Ален Деко - Апостол Павел

• Название: Апостол Павел
• Автор: Ален Деко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-235-02765-5

Книга известного писателя, члена Французской академии рассказывает об апостоле Павле, современнике Иисуса Христа, посвятившем свою жизнь распространению христианского учения. Многие исследователи считают, что именно Павел является основателем христианской религии, и ни у кого не вызывает сомнения, что «самозваный» апостол — апостол всеобщности христианства. История не сохранила подробностей жизни Павла, но многое можно почерпнуть из текстов, дошедших до наших дней и принадлежащих перу как самого апостола, так и его сподвижников и учеников.

---

Обычно состоятельные иудеи из диаспоры обучали свое потомство на нескольких языках. Для Савла в детстве два языка являлись главными: еврейский, которому он был обязан выучиться, и греческий как родной, переданный от матери. На большей части Римской империи в то время говорили на греческой койне — общем языке, понятном всем. Деяния апостолов заставляют предположить, что Савл знал и арамейский (Деян 21:40; 22:2), но сам он использовал в посланиях лишь отдельные слова из этого языка: «авва» или «маран-афа» из традиционной лексики первых христиан. Мы не знаем ни одного текста, написанного Павлом на латыни, но не следует забывать, что он жил в городе, где структура официальной власти была организована на римский манер — власть, армия, полиция. То есть каждый житель должен был уметь хотя бы объясниться с представителями власти. Впрочем, в городской администрации часто звучал греческий, дабы было понятно жителям Тарса. Прекрасный реванш родины Сократа над римскими завоевателями!

Все письма Павла — знаменитые послания — написаны по-гречески. Он, судя по цитатам, знал произведения афинского поэта Менандра, критского поэта Эпименида, стоика Арата. Пуристы (лат. purus — чистый) пристально изучили написанное Павлом: разглядели там элементы разговорного стиля, какие-то неологизмы — иногда те же, что употреблял Цицерон! — но ничего такого, что давало бы основание считать, будто греческий он знал плохо. Греческая речь Павла грамотна и чиста.

Мы ничего не знаем о том, каким было его жилище — наверное, это был квадратный дом, каких на Востоке много, окруженный садом. Но мы вполне свободно можем представить те ароматы еврейской кухни, которые встречали вернувшегося из школы мальчика: запах горячего хлеба, только что вынутого из печи, являвшегося основой питания евреев Палестины и диаспоры (недаром по-древнееврейски «есть хлеб» означало просто «поесть»), запах жаренной на решетке рыбы. Горели дрова в очаге, запекался на вертеле ягненок. Раб ощипывал голубя на ужин. Поджаривались на оливковом масле овощи: огурцы, бобы, чечевица. Наверняка Савл угощался и изысканным лакомством — кузнечиками, среди которых, согласно кулинарному трактату той эпохи, насчитывалось восемьсот съедобных разновидностей: их ели отварными, подсоленными, как мы едим сегодня креветок. Все блюда были щедро приправлены каперсами, тмином, шафраном, кориандром, мятой, укропом.

Савл наверняка знал, что свинину, зайчатину и мясо других животных можно вкушать лишь после того, как выпущена кровь. Родители конечно же объяснили Савлу причину: «Душа любой плоти — это кровь, а съесть душу животного — значит подвергнуть себя большой опасности».

В своих посланиях Павел вспоминает о ремесле, с которым даже в своем апостольском служении никогда не расставался: skenopoios. Это слово можно перевести как «изготовитель палаток». Традиция фарисеев предписывала отцу преподать своему сыну какое-то ремесло. Можно представить себе, как Савл ежедневно трудился в мастерской среди собратьев, постигая секреты искусства skenopoios. Как не вспомнить об отце, который внимательно следил за тем, чтобы ремесленники его мастерских приобщали сына к делу. Процветание города Тарса связано именно с ткачеством. Помимо вышитых тканей и тонкого батиста в Киликии производили грубые ткани из козьей шерсти, которые так и назывались — cilicium, «киликийские». Также позднее стали называть и власяницы, которые христианские мистики носили прямо на теле для умерщвления плоти. В античном обществе была велика потребность в палатках: начиная с накидок для тела и навесов для телег и лодок, заканчивая огромными праздничными палатками, похожими на наши шапито, вмещавшими до четырехсот человек. Изготовителей палаток тоже было великое множество, и, по словам Диона Кассия, о численности их высказывались противоречивые суждения: «Говорят, что их стало слишком много, и им вменяют в вину беспорядки и волнения. А потом с ними вновь обращаются, как с необходимой частью общества, и окружают уважением».

Во время своих пастырских путешествий Павел часто будет обращаться к ремесленникам и торговцам тканями: Лидии, «торговавшей багряницей» в Филиппах, ткачам или торговцам тканями в Эфесе. Когда он отправился со Словом Божиим в Ликаонию, то пошел — может, совершенно неосознанно — по дороге, которой обычно следовали купцы из Тарса за козьей шерстью в горы Тавра.

Трудно удержаться, чтобы не представить себе Савла-мальчика, с любопытством заглядывающего в мастерские, где трудятся рабочие его отца. Здесь кроили, сшивали, собирали палатки. У тканей, особенно сделанных из козьей шерсти, особый запах, который был памятен Савлу всю жизнь. Если работали с кожами, к кисловатому запаху шерсти примешивался другой, горький запах. Тот, кому довелось побывать на Востоке, знает: вряд ли ремесленники станут работать молча — то один окликнет другого, то кто-то пошутит, а остальные рассмеются, то затянут во все горло песню, прославляющую солнце, ветер, море и — как же без этого? — любовь… То же было и во времена Савла.

Когда палатки отвозили для погрузки на корабли, Савл, конечно, бежал за телегой — какой мальчишка этого не делал? — и, наверное, подставлял свое детское плечо, чтобы помочь выгрузить тюки на набережной.

Как Савл учился? Без сомнения, замечательно. Иначе отец не собрал бы всю семью и не объявил: его сын освоил в вероучении все, что можно было изучить в Тарсе, а теперь отправится продолжать обучение в Иерусалим, город — светоч иудаизма.

Я ясно вижу, как в молчании внимала иудейская семья судьбоносным словам главы семейства. Возможно, в этот момент глаза матери застилали слезы: что ждет ее сына? То, что выбран был Иерусалим, никого не удивляло, но впечатляло: юноша, направляющийся в город Господень, это не просто ученик — это паломник. Алия — буквально «восхождение», этим древнееврейским термином обозначают такого рода паломничество[8].

А сколько же лет исполнилось на тот момент Савлу? Лука пишет, что он проводил жизнь в Иерусалиме «от юности своей» (Деян 26:4). Традиция этапов ученичества позволяет нам узнать это достаточно точно: в пять лет юный иудей приступает к изучению Библии, в десять — наступает этап Мишны[9], в тринадцать он должен соблюдать заповеди, в пятнадцать лет переходит к Талмуду, в восемнадцать — женится.

Можно ли представить, что Савл отправился в Иерусалим женатым? Вышеизложенное подсказывает, что речь идет, скорее, о пятнадцатилетием возрасте. Как следствие, можно принять 23 год н. э. как год отъезда Савла из Тарса.

К тому времени уже миновало девять лет, как умер император Август, и Римом правит Тиберий. В 23 год некий Иисус, Йешуа плотничает в Назарете — забытой богом деревушке, о которой никто из современников и не упоминает. Иисусу тогда было лет двадцать семь.

В тот момент, когда юный Савл отправился из Тарса навстречу своей судьбе, что-то должно было ему, очевидно, подсказать: его ведут мистические силы. Но оставим наши предположения: мы не знаем, что он чувствовал, мы не знаем, о чем он думал в тот момент.

Глава II КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ

Слева от юного путешественника — горы Тавра, справа — море. Пока Савл будет двигаться по дороге на Адану, он будет чувствовать себя в Киликии, а значит, дома.

Савл отправился в путь воскресным утром: так осмотрительно поступал любой иудей, чтобы путешествовать шесть дней подряд вплоть до остановки в очередную субботу. Дорожная сума оттягивала юноше плечо. В ней, кроме одежды, лежали всякие мелочи, столь дорогие сердцу пятнадцатилетнего отрока. Если он путешествовал зимой, то, значит, заворачивался в плащ — простой кусок ткани с отверстием для головы, накинутый на шалук, иначе говоря шерстяную тунику, спускавшуюся ниже колен, но не до земли. Чтобы подол не мешал, тунику надо было подтягивать поясом. Если Савл отправился в Иерусалим летом, свернутый плащ был уложен в сумку. Может, юноша сожалел, что не сел на какой-нибудь корабль, кои регулярно отправлялись из Гарса в порт Кесарию? Думаю, нет. Вряд ли отец позволил сыну так облегчить путешествие: алия предполагала преодоление трудностей.

Куда бы в ту эпоху ни направлялись путешественники, они без конца жаловались на тяготы пути: рытвины, куда проваливались повозки; дороги, залитые водой; скользкая грязь, где можно увязнуть или покалечиться; пропасти, куда легко свалиться; тропы, ведущие неизвестно куда и откуда; неуклюжие проводники; угроза нападения разбойников; опасная для здоровья вода; пытка комарами, укусы которых, как тогда уже догадывались, могли вызвать массовые заболевания, — недаром Плиний советовал защищаться от этих насекомых дымом. К этому следует добавить языковые барьеры и случайные ночлеги — гостиницы, в которых всех обирали, а мест для отдыха всегда не хватало. Все это Савл испытал на себе, но алия есть алия.