Мо Янь - Мучительные перевоплощения Симэнь Нао

• Название: Мучительные перевоплощения Симэнь Нао
• Автор: Мо Янь
• Издательство: Написано пером
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: Электронная книга

Симэнь Нао, помещик, известный своей щедростью и добротой, был лишен земли во время Земельной Реформы Мао 1948 года и жестоко казнен, несмотря на его невиновность. Он попадает в Ад, где царь загробного мира подвергает Симэнь Нао бесконечным пыткам, пытаясь заставить его признать свою вину. Не добившись результата дьявол позволяет Симэнь Нао вернуться на землю, на свою собственную ферму, где он рождается не человеком, но сначала как осел, затем бык, свинья, собака, обезьяна, и, наконец, мальчик с большой головой по имени Lan Qiansui. Глазами этих животных, Симэнь Нао повествует пятьдесят лет современной китайской истории, заканчивая накануне нового тысячелетия.

---

– Оно принадлежит мне! – отозвался Хуан Тун, начальник сельской милиции. Он стоял в дверях восточного крыла дома и следил за жарким спором. Подбежав к Хун Тайюэ, он добавил:

– Партийный секретарь, сельский председатель, сотрудник сельской службы общественной безопасности, это дерево передали мне во время земельной реформы. Но после передачи оно ни разу не плодоносило, поэтому я приготовился его немедленно срубить! Как и Симэнь Нао, оно считает нас, сельских бедняков, своими врагами.

– Не говори глупостей! – холодно возразил Хун Тайюэ. – Ты болтаешь невесть что. Если хочешь стать на мою сторону, то не выдумывай небылиц. Это дерево не дает плодов, потому что ты за ним плохо ухаживаешь. А Симэнь Нао здесь не при чём. Хотя дерево сейчас принадлежит тебе, рано или поздно оно станет собственностью кооператива. Коллективизация – это ликвидация системы частной собственности и эксплуатации человека человеком. Это общая тенденция и во всём мире, и в нашей стране. Вот почему тебе надо заботиться о дереве. Поэтому, если ты снова позволишь ослу грызть его кору, то я спущу с тебя шкуру!

Хуан Тун беспрестанно кивал и натянуто улыбался. Его прищуренные глаза вспыхивали, в искривленном рту показались желтые зубы и посиневшие дёсны. Вот тогда то и появилась его жена Цюсян, бывшая вторая любовница Симэнь Нао, неся в двух корзинах, подвешенных на коромысле, своих близнецов – Хучжу и Хецзо. Аккуратно уложенные волосы на голове она намазала маслом душистого османтуса и напудрила лицо. На ней была кофта, украшенная по краям цветным узором, а на ногах – обувь из зеленого сатина с вышитыми на нем оранжевыми цветами. Что и говорить, отчаянно смелая женщина, как и тогда, когда была моей любовницей, такая же приодетая, нарумяненная и принаряженная, льстивая, с игривым взглядом и гибким телом, совсем не похожая на женщину-труженицу. Я знал ее хорошо, как свои пять пальцев. У неё не было доброго сердца. Она была острая на язык, с переменчивым нравом, пригодная только для постели, а не для душевной близости. Я знал, что у нее очень высокие запросы, поэтому если бы я не сдерживал её порывы, моя жена Бай и первая любовница Инчунь погибли бы от ее рук. Как раз перед тем как меня словно собаку расстреляли, она, догадавшись, куда ветер дует, набросилась на меня – мол, я её насиловал и подавлял, а Бай ежедневно над ней издевалась. Дошло до того, что она расстегнула кофту перед толпой мужчин, присутствующих на общественном собрании, когда со мной сводили счёты, и, завывая на все голоса, показала шрамы на груди. Смотрите, вот здесь Симэнь Бай прижгла меня курительной трубкой, а вот здесь деспот Симэнь Нао колол шилом. Будто хорошая актриса она знала, каким способом завоевывать людские сердца и внимание. А ведь я, Симэнь Нао, забрал ее к себе из сострадания. В то время она была еще подростком с косичками, сопровождала своего слепого отца на улицах и пением зарабатывала на пропитание. К сожалению, однажды отец умер  прямо на дороге, и ей пришлось торговать своим телом, чтобы его похоронить. Она стала у нас служанкой. Если бы я, Симэнь Нао, не спас тебя, неблагодарную, то ты замерзла бы на обочине дороги или попала бы как проститутка в публичный дом. Так вот, эта потаскуха, подвывая, обвиняла меня настолько правдоподобно, что женщины перед помостом сцены пролили столько слез, что их рукава аж поблёскивали. Прозвучали лозунги, гнев посреди людской толпы вспыхнул,  и моя судьба была решена. Я знал, что умру от рук этой шлюхи. Она рыдала, всхлипывала, но то и дело украдкой поглядывала на меня своими узкими глазками. И если бы два здоровенных милиционера не связали мне руки за спиной, то я, не смотря ни на что, бросился бы к ней и опять врезал бы ей хорошую оплеуху – одну, вторую, третью. Ведь, признаюсь, она действительно получила от меня три пощечины за то, что сеяла разлад в доме. Она тогда упала на колени, обхватила мои ноги руками и вся в слезах умоляюще глядела на меня. В ее взгляде было столько очарования, столько скорби, столько нежности, что сердце мое вдруг успокоилось, а член возбудился. Ну что можно поделать с такой женщиной, даже если она ссорит всех и не хочет работать? После трех пощечин она, словно пьяная, заворожила меня своей лестью. – Мой господин, мой господин, мой старший брат, убей меня, четвертуй, и все равно моя душа будет тянуться к тебе...

... и тут она выхватила из-за пазухи ножницы и бросившись ко мне попыталась воткнуть их мне в голову, но милиционеры помешали ей и стащили с помоста. А я то до этого момента все еще думал, что она затеяла эту сцену для собственной защиты! И я не мог поверить, что она способна настолько люто ненавидеть меня, того, с кем так нежно обнималась в постели...

Цюсян подняла на коромысле Хучжу и Хецзо в своих корзинах и, бросив на Хун Тайюэ игривый взгляд, направилась к выходу усадьбы на рынок. Ее маленькое личико походило на черный цветок древесного пиона.

– Хуан Тун, – сказал Хун Тайюэ, – ты должен держать её под контролем. Должен переучить, чтобы она избавилась от привычек наложницы бывшего землевладельца. Надо, чтобы она трудилась в поле, а не слонялась по базару.

– Ты слышала? – Хуан Тун преградил ей дорогу. – Партийный секретарь о тебе говорит!

– Про меня? А что такое? Если не разрешается ходить на рынок, то почему бы тогда вообще его не закрыть? А если ты боишься, что твоя женщина будет соблазнять других мужчин, то возьми бутылку кислоты и облей её лицо, чтобы оно стало рябым.

Слушая, как Цюсян тарахтит своим маленьким ротиком, Хуан Тайюэ почувствовал себя изрядно смущенным.

– Тебе, негоднице, хочется, чтобы тебя отлупцевали?! – возмущенно воскликнул Хуан Тун.

– Ты что, смеешь меня бить? Если решишься тронуть меня хоть пальцем, я буду защищаться до последней капли крови!

Хуан Тун смачно дал ей пощечину. На одно мгновение все онемели. Я ожидал, что Цюсян поднимет шум и будет кататься по земле, угрожая самоубийством, как она обычно делала, но мое ожидание оказалось напрасным. Она вообще не стала сопротивляться, а просто бросила на землю коромысло с детьми, закрыла лицо ладонями и зарыдала, перепугав Хучжу и Хецзо, которые тоже заревели во весь голос. Издали их лоснящиеся лохматые головки походили на обезьяньи.

Хуан Тайюэ, спровоцировавший семейную войну, моментально превратился в миротворца и попытался уладить отношения между  Хуан Туном и его женой. Затем, даже не глядя на них, он направился к центральной части дома, некогда принадлежавший Симэнь Нао.  Теперь же деревянная вывеска, прибитая к стене, небрежно написанными иероглифами извещала, что это – «Партийный комитет села Симэнь».

Мой хозяин, обхватив меня за шею, принялся растирать мне уши, а его жена Инчунь соляным раствором промыла рану на ноге и перевязала ее куском белого полотна. В этот печальный и в то же время приятный миг я уже не был Симэнь Нао, а был ослом, который должен был повзрослеть и вместе с хозяином пройти через радости и горести так, как сказано в песне, которую Мо Янь написал для своей новой пьесы «Записки о черном осле»:

Душа человеческая, а тело осла,

Прошлое издали всплывает, как облачко.

Шестикратное перевоплощение всего живого – мученье,

Ибо всем жадность не дает покоя.

А прошлое забыть так  хочется,

Чтобы  в счастье прожить дни и ночи осла.

Глава 4. Под громкие звуки гонгов и барабанов народные массы вступают в кооператив. Подкованный осел с четырьмя белоснежными копытами оставляет следы на снегу .

Первое октября 1954 года, на которое приходится Национальный праздник Китая, было также днем основания сельскохозяйственного кооператива в волости Северо-Восточная Гаоми. В тот же день родился и уже упоминавшийся Мо Янь.

Рано утром отец Мо Яня прибежал в наш двор. Увидев моего хозяина, он остановился, и, ничего не говоря, стал плакать, вытирая слезы рукавом пиджака. В то время мой хозяин с женой завтракали, но с появлением гостя отложили чашки в сторону и спросили: «Что случилось, дядя?». Всхлипывая, отец Мо Яня ответил: «Родился... родился сын». «Говорите, что ваша жена родила сына?» – спросила хозяйка. «Да», – ответил отец Мо Яня. – «Так чего же ты плачешь? – спросил хозяин. – Ты должен бы радоваться». Отец Мо Яня, даже не мигнув глазами, ответил: «А кто сказал, что я не радуюсь? Если бы не радовался, то я бы не плакал». Хозяин, засмеявшись, сказал: «Это правда, ты плачешь от радости. Отчего тебе плакать, как не от радости? Принеси-ка вина, – обратился он к жене, – будем праздновать!». – «Только не сегодня, – отказался отец Мо Яня. – Сначала мне надо разнести людям счастливое известие, а вот через несколько дней пропустим рюмку-две. Инчунь, – отец Мо Яня низко поклонился, – ребенок смог родиться только благодаря вашей мази из оленьей плаценты. Роженица сказала, что через месяц приедет с младенцем к вам, чтобы в знак благодарности поклониться до самой земли. Она также сказала, что хотела бы, чтобы новорожденный сын был вашим названным сыном, потому что вы излучаете вокруг себя счастье, и, даже если откажете, она все равно будет молить вас на коленях». Улыбаясь, хозяйка ответила: «Что и говорить, вы – интересные люди. Ладно, я удовлетворю её просьбу, чтобы ей не пришлось становиться передо мной на колени».