Карен Таривердиев - Везучий

• Название: Везучий
• Автор: Карен Таривердиев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Карен Микаэлович Таривердиев родился в Москве в 1960 году. Учился на философском факультете в МГУ, но потом уехал на Север, работал в Мегионской нефтеразведочной экспедиции. В 1984 году окончил 9-ю роту Рязанского воздушно-десантного училища. Воевал в Афганистане. Был начальником разведки 177-го отдельного отряда спецназначения (Газни, Афганистан). Был дважды ранен. Кавалер ордена Красного Зна-мени и двух орденов Красной Звезды.Умер в 2014 году.

---

– Какие фильмы об афганской войне, по вашему мнению, наиболее достоверны?

– А такие есть?

– Федор Бондарчук говорит, что показывал свой фильм «9 рота» ветеранам афганской войны, они остались довольны…

– Я не знаю, кому он показывал. Вы мне скажите: как можно забыть целую роту? Побойтесь Бога! За этим следует трибунал. В роте сто рыл! Как их можно забыть?! Это как может быть, что люди сидели два месяца без всякой еды? Это что за бред? Существует продовольственное довольствие в Красной Армии – куда оно делось? Кто и когда сидел два месяца? От силы три-пять дней либо стационарный пост, но стационарный пост – это нормальный оборудованный опорный пункт, со своей скважиной, с банькой, приличным блиндажом. Все огорожено, прикрыто минами, танк или артиллерийское орудие в обязательном порядке приданы. К такому посту хрен подойдешь запросто так на рассвете, как в «9-й роте» показано. Минимум два раза в неделю вертолет с консервами и почтой прилетает. А «Черные аисты»? Это в каком бредовом кошмаре можно придумать, что «черные аисты» в полный рост пойдут в атаку? Они же по большей части снайперы. Где это видано, чтобы снайперы во весь рост в атаку гуртом пёрли?! Так и при Наполеоне не воевали, не говоря о конце XXвека! Война – это наука. У Бондарчука целая рота. А рота, как известно, делится на взводы – четыре взвода. Каждым взводом командует офицер. В 9-й роте куда офицеры подевались?! А еще феномен: где, интересно, Бондарчук видел ствол такой – кривой, покоцанный – к пулемету ПК? А ему в голову не приходило, что ствол у пулемета ПК сменный? По нормативу меняется за шесть секунд. Этого ему никто не мог объяснить из консультантов, если он в армии не служил и пулемет первый раз в жизни видит?

– А как вам эпизод с Белоснежкой?

– Ну такое я допускаю. Ну учебка еще ничего – первая серия. Серебряков хорош – вопросов нет, там все, как надо. Пореченков – все нормально. Пока шла первая серия, мне все нравилось. Как только они перелетели через границу – понеслась корова в рай. Заказной сюжетец, да и исполнение под стать. Тьфу, прости Господи!..

– А как на самом деле?

– А нормально выходили, не потеряв ни одного солдата. Громов выводил. И последним выходил наш батальон. БТР с красным знаменем и Громовым на борту – это наш. 177-й отряд особого назначения. Кто обеспечил проход через Саланг? Ахмад ШахМасуд. Он был счастлив, что советские войска уходят, и сказал: «Ребята, вы главное идите, а безопасность я вам обеспечу». Ни единого выстрела по колоннам не было. Задавили двух идиотов, которые перепились метилового спирта и попали под колеса собственного БТР. Вот, кажется, и все потери 170-тысячной армии на выводе войск. Армия, которая ушла с оружием, со знаменами, полевыми кухнями и прочими причиндалами. При полном параде ушла.

Надежда

– Давайте вернемся к нашим белоснежкам.

– У меня Белоснежки не было, у меня была любимая женщина, а это не одно и то же.

Она была невестой моего приятеля. Первый раз я ее увидел, когда духи расстреляли нашу колонну. Сморю – бежит по асфальту в красной майке, живая мишень, и орет дурным голосом: «Там раненые остались!» – «А ты медсестра?» – «Нет, строитель». – «Ну и сиди тихо, будут тебе твои раненые». Собрал восемь человек, пошли отбивать, отбили. Правда, потом отбивать пришлось меня. Я в той атаке первый раз был ранен. Раненых, которых отбили, собрали и погрузили в БТР. А вот отойти сами не успели. Меня, во всяком случае, снайпер – «аист черный» прилично достал. А потом, когда я вернулся после лечения, как-то на 7 ноября собрались выпить водки, и приятель мой, Олег, говорит: «Что это мы, как кони педальные, без баб да без баб? Давайте по бабам сходим». И пошли к знакомым. Смотрю, там она – Надежда. Тоже в гости пришла. Олег ее увидел, и его переклинило: «Люблю – не могу». Я ему: «Ты коня-то притормози – у тебя в Екатеринбурге жена». – «Да я с ней три года не живу…»

Словом, я уехал в отпуск, а когда вернулся, у них уже все сложилось и дело к свадьбе шло. Нади тогда в батальоне не было. Она тоже в отпуск уехала. Олег аж изнылся без нее. Месяца через полтора настал Надежде срок из отпуска возвращаться. Олег отпросился у комбата слетать в Кабул, встретить ее у самолета. Словом, комбат дал ему краткосрочный отпуск. Погода была нелетная, вертолетов на Кабул не было. Олег каждое утро на вертолетной площадке ждал, а к обеду возвращался в роту. Так и в то злосчастное 18 марта было. Около обеда прозвучала боевая тревога. Третья рота улетела прочесывать кишлак Сахибхан в шестидесяти километрах южнее Газни. А наша первая должна была выйти туда на броне, чтобы помочь роте Бекоева, если что не так пойдет. Собирались мы неохотно – ясно было, что пока будем по бездорожью добираться, рота Бекоева уже три раза обратно успеет вернуться. Вдруг смотрю – Олег вдоль колонны идет с автоматом на плече: «Я с вами». – «У тебя отпуск, куда ты прешься?» – «А мне скучно». Я ему даже сказал, чтобы он дурака валять перестал, а он: «Все равно к вечеру уже вернемся, а завтра я и полечу за Надей. Сели, поехали. Ка-а-ак вляпались! Рота Бекоева чуть ли не наполовину легла. Меня в очередной раз ранили в палец, прямо в нервные окончания – ранение не тяжелое, считай царапина, а боль такая, что искры их глаз сыплются. Олег оттащил меня под стену и, пока санитар меня перевязывал, убежал отбивать третью роту. Пяти минут не прошло – слышу по радиостанции: «У “десятого” потери». Меня как торкнуло: «Олег!» И точно. Сразу насмерть, даже «мама» не успел сказать. На следующий день к обеду приезжаем в батальон, а на плацу Надежда стоит. Лицом вся черная. Колонну ждет. Знала уже, что тело Олега у меня в боевой машине в десантном отсеке лежит. На девять дней, когда она собрала поминки, думал, водка поперек горла станет, а на сорок дней горе понемногу утихло, были новые потери, подзабылось все, острота прошла, сгладилось, можно сказать. Говорил же, психика человеческая такая. Для мирного времени сорока дней мало, а на войне – вполне приличный срок. Словом, помянули Олега, и я пошел караул проверять. А ребята пока еще у Надежды за столом оставались. Надя вышла меня провожать, на улице протянула руку, словно бы попрощаться, я тоже протянул. А она что-то сунула мне и обратно в дом зашла. Я ладонь разжал – а там ключ. Надо сказать, что нас никто не осудил. Олега-то все одно не вернешь, а жизнь продолжается – и это не красное словцо. А-ля гер ком а-ля гер.

– И сколько вы прожили вместе?

– Полгода. До моего второго подрыва. Я возвращаться уже должен был, мне семь дней до замены оставалось. Спим, Надя будит: «Тревога!» Прибегаю в штаб. Оказывается, в пятнадцати километрах от нас духи – не знаю уж, чем себя по ушам хлопало боевое охранение на аэродроме, но духов они прохлопали. Представьте, 24 боевых вертолета, как на параде, стоят в одну линеечку строго друг напротив друга, все с боекомплектом. А духовская разведгруппа просочилась через посты боевого охранения на газнийский аэродром и долбанула по ближайшему вертолету из безоткатки почти в упор. И это был Ми-24 огневой поддержки, и под каждым пилоном у него по 24 ракеты или что-то около того, и все они стали загораться и лупить точно по двум Ми-8, которые стояли напротив. Словом, с одного выстрела три вертолета как корова языком слизала. Через несколько часов прилетел на аэродром генерал-майор, тогдашний начальник штаба армии. Ножонками затопотал, трибуналом загрозил: «У вас тут целый батальон спецназа под задницей, а духи шарашат, как у себя дома. Где разведчики?» Наехал на комбата. Комбат, как водится, наехал на меня: «Готовь группу». – «Куда?» – «В Искаполь». Был такой духовский базовый район от нас неподалеку, оттуда их разведгруппа и пришла. Я, признаться, слегка струхнул, и было с чего. Некоторое время назад Искаполь пытались взять целой армейской операцией. Чуть ли не две дивизии участвовало, авиации в полнеба, артиллерия, танки – и все без толку. Словом, вышла у меня с комбатом перепалка. «У нас первая рота на засаде, вторая на засаде, третья в карауле, рота минирования разукомплектована, людей нет как таковых!» Он говорит: «Роди!» Я пошел по ротам собирать больных, хромых, убогих – набрал-таки шестнадцать человек. Вопрос уперся в то, кто группу поведет, ибо офицеров с опытом боевым тоже не было – все в горах. Словом, пришлось назначать командиром группы самого себя, хотя мне до замены семь дней оставалось. Я мыслями уже на родине был, ан нет, не тут-то было! Подошел к комбату, говорю: «Я их близко к Искаполю не подпущу». – «И не надо. Пока нет нормальных разведчиков, ты с этими калеками походи и засветись, чтобы духи знали, что здесь работает наша разведгруппа». Вообще-то задача гробовая. Засветившаяся разведгруппа – первый кандидат в покойники. А тут предлагают засветиться умышленно. Задумаешься о вечном. Но худо-бедно и эту задачу мы выполнили. А вот на отходе к своим позициям подорвались на минном поле – ну не повезло, так бывает. На то она и война… Было полчетвертого утра. Привезли меня в нашу медроту в несколько неадекватном состоянии: ноги и левая рука были перебиты, а в правую капельницу воткнули. Сознание плывет от потери крови. Чувствую, кто-то сидит в темноте на кровати и душит меня. Чья-то рука на горле лежит – и не вздохнуть, и не выдохнуть. Я пошевелился, в себя пришел, а это Надя по шее гладит. Принесли мою куртку. За пять минут до подрыва я накинул ее – холодно очень было в горах – и застегнул до горла, чего обычно не делал. Осколок попал в заклепку напротив сонной артерии, вырвал капюшон и ранил радиста за моей спиной. В меня тогда девятнадцать осколков влезло. Один сидел в коленном суставе, и врачи долго думали, что теперь с ногой делать. Вопрос стоял, будет она теперь сгибаться или не будет уже никогда. Словом, пригодится она мне теперь или не пригодится. И тогда Надька сказала: «Ты не сможешь жить с женой, если станешь инвалидом. Она будет чувствовать себя жертвой и доведет тебя своей жертвенностью до родимчика. Я тебя знаю лучше, чем она, хоть и у нее есть от тебя ребенок. Если ты не будешь ходить, я заберу тебя к себе». – «А ты не будешь чувствовать себя жертвой?» – «Нет. Для меня это шанс». Через неделю врачи согнули мне ногу, выяснилось, что она будет работать. Надя уехала к матери в Тобольск, а я в Москву к жене и дочке.