозным пиром, превращаясь во всеобщий праздник степи. Батыры, обнимаясь грудь в грудь, клялись в вечной дружбе, старики решали сватовские дела, укреплялись родственные узы и межплеменные связи. Праздники проводились поочередно — каждый раз в другом городе. И правитель намеченного города, знаменитые бии и богачи-толстосумы брали в таких случаях все расходы на себя: организовывали игры, резали скот, принимали и одаривали гостей, награждали победителей состязания. Иные близорукие мелочные беки и скряги не позволяли проводить игры доблестных мужей в своих владениях. Их пугали расходы, хлопоты, возня. К тому же опасались возможных споров и драк, ведущих, как правило, к тяжбе, долголетним распрям, междоусобице. А кому это нужно? Большому шанраку необходимы мир и единство. Мелкая грызня способна только исподволь подрывать кипчакское могущество. Потому и обрадовался так согласию испиджабцев правитель Отрара, неизменно ратовавший за мир в степи. Весть из Испиджаба свидетельствовала о единстве, о том, что Кадырхан — главный среди правителей степи — еще не упустил поводья из рук, что страна кипчаков остается, как и прежде, единой и сильной. Значит, можно будет противостоять нависшей опасности.