Дукенбай Досжан - Шелковый путь

• Название: Шелковый путь
• Автор: Дукенбай Досжан
• Издательство: «Известия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1983

Восемнадцать рассказов-самоцветов, вошедших в книгу Дукенбая Досжанова вместе с романом «Шелковый путь», написаны в разное время и щедро отданы читателю. Д. Досжанов — умелый гранильщик своих камений, вобравших в себя чистый свет и теплый голос мастера, пользующегося особыми резцами, только своими инструментами. Точность социального анализа казахской действительности, психологическая разработка характеров, сложный, звучный, узорчатый, многоцветный слог, высокие стилистические достоинства рассказов Д. Досжанова превращают их в яркое явление современной казахской прозы.

---

— Пусть мой сад не заботит тебя, родной. Я сам о нем позабочусь, — холодно ответил Кыдырма.

Дильдебай повысил голос:

— Такое занятие не пристало казаху! Предки наши держали скот! Устраивали скачки, а не ковырялись всю жизнь с кетменем!

«Должно быть, верно говорят, что дед этого Дильдебая свалил мощную арчу в степи, чтобы наделать из нее зубочисток», — подумал Кыдырма.

— Ты останешься тут один! — продолжал бригадир. — И я освобождаю тебя от обязанностей смотрителя пастбищ. В русле реки, то есть в ее пойме, я хотел сказать, будут пасти коров.

Сам Дильдебай свой сад, оставленный ему отцом, променял на хилого стригунка. Кыдырма в свое время возмущался этим.

Ему надоело выслушивать бригадира, поэтому он пошел в дом и захлопнул дверь. Однако голос бригадира какое-то время еще доносился с улицы. Наконец раздался топот копыт, и все стихло.

Кыдырму вдруг обуяло бешенство. И когда эти люди станут жить спокойно?! Ах ты сукин сын, все нервы измотал. Скот они переведут в пойму реки, чего придумал! Захотел пасти коров там, где все давно уже выкошено до травинки. Чирей ты там себе нагуляешь, а не скотину. Какое ему дело до того, что для ремонта овчарни нет древесины? И какое ему вообще дело до урючных садов Кенколтыка, который благодаря этим садам, слава богу, надежно укутан зеленью? Этот Дильдебай сам как бельмо на глазу.

Вот и в позапрошлом году привязался к нему со своими суевериями, когда он задумал посадить ореховое дерево.

— Ойбай! — тонким голосом сокрушенно сказал тогда Дильдебай. — Зря вы это придумали. Разве вам не известно, что тот, кто вырастит ореховое дерево, умрет, не вкусив его плода?

— Откуда ты это взял?

— А вот так. Ореховое дерево начнет плодоносить, если отправит на тот свет того, кто его посадил.

И жена поддержала Дильдебая, женщины падки на всякие поверья.

— Все это лживые слова ленивых людей, — сказал ей Кыдырма. — Я еще ни разу не видел, чтобы человек, вырастивший дерево, раньше сроку протягивал ноги.

Но разве жену переспоришь? Он сделал вид, что забыл о своем намерении. Однако тайком все-таки сунул в землю пяток грецких орехов в самом углу сада. Он много ухаживал за ними, укрывал от холода, поил водой. И вот через год появились хилые стебельки. Уж до того они были нежны, что, казалось, стоит подуть ветру, тут же сломаются. И это понятно, в наш мир все приходят голые и беззащитные. Даже верблюжонок до шести месяцев еле двигает ногами, а уж потом твердо встает на них. Так и дерево: сегодня еще дрожит на клочке земли величиной с ладонь, а завтра вытянется до неба.

Его спрашивали, мол, что это у тебя там растет в углу сада? Он отвечал, что это одно очень редкое лекарственное растение. Однако ореху не повезло. Его вытоптал сын соседа, забравшийся ночью за урюком в сад. Уж как тогда переживал Кыдырма, как болела у него душа.

И теперь он должен сам вырубить свой зеленый сад, которому отдал все свои силы и душу, плоды которого вкушал каждодневно и давал пробовать всем. И вот ему говорят: высуши свой сад на дрова, а сам откочуй с этого места, оставь все на потеху знойным ветрам, Да уж лучше отрубить и высушить на дрова свои ноги, чем этот сад.

В годы войны здесь все засохло, осталось только одно урючное дерево, посаженное еще его отцом. И вот семена этого деревца, чудом уцелевшего от засухи, превратили со временем весь Кенколтык в зеленый лес, укрывший аул от зноя и холода.

Нет, Кыдырма хорошо знал цену земли и, пока сам жив, не даст погубить сад.

Но после разговора с бригадиром о переселении тревога поселилась в его душе. Все-таки все аульчане переселяются, хоть и скрепя сердце. Как бы не остаться тут, в глуши, одному, без жены и сына. Их пришлось отправить на новое место жительства. Сыну надо было ходить в девятый класс, а жена работала в магазине продавщицей. Магазин в селе ликвидировали за ненадобностью, волей-неволей ей тоже пришлось переехать. Обдумав все как следует, он сказал жене:

«Я думаю, вам надо устраиваться на новом месте, ничего не поделаешь. Плохо, если мальчик отстанет от школы, а ты потеряешь свою работу. Я спущусь в долину к зиме». И он отвез их в центр, оставив себе лишь самое необходимое для житья.

Руководители совхоза обещали им трехкомнатную квартиру в каменном доме, но поселили в двухкомнатном глинобитном домике ввиду малочисленности их семьи. Его это не особенно расстроило. Так или иначе с семьей дело утряслось. Жена работала теперь в магазине, а мальчик осенью будет ходить в школу, жить дома. Все-таки свой дом — это не интернат с его молочными кашами и овощными супами.

Вот об этом и думал Кыдырма, сидя в полном одиночестве. Вдруг ему показалось, что гремит гром, и он с надеждой посмотрел в окошко. Ох как нужен был дождь для несчастной высохшей земли! Небо, полыхающее над головой, казалось сковородкой: брось туда что-нибудь, так и вспыхнет, а птицы, парящие в голубом зное, вот-вот обуглятся и попадают на землю. Все источники у подножия холма потрескались от жары. Небольшой ручей, питающий сад Кыдырмы, совсем отощал.

В старые времена такая погода грозила джутом. Сначала жестокий постоянный ветер изорвал в клочья и разогнал плотные тучи на небе, потом разразилась буря, выдувая из-под корней пересохшую почву. И наконец, пришли знойные дни, дышащие огнем, выгорели посевы, скоту негде стало пастись. Все это лишило аульчан душевного покоя.

И столько разных мнений по поводу переселения. Одни говорили, что нельзя покидать землю предков. Другие, наоборот, радовались: мол, в центре наконец можно пожить по-человечески — есть баня, дают авансы, мука высшего сорта, школа. А тут ничего не осталось.

Кыдырма никогда не увиливал от труда. Всегда был готов подпереть плечом хозяйственные дела совхоза. Если ему говорили, что надо прорыть арык и провести воду, чтобы посадить рис на площадке с овечью шкуру, он шел с кетменем впереди всех.

А в прошлом году руководил ремонтом базы для овец, шесть месяцев задыхался от прелого воздуха старой зимовки да глотал пыль. Свой сад приходил поить по ночам. За все брался Кыдырма без возражений и ворчанья.

И вот теперь велят переезжать, и он лишился покоя, стал выходить из себя по любому поводу. Кончилось тем, что все переехали, а он остался в степи один как перст. Конечно, если бы не было забот, он бы долго не продержался. Но ручей, питавший сад, совсем лишился силы. Надо было соединить его с арыком. И Кыдырма, не зная ни сна, ни отдыха, начал углублять дно, которое оказалось каменистым и неподатливым. Он дробил камень киркой, ломом, изранил все ладони, но едва прошел за день пару шагов. А копать надо было метров сто.

Деревья на глазах желтели и увядали без воды, а сердце у Кыдырмы обливалось кровью. И, видимо, он надорвался, стал задыхаться, появилась изжога, руки онемели. Но это бы еще ничего: он знал, что стоит ему отдохнуть денек, и силы бы вернулись.

На дне арыка попался валун, который надо было своротить. Кыдырма вцепился в него обеими руками, пот застилал глаза, в висках стучало, и вдруг бедро обожгла боль, будто в него ткнули ножом…

В конце берцовой кости у него сидел осколок мины, привезенный им с войны. И вот этот осколок, столько лет дремавший в ноге, как будто ожил, зашевелился. Все кости заныли, застонали.

Кое-как, опираясь на кетмень, добрел Кыдырма до дома. А под утро у него появился сильный жар, разболелась грудь, словно ее придавили валуном, дышать стало трудно. Кыдырма испугался, что умрет вдали от жены и сына в этой покосившейся хибаре. Однако помог случай. Дильдебай, рыскавший по низинам и сопкам в поисках травы для скота, заглянул к нему. Он и привез Кыдырму в больницу.

Врачи рассказали больному, что от осколка стала разлагаться кость, и еще бы немного, лишился бы он ноги.

Из области приехал хирург и сделал операцию. Кыдырме стало легче, боль успокоилась…

Между тем наступил сентябрь. После пыльного зноя явилась желтая осень.

Кыдырме, который лежал у окошка в палате, все чудился шум урюка в его саду, и он тосковал. В открытое окно тянуло прохладой благодатной осени. Листья дуба пожелтели и стали опадать. В открытое окно он слышал причитания журавлей где-то высоко в небе. Журавли улетели, небо затянулось тяжелыми тучами, заморосили постоянные дожди. И наконец выпал снег, грянул мороз.

В один из таких дней заявился Дильдебай, на усах у него были сосульки, коричневое, обветренное лицо все в складках, будто голенища ичиг.

Дильдебай засиделся, рассказывая о том о сем. Перед уходом он промямлил, глядя в сторону:

— За вашим садом некому было следить. Много деревьев погибло без воды.

— Вот как, — пробормотал Кыдырма, и в глазах его показались слезы.

— Руководители совхоза просят продать деревья из твоего сада, — продолжал Дильдебай. — Нужен лесоматериал для ремонта овчарен. Все равно сад пропал. Нужды общества дороже нужд отдельной личности.