Борис Беленков - Рассвет пламенеет

• Название: Рассвет пламенеет
• Автор: Борис Беленков
• Жанр: О войне
• Год: 1957

Роман Б.А. Беленкова посвящен боевым будням героических защитников Кавказа в годы Великой Отечественной войны

---

Петелин не мог остановить комбата, не мог схватить его за шиворот и прижать к земле, как час тому назад сделал Симонов с ним. Закусив губу, он молча глядел ему в спину и с замирающим сердцем считал секунды. Когда Симонов скрылся за черной грудой земли, Петелин ударил кулаком по колену, повторяя слова комбата.

— Смелые люди погибают реже.

Симонов в это время не спеша подошел к солдату, зарывшемуся лицом в рыхлую землю, взял его за плечо и уже хотел повернуть лицом к себе, как вдруг солдат сам перевернулся.

— Ты что, Агеев? — с недоумением и уже с чувством злости спросил Симонов.

— По вашему разрешению в первую роту…

— Вижу, что в первую. Но лежишь-то чего? Испугался?

— Маленько есть, не буду греха таить.

— Может, назад вернешься? Куховарил бы уж? Там ку-уда спокойней, — пошутил Симонов.

— Не, не пойду назад. А спужался, так это по первости. Пройдет.

— Тогда поднимайся. Пойдем, я покажу дорогу.

Пристыженный и взволнованный, Агеев бежал трусцой рядом с Андреем Ивановичем. Но Симонов, возвращаясь в полузаваленный окоп, уже словно позабыл о солдате, злясь на себя, считая свой поступок плохим примером Петелину. И еще сильнее разозлило его деликатное молчание командира роты в тот момент, когда они спускались в окоп. «Значит, — одобряет. Н-ну, если так, значит, выкинет номер», — с огорчением подумал Симонов.

— Видишь, привел пополнение! — сказал он, не глядя Петелину в глаза. — Посылай его во взвод.

— Товарищ гвардии майор, а что, если бы солдат оказался убитым? — лукаво глядя на комбата, поинтересовался Петелин.

— Приказал бы тебе похоронить его… Ясно?

Агеев попал в отделение старшего сержанта Холода, к молодым насмешливым ребятам. Сразу же в отделении за ним закрепилась кличка «дедок»… Затем Чухонин потребовал обстоятельно рассказать: кто он, когда прибыл в действующую армию, какого возраста дети и нет ли у него дочки-невесты. Последним спрашивал Холод:

— Из винтовки стрелять умеешь?

— Пробовал, мудрость не велика, — ответил Агеев, приглядываясь, не шутит ли и этот.

— А патроны есть, дедок?

— Таким добром наделили поварята, есть.

— Теперь запоминай: я твой главный начальник, понял? Условия перед тобой выдвигаются такого рода: вперед, значит, на веки вечные приписываем, а назад, — Холод легонько повел рукой по стволу автомата, — не обижайся — условия общие, батя. Значит, стрелять умеешь?

— Могу, конечно, что за вопрос.

— Приняли. Адъютант, запиши.

Агеев оглянулся, солдаты захохотали. Обнажив в улыбке мелкие белые зубы, Холод приподнял руку. Все сразу притихли.

— Так вот, — продолжал Холод. — Значит, ты из Ростова будешь — ладно. А я из Балахны, слыхал? А фронт у нас общий, один — на Берлин прицел. Ростов — это задача местная, — он выглянул из окопа, указал на степь. — А пока — вон!.. Из-за этой сопки, брат ты мой, противник лупит из минометов. Взять придется — приказа ждем. Попомни, батя, поднялись мы, значит — отставать сурово возбраняется. Залегли мы — плюхайся рядом или вблизи — понял? А штыком орудовать сможешь?

— Силы-то хватит, а колоть не приходилось.

— Научишься этому ремеслу, только не зевай…

Агеев тяжело вздохнул, мрачно посмотрел на солдат, — лица их были добродушные; он качнул головой, спросил, оглядываясь:

— Мне б местечко, товарищ старший сержант?

— Вот чего захотел! — с наигранным возмущением проговорил Чухонин. — А сам-то копать умеешь?

— Потемнеет, — я отработаю, не сомневайтесь.

— Ладно, кусочек траншеи выделим. Пусть постреляет, попрактикуется.

Отодвинув немного левей свой ручной пулемет, Чухонин озабоченно позвал:

— Дедок, вот со мной рядом. — И сейчас же опять сбился на шуточный тон. — Понравишься, возьму я тебя в помощники, будешь за мной пулемет носить, слышишь? А если жмуриться будешь — так и знай — отправим картошку чистить. Там, у кухни, и воюй тогда.

— Не буду жмуриться, — решительно сказал Агеев, и суженные глаза его зло блеснули. — Для чего б это я шел сюда к вам?

— Ты начинаешь нравиться мне, дедок, — искренне заметил Холод.

Команда о подготовке к атаке немецких окопов пришла совершенно неожиданно. Появился парторг Филимонов.

— Послушайте, что сейчас нам сказал майор Симонов…

Филимонов официально числился помкомвзвода. Но стало так, что парторга все считали помощников политрука роты. Он ходил в коротенькой, туго подпоясанной ремнем телогрейке, из-под которой торчал слежавшийся подол гимнастерки; на макушке сидела старенькая измятая пилотка. Его полевая сумка всегда была набита газетами.

Над головами прошелестел первый снаряд, как говорили пехотинцы — «разведчик пошел». Затем второй, третий. Началась артподготовка.

Холод сидел молча, насупившись, считая минуты. Сидел он спокойно потому, что знал, когда ему нужно будет подняться, броситься вперед, позвать за собой. Однако открыто вести в штыковую ему не пришлось. В небо взвилась ракета, означавшая: на сближение, полком!

— Дедок, — вскрикнул Чухонин. — Приготовь гранату да штаны подтяни, двигаемся.

Вывалившись за траншею, Филимонов предупредил:

— Россыпью, россыпью — по одному!..

«Это мы можем», — подумал Агеев, упираясь локтем в землю и подтягивая свое больше, малоподвижное тело. Шагов двадцать он полз, стараясь держаться вместе с другими. Потом дело пошло хуже, он начал отставать. Солдат хотел было приподняться, чтобы ползком, на коленях догнать командира. Но над самой головой его, рассекая воздух, засвистели струи пулеметных очередей. Агеев приник к земле. Он не знал, сколько времени лежал так. Поняв, наконец, что пулеметная стрельба велась с нашей стороны, снова пополз, сгорая от стыда, думая, что на него непременно смотрит Симонов. «Вот так, брат, ползать-то без привычки, — шептали его обветренные, потрескавшиеся губы. Господи, господи, а стыд-то какой!.. Как же это мне людям в глаза после такого греха?» Преодолевая внутренний страх, он решил подняться во весь рост. И как раз в эту минуту загремели гранатные взрывы. Послушалось «ура-а…». Агееву казалось, что и он, вскочив, закричал исступленно. Но из груди его вырывался лишь слабый звук. Он бежал к немецким окопам с винтовкой наперевес, неимоверно выкидывая вперед колени, полный ненависти к врагу.

— Стой, дедок, стой! — закричал Чухонин, успевший засесть с ручным пулеметом покинутом немцами окопе. — Говорил я тебе, не отставай.

Лицо Агеева было возбуждено и в то же время угрюмо. Он ответил срывающимся голосом:

— Неподходящее дело мне-то, на старости, ползать. Кабы помоложе был, тогда да!.. Я не отстал бы.

Чухонин прикрикнул:

— Ну, за винтовку берись, что ты время теряешь?!

Агеев вскинул к плечу приклад. Он долго, пожалуй, излишне медленно целился. А когда выстрелил, полное, большеротое лицо его вдруг добродушно заулыбалось, глаза, ставшие маленькими, внезапно оживились и заблестели.

— По-опал! — негромко проговорил он, вгоняя в ствол следующий патрон.

Но тотчас замер, вслушиваясь в отдаленный грохот и низом наплывающий стрекот гусениц. Прислушался и Чухонин, почесывая затылок.

Опять! — как-то затаенно и встревоженно проговорил пулеметчик. — Сегодня танки на нас уже четвертый раз идут. Граната есть у тебя, дедок? — обратился он к Агееву, не переставая всматриваться в даль степи.

— Не, не снабдили хлопцы гранатами, — отрицательно покачал старик головой. — А что?

— Как это — что? Танки приближаются, говорю. Сможешь швырнуть, я дам тебе одну?

— Танки, танки с фронта! — выкрикнул из соседней траншеи парторг Филимонов. — Приготовится!

Эти слова, а также и команды других помешали Агееву тотчас ответить. Чухонин поэтому снова спросил у него и уже более строже, громче:

— Гранаты умеешь бросать, спрашиваю? Чего млеешь, как перепуганный? — и, не теряя времени, он быстро снял из-за плеч свой вещевой мешок, развязал его, извлекая оттуда запасную противотанковую гранату. Потом достал из нагрудного кармана гимнастерки запал. — Ты смотри, эту игрушку швыряй под самую гусеницу. Да целься, чтоб не сыграла даром. Понял?

Но когда пулеметчик протянул Агееву заряженную гранату, тот сначала приподнял плечи, словно пытаясь спрятать в них свою большую голову, потом из-под рыжеватых бровей, прищурясь и поморщась, с опаской посмотрел на зеленоватый предмет, тихонько отодвинулся в угол траншеи.

— Не, не! — взмахнув рукой, будто желая оттолкнуть от себя гранату, виновато и смущенно проговорил он. — Кабы оплошности с моей стороны не вышло. В жизни не приходилось в руках держать.

Чухонин с удивлением смотрел на солдата, ироническим выражением лица будто желая сказать ему: эх, вояка, и зачем ты сюда приплелся! Но так ничего и не сказал, а только безнадежно махнул рукой и стал торопливо вкладывать запал во вторую гранату.