Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

• Название: Я признаюсь во всём
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: ООО «Мир книги»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8405-0508-0

Вполне благополучный писатель-сценарист, к тому же разбогатевший в результате удачной банковской аферы, неожиданно узнает, что смертельно болен. Нет, он не кончает с собой — он ждет своего часа, не предпринимая ничего, чтобы его отдалить. Год — слишком маленький срок для жизни. Но в него могут уложиться два убийства и большая любовь, неожиданное прозрение и желание сделать добро совершенно посторонним людям. Автор не дает оценок поступкам своего героя — он заставляет нас размышлять об этом.

---

— Хорошо, — сказал я.

— У вас есть какие-нибудь пожелания?

— Нет, — сказал я.

— Тогда спокойной ночи.

— Спасибо, — сказал я. Он ушел.

Я вошел в купе и закрыл за собой дверь. Обе постели были уже заправлены. На верхней полке лежала Иоланта.

— Добрый вечер, — сказала она. Она курила и не смотрела на меня.

— Добрый вечер, Иоланта.

— Теперь меня зовут не Иоланта, — ответила она и выпустила облачко дыма.

— Не Иоланта? А как же тогда? — вежливо поинтересовался я. У меня было ощущение, что я в любой момент могу упасть в обморок от боли.

— Меня зовут Валери.

— Красивое имя, — с улыбкой сказал я, держась за край ее постели.

— А фамилия — Франк, — продолжила она. — Валери Франк. Я твоя жена.

Снаружи носильщики перекрикивались друг с другом, раздался свисток поезда. Я склонился над раковиной напротив зеркала.

— Мордштайн тебе все рассказал?

Она кивнула.

— Ты его знаешь?

— Да.

— Ты ходила к нему?

— Нет. Он позвонил мне и сказал, что ты собираешься уехать.

— А твои бумаги — тоже от него?

Она опять кивнула.

— Где ты взяла деньги, чтобы ему заплатить?

— Он дал мне в кредит, — сказала она.

Снаружи хриплый голос из громкоговорителя сообщил, что скорый поезд на Вену отправится через несколько минут с третьей платформы. Просьба закрыть двери и отойти от поезда.

— Где ты была в последние дни? — тихо спросил я.

— В смысле?

— Я пытался найти тебя.

— Сожалею.

— Почему ты это сделала? — спросил я. Я почувствовал, как тронулся поезд. — Зачем ты пришла сюда? Зачем ты сделала фальшивые документы?

— Потому что я хотела уехать, — сказала она. — Далеко. Как можно дальше. Ты ведь тоже этого хочешь, не так ли?

— Да, — сказал я, — я тоже хотел этого.

— Теперь не хочешь?

— Я хотел уехать один.

Она внимательно посмотрела на меня:

— Без меня?

— Да.

— Так не пойдет, Джимми, — сказала она. — Ты должен меня взять. Ты увидишь, что нам будет хорошо. Ты увидишь, что будет прекрасно. Разве раньше не было прекрасно?

— Было.

— И опять так будет.

— Но я не хочу.

— Тогда тебе надо выйти, позвать полицию и сказать, что я путешествую с фальшивыми бумагами, потому что хочу быть с тобой…

— …потому, что господин Мордштайн рассказал тебе, что у меня много денег, — сказал я.

— Это ты тоже можешь сказать полиции, — сказала она спокойно.

Опять загудел свисток локомотива.

Я смотрел на столик у окна. Там лежала белая роза на длинном стебле.

— От кого роза?

— От господина Мордштайна. Он подарил мне ее на прощание. А что?

— Просто так, — сказал я.

Она сунула руку под подушку:

— Да, вот твое настоящее удостоверение личности. Мордштайн передал мне его для тебя. А то надо выбросить. В нем написано, что ты не женат.

Она подала мне желтый документ.

— Спасибо, — сказал я. Затем достал из кармана прежнее удостоверение и выбросил его в окно.

Иоланта смотрела на меня:

— Джимми…

— Да?

— Деньги, которые у тебя неожиданно появились, украдены, да?

— Да, — сказал я. — Я обманул банк. В понедельник они начнут меня искать.

Она кивнула:

— Я так и думала.

Я сел на нижнюю постель и снял обувь.

— Джимми…

— Да?

— Ты немного сумасшедший, Джимми, правда?

— Я думаю, да.

Я встал, снял рубашку и достал из чемодана пижаму.

— Джимми…

— Да?

— Я думаю, я тоже сумасшедшая. Ты меня ударишь, если я что-то скажу?

— Нет, — пробормотал я. — Не ударю. Что случилось?

— Я люблю тебя, — хрипло сказала она.

Я надел пижаму и выключил свет.

Я лег на нижнюю полку. В купе было темно, только через щелку в оконной шторке пробивался непостоянный свет. Я лежал тихо, голова болела еще сильнее.

— Джимми, — сказал ее голос.

— Да?

— Когда мы будем на границе?

— Не знаю, — ответил я.

Колеса вагона ритмично стучали.

Мы ехали очень быстро.

Часть II

1

Сегодня у нас 14 февраля.

Я лежу в постели, и доктор Фройнд запретил мне писать. Он бы очень рассердился, если бы узнал, что я тем не менее пишу. Я должен это делать, потому что я хочу довести все до конца. Теперь я знаю, что у меня не так много времени. Еще один-два таких приступа, какой я пережил неделю назад, — и все, морфий мне тоже уже не помогает. После такого умереть будет за благо. Приступ, который свалил меня в постель, был не первым, но самым ужасным. Он наступил совсем неожиданно. Я как раз дописывал последние строки моего отчета о встрече с Иолантой в спальном вагоне поезда на Вену, когда начались эти головные боли.

В последнее время головные боли полностью поменяли свой характер. Когда они наступают, я нахожусь в почти бессознательном оглушенном состоянии в течение нескольких дней. Морфий снижает интенсивность болей, но усиливает глубину затуманивания рассудка. В подобном полусне, со свинцовыми членами и стуком в висках, я находился уже целую неделю.

Сегодня мне впервые стало лучше.

Доктор Фройнд трогательно заботится обо мне, он часами сидит около меня и слушает мои путаные лихорадочные речи — кажется, на этой неделе у меня возникла постоянная потребность поделиться своими мыслями. Вероятно, это заменяет мне прерванное писание. Это писание в течение четырех недель с утра до вечера — я уже написал первую часть моей исповеди — и стало причиной моего слома. Я просто перенапрягся. Доктор Фройнд был того же мнения.

Я позабочусь о том, чтобы вы таким образом — преднамеренно и бессмысленно — не лишили себя жизни, — сказал он.

Разумеется, мне было нетрудно уверить его в смехотворности этого заявления. Он вынужден был добавить, что его намерение ни в коем случае не может привести к какому-то успеху. Он вообще беспомощен в том, что касается его отношения ко мне. Я уговорил его на целый ряд незаконных поступков. Он до сих пор не сообщил обо мне в полицию, к тому же я совершенно открыто сказал ему, что принимаю морфий. Он не знает, что ему делать. Это очень беспокоит его, я вижу. В итоге мы пришли к решению, что я не буду писать, пока я опять не почувствую себя относительно хорошо, и что потом я буду насколько возможно щадить себя и сокращу рабочее время до четырех часов в день, а в остальное время буду отдыхать. С этим я согласился. Хотя это тоже, конечно, в своей сути было в высшей степени смешно.

2

16 февраля.

Сегодня я впервые встал. Мне уже намного лучше, и я думаю, что завтра или послезавтра начну писать дальше. Я мог бы начать и сейчас, но появилось одно маленькое затруднение: Я должен еще раз перечитать то, что я написал, чтобы вспомнить все предыдущее. Выяснилось, что я не могу вспомнить определенные события. Все как бы стерто из моей памяти. Похоже, она действительно начинает давать сбои, как в свое время любезно описал мне доктор Клеттерхон. Я попытаюсь сконцентрироваться.

3

18 февраля.

Я опять сижу за столом у окна. За окном в парке и днем и ночью беззвучно падают на землю хлопья снега. Снег очень глубокий, дети из нашего учреждения лепят разные фигуры и играют в снежки. В комнате работает центральное отопление. Здесь тихо и тепло.

Центральное отопление спального вагона, в котором я приехал с Иолантой в Вену, тоже было уже включено. Купе нагрелось так сильно, что ночью я встал и наполовину открыл окно, прикрыв открытую часть черной шторой. Я смотрел на пролетающие мимо огни, а, когда поезд остановился на какой-то станции, услышал множество голосов и звуков. Я почти не спал в эту ночь. Иоланта молчала, но она тоже не спала. Я знал это, хотя мы не разговаривали друг с другом.

Примерно часа в два мы были у австрийской границы, где поезд стоял около часа. Четверо — пограничники и таможенники — заходили друг за другом в наше купе и ставили штампы на наши бумаги. Багаж они не смотрели. Они были заспанные и мокрые, здесь тоже шел дождь. В пять часов мы достигли советской демаркационной зоны у Еннса. В этот раз, когда вошел русский проверяющий, Иоланта спала. Я не разбудил ее вовремя, и она испугалась, когда он осторожно дотронулся до нее и спросил документы.

— Это неправда! — закричала она. — Он лжет, если он это говорит! Я не делала этого!

Проверяющий в страхе отступил от нее.

— Иоланта! — закричал я.

Она испуганно огляделась, затем откинула волосы со лба и засмеялась.

— Ах, — сказала она, — извините! — Она протянула солдату свой паспорт. Он проверил его и тоже засмеялся.

Потом мы опять остались одни. Мы лежали в своих постелях и молчали.

Через час начало светать. Дождь прекратился, осенняя земля простиралась за окном, мокрая, наполовину скрытая туманом и безлюдная. Около умывальника появилась совсем узенькая золотая полоска. На востоке всходило солнце.