Елена Булгакова - Дневник Елены Булгаковой

• Название: Дневник Елены Булгаковой
• Автор: Елена Булгакова
• Издательство: Книжная палата
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Дневник Е. С. Булгаковой охватывает последний период жизни и творчества великого писателя и драматурга (1 сент. 1933 — 19 февр. 1940 г.). В нем зафиксирована повседневная жизнь писателя, его интересы, творческие планы, рабочие и дружеские встречи с деятелями искусства и литературы, подробно отражен процесс работы над романами «Жизнь господина де Мольера», «Мастер и Маргарита», пьесами «Пушкин», «Иван Васильевич», «Мольер», оперными либретто.

Для литературоведов, историков литературы, широкого круга читателей.

---

Была у нее и другая попытка аналогичного сотрудничества — с Константином Паустовским.

Еще в 1960 году (может быть, несколько ранее) Паустовский написал статью «Булгаков-киевлянин» (известную также под названием «Булгаков и театр»). Елена Сергеевна принимала в этой статье самое горячее участие. В декабре 1960 года писала Николаю Булгакову: «К сожалению, дружба с Паустовским у меня началась через несколько лет после смерти Миши. Но я познакомила его с Мишиным творчеством, много рассказывала о нем, и Константин Георгиевич написал прекрасную большую статью о Мише для одного журнала, который, к сожалению, не вышел. Но статья лежит, и я надеюсь, что скоро увидит свет».

Однажды Паустовский пообещал ей чудо — перенести на бумагу хотя бы некоторые из устных рассказов Булгакова — самые соблазнительные, фантастические его рассказы о Сталине, известные Паустовскому в пересказе Елены Сергеевны.

Паустовский был художник и, следовательно, маг. Елена Сергеевна поверила и ждала чуда. С точки зрения читателей, чудо состоялось — новелла «Снежные шапки», новая глава «Повести о жизни», осенью 1963 года опубликована в «Новом мире». Но Елена Сергеевна чуда не приняла. Обескураженно повторяла автору этого предисловия: «Это совсем не то! Это совсем не так!» Хотя странно было бы ждать от такого художника, как Паустовский, точного переложения чужих слов.

Но для Елены Сергеевны и это было благим толчком. Если большой писатель не смог сделать того, что она считала необходимым, стало быть, сделать это предстояло ей. И она сама принимается восстанавливать памятные ей устные рассказы Булгакова. Сохранившаяся ее рукопись испещрена правкой — передать подлинную интонацию Михаила Булгакова было трудно…

В середине 60-х годов Елена Сергеевна увлекается составлением сборника воспоминаний о Булгакове: «Современники о Булгакове». Уговаривает возможных мемуаристов. Читает готовые рукописи. Делает замечания, поощряет, хвалит. Иногда бывает очень строга. В дневнике 17 ноября 1967 года записывает свой беспощадный разговор с С. А. Ермолинским: «— Если ты хочешь, чтобы я приняла твою статью целиком, переведи прямую речь Миши в косвенную. Ты не передаешь его интонации, его манеры, его слова. Я слышу, как говорит Ермолинский, но не Булгаков. И, говоря откровенно, мне определенно не нравятся две сцены, одна — это разговор якобы ты журналист, а вторая — игра в палешан. Причем я не могу себе представить, где же я была в это время, что я не помню этой игры!»

И снова бесконечно возвращается мыслью и воображением к прошлому. Лев Шилов, обладатель редкой профессии «звукоархивист», записавший голос Елены Сергеевны и бывавший у нее в последние годы ее жизни, пишет: «И столько было еще планов. Собиралась писать воспоминания. Насколько я понял из ее рассказов, уже многое было написано…»

Трудно сказать, сколько было написано. В Отделе рукописей Библиотеки имени Ленина хранится немного — листки записей и набросков. Все они приведены в этой книге. Так же, как и ряд мемуарных страниц, извлеченных из ее поздних дневников и писем.

Елена Сергеевна Булгакова родилась в Риге 21 октября (по старому стилю) 1893 года. Игнорируя перевод календаря на новый стиль, день своего рождения неизменно отмечала 21 октября — независимо от стиля.

Ее отец, Сергей Маркович Нюренберг (эту фамилию она чаще писала так: Нюрнберг), был учителем, потом податным инспектором, увлекался журналистикой, печатался в рижских газетах. Мать, Александра Александровна, урожденная Горская, была, как говорила мне Елена Сергеевна, дочерью священника. У Елены Сергеевны была сестра Ольга, родившаяся в 1891 году, и двое братьев — Александр (1890) и Константин (1895).

Елена Сергеевна Булгакова (справа) с родителями и сестрой Ольгой

Было в радостном свете ее детства что-то очень близкое детству Михаила Булгакова, проходившему, казалось бы, далеко от нее, на юге, в другом, но столь же прекрасном городе, где звучали кроме русского языка не латышский и немецкий, а украинский и польский… «Ты знаешь, он очень любил слушать мои рассказы о детстве, о нашей семье», — писала она в одном из писем брату. И в другом: «Когда, бывает, наши певцы поют «Слеза дрожит…» или «Благословляю вас, леса…» — сердце замирает от сладкой горечи и грусти. Как изумительно было наше детство, как много мы пережили, слушая музыку или сидя в Русском театре (а ты и в Немецкой рижской опере), как наполнена была наша жизнь. Когда какой-нибудь мелочи бывает довольно, чтобы вдруг перед внутренним взором встало взморье, Горн, наши волнения по поводу того, что будут вечером играть…»

Та же защищенность детства, надежный круг большой семьи, братья и сестра с небольшой разницей в возрасте, музыка и театр, взморье, не менее заманчивое, чем Днепр, и та же переполненность радостной, юной готовностью к смеху.

«Помните, как иногда мы хохотали в № 13?» — напишет Булгаков одной из сестер весною 1921 года из голодного Владикавказа.

«Господи, помнишь, как мы умирали со смеху с тобой иногда, начиная с того момента на лестнице, когда я сказала тебе, что лестница специально вымыта дворничихой по моему заказу. И ты закатился…» — напишет Елена Сергеевна брату — и не о детстве даже, а о его кратком приезде в Москву после тридцати двух лет разлуки, когда их детство снова было с ними, почти семидесятилетними…

Елена Сергеевна окончила гимназию в Риге — в 1911 году. В 1915-м семья переехала в Москву. «Я научилась печатать на машинке, — рассказывает она в своей «Автобиографии», — и стала помогать отцу в его домашней канцелярии, стала печатать его труды по налоговым вопросам».

В декабре 1918 года, в возрасте двадцати пяти лет, в церкви Симеона Столпника на Поварской в Москве обвенчалась с Юрием Мамонтовичем Нееловым. Был он сыном артиста Мамонта Дальского и адъютантом командующего 16-й армией РККА. А через два года с Нееловым разошлась и вышла замуж за Евгения Александровича Шиловского.

«Муж ее был молод, красив, добр, честен…» — эту характеристику из романа «Мастер и Маргарита» вполне можно отнести к Шиловскому, не исключая и последних слов: «…и обожал свою жену». В момент брака с Еленой Сергеевной ему шел тридцать второй год. Он был красив, благороден, образован, талантлив. Профессиональный военный, в свое время воспитанник кадетского корпуса и Константиновского артиллерийского училища, окончил Академию Генерального штаба в 1917 году. В первую мировую войну — капитан. С 1918 года — крупный военачальник Красной Армии. Командующий 16-й армией, затем помощник начальника Академии Генштаба, с 1928 года — начальник штаба Московского военного округа, которым командовал, как известно, Уборевич.

Судьба и далее будет благоволить Шиловскому: в 1931 году он необыкновенно удачно перейдет на военно-преподавательскую работу, и репрессии не коснутся его; в возрасте пятидесяти лет станет генерал-лейтенантом, профессором, возглавит кафедру в Академии Генштаба…

В 1921 году у Шиловских родился сын Евгений, в 1926-м — Сергей.

Была ли счастлива Елена Сергеевна? Писала сестре: «Я не люблю ни думать, ни говорить об этом, но сегодня на меня нашла минутка. Мне иногда кажется, что мне еще чего-то надо. Ты знаешь, как я люблю Женей моих, что для меня значит мой малыш, но все-таки я чувствую, что такая тихая, семейная жизнь не совсем по мне. Или вернее так, иногда на меня находит такое настроение, что я не знаю, что со мной делается. Ничего меня дома не интересует, мне хочется жизни, я не знаю, куда мне бежать, но хочется очень. При этом ты не думай, что это является следствием каких-нибудь неладов дома. Нет, у нас их не было за все время нашей жизни. Просто, я думаю, во мне просыпается мое прежнее «я» с любовью к жизни, к шуму, к людям, к встречам и т. д. и т. д. Больше всего на свете я хотела бы, чтобы моя личная жизнь — малыш, Женя большой — все осталось так же при мне, а у меня кроме того было бы еще что-нибудь в жизни, вот так, как у тебя театр» (1923, октябрь).

«Я тебе уже писала раз, я не знаю, что со мной делается (последнее время я это чувствую особенно остро). Мне чего-то недостает, мне хочется больше жизни, света, движения. Я думаю, что просто мне надо заняться чем-нибудь… Ты знаешь, я страшно люблю Женю большого, он удивительный человек, таких нет, малыш самое дорогое существо на свете, — мне хорошо, спокойно, уютно. Но Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, неистраченными силами. И я или (в плохом настроении) сажусь на диван и думаю, думаю без конца, или — когда солнце светит на улице и в моей душе — брожу одна по улицам» (1923, ноябрь).

Много лет спустя, в самые последние годы жизни, Елена Сергеевна перечтет эти письма: «Откуда были эти мысли? И чувства? И, читая их, я понимала, почему у меня была тогда такая смелость, такая решительность, что я порвала всю эту налаженную, внешне такую беспечную, счастливую жизнь и ушла к Михаилу Афанасьевичу на бедность, на риск, на неизвестность».