Вильям Хайнесен - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Вильям Хайнесен
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

Творчество Вильяма Хайнесена — одно из самых самобытных явлений в литературе современной Скандинавии. Хайнесен пишет по-датски, его произведения входят неотъемлемой частью в общую картину литературной жизни Дании XX века, насквозь пронизаны национальной спецификой. Произведения, включенные в настоящий сборник, вышли в свет на языке оригинала до 27 мая 1973 года.

Действие романа «Черный котел» развертывается в период второй мировой войны и изображает коренные изменения, вызванные в жизни Фарерских островов бурями, потрясавшими «большой мир». На Фарерских островах высаживаются английские войска и постепенно развиваются коммерческие контакты с Англией. Исконное занятие моряков островов — ловля рыбы, становится чрезвычайно опасным и одновременно очень прибыльным делом. Подрываются на минах суда, гибнут люди, а правительство доставку рыбы в Англию окружает ореолом «подвига во имя родины». Роман призван разоблачить обман, восстановить подлинную картину событий военного времени.

Роман «Пропащие музыканты» — тоже своеобразный отклик на исторические события. Усиление международной напряженности, угроза новой мировой катастрофы повергает многих писателей в пессимистическое настроение, лишает их веры в силы человека. На смену уверенности приходит растерянность и страх. Роман В. Хайнесена, несмотря на трагизм повествования, не лишен веры в человека и обращен к молодому поколению.

---

Наверху, в башенках, как их называли, тоже было устроено две квартиры. В одной жил Корнелиус Младший, который всегда строго соблюдал свою самостоятельность. Другую башенную квартирку занимал магистр Мортенсен, человек, знавший лучшие времена, которому все сочувствовали, однако был он упрямый сумасброд и к тому же порядочный гордец. Он вдовствовал и имел дочь, которая была не в своем уме.

Орфей любил бывать в башенке у дяди Корнелиуса и оттуда смотреть в окно. Это было все равно как летать, ведь мало того, что Бастилия сама была высокая, она еще стояла на уступе скалы. Из окна открывался вид на море и на Овчинный Островок с его извилистыми переулками, тесными садиками и скопищем крыш, иные из которых были покрыты дерном и населены курами.

Овчинный Островок, представлявший собою, кстати, не островок, а длинный скалистый мыс, был древнейшей частью города, и здесь жили старик Боман, Оле Брэнди и Король Крабов, а также множество других чудных людей. Например, Понтус Розописец, окна которого были расписаны пышными розами и лилиями, а на двери была витрина с яркими картинками, изображавшими девиц и дам. Или же Ура с Большого Камня, гадалка, которой весь город втайне побаивался и которую никакими силами нельзя было выдворить из ее ветхого домишка на Каменной Горке, хотя он почти уже висел в воздухе и в один прекрасный день действительно обрушился в пропасть. Или три девицы Скиббю, которые держали самую крохотную в мире модную лавчонку и все три были как скелеты. Здесь находился также старый трактир Ольсена «Добрая утица», где останавливался, будучи юным принцем, король Фредерик VII, а немного дальше к концу мыса — гостиница побольше, под названием «Дельфин», которая тоже не могла похвастать доброй славой.

На самой южной оконечности Овчинного Островка были расположены Большой пакгауз и другие допотопные здания и постройки, оставшиеся со времен датской торговой монополии. Теперь они находились во владении «Себастиана Хансена и сына» и использовались под складские помещения для лесоматериалов, соли и угля.

При жизни Старого Бастиана Бастилия была еще роскошным домом, но по мере того, как город рос, Овчинный Островок все более превращался в удивительно обветшалое и захудалое место, откуда порядочные люди переселялись. Плотная застройка была нездоровой и грозила пожарами, сырые подвалы изобиловали крысами, Овчинный Островок свое отжил: новые городские кварталы с просторными домами и садами оттеснили его на задний план.

В самом большом помещении, где у Сунхольма было фотоателье и над окнами, выходившими во двор, был стеклянный навес, Мориц и Элиана устроили гостиную, но скудные пожитки с Тинистой Ямы не заняли почти никакого места в огромной комнате. Здесь была гулкая пустота и пронизывающий холод, а за окнами шумел и бурлил по-зимнему бледный залив, где черные корабли стояли на якоре, расснащенные, ротозеющие, и все кренились туда и сюда в своей безысходной качке.

Одно было хорошо в бывшем фотоателье: оно великолепно подходило для музыки. Мориц не замедлил это обнаружить, и в первую же зиму здесь было разучено немало новых вещей, частью для струнного квартета, частью для струнных и духовых и даже кое-что для бомановского хора.

Струнный квартет, который иногда расширялся до квинтета, а в одном случае разросся до восьми человек (Менуэт из Октета Шуберта), был, как и хор, детищем старого Каспара Бомана. В то время в состав его входили Мориц, игравший первую скрипку, Сириус — вторая скрипка, магистр Мортенсен — альт и Корнелиус Младший — виолончель. Чаще всего старый учитель музыки сам присутствовал и руководил исполнением. Слушателями были, помимо соседей по дому, друзья и знакомые музыкантов, которые приходили и уходили, когда им вздумается: Оле Брэнди, одноногий Оливариус Парусник, Понтус Розописец, учитель танцев Линненсков, иногда также кузнец Янниксен и малярный мастер Мак Бетт, а в исключительных случаях — граф Оллендорф и судья Поммеренке, оба большие ценители музыки.

Орфей наслаждался этими вечерами. Он сидел в углу и блаженствовал. Голландская печь пылала красным огнем, большая жестяная лампа под потолком отбрасывала красноватый свет, музыканты сидели раскрасневшиеся, и сама музыка будто приобретала красноватый оттенок. Фотограф Сунхольм при этом улетучивался, словно его никогда и не было. Старик Боман суетился, давая указания и горячась, или же сидел и благоговел, но слушал, поглаживая маленькими жилистыми руками острую седую бородку. Порою лицо его озаряла особенная счастливая улыбка, и тогда он, несмотря на бородку и морщины, делался похож на мальчишку — на смущенного мальчишку в гостях на дне рождения. Вообще было что-то детское в этих забавлявшихся мужчинах, особенно когда вещь была нм уже достаточно знакома и начинала получаться сама собой. Они сидели с обмякшим лицом, с затуманенным взором, внимая в смиренном самозабвении. Строгий и подозрительный магистр Мортенсен был, казалось, сама доброта. Корнелиус делался бледный и потный от движения, нижняя челюсть у него еще более выпячивалась, а волосы прядями свисали на лоб и на пенсне. Сириус, склонив голову набок, ласкал и нежил свою скрипку. Он был, к слову сказать, всего лишь посредственным скрипачом, и ему нередко приходилось выслушивать нетерпеливые замечания остальных музыкантов.

А первая скрипка, Мориц, сидел прямой, как свечка, и звуки слетали с его инструмента, как радостные солнечные блестки.

За окнами шумело сумрачное море, и, если присмотреться, можно было во тьме различить силуэты качавшихся кораблей. Но и они были, казалось, красновато подсвечены и чутко прислушивались в страстном томлении, мечтая о том, как вырвутся из плена якорных цепей и вкусят новой, небывалой свободы на шумных просторах великого океана.

5. О добросердечном и неунывающем композиторе Корнелиусе Младшем и его тайной затее

Если бы эти наши музыканты, о которых в дальнейшем пойдет рассказ, отправляли, как все, свой земной долг, а не были бы мятежными, неуемными фантазерами, возможно, их жизнь в этом самом ничтожном из миров сложилась бы много лучше. Но что поделаешь, раз они были каждый по-своему одержимы, как одержимы от природы все настоящие музыканты.

Это относилось, безусловно, и к Корнелиусу Младшему. Он слыл человеком, которого едва ли можно принимать всерьез, потому что всегда был доволен и весел и редко когда молвил слово, вполне разумное в глазах мира.

Последнее, правда, в известной мере связано было с тем, что он заикался. Мучительное заикание особенно одолевало его, когда он увлекался и горячился, и достигало порою такой силы, что он бывал вынужден совсем умолкнуть и объясняться с помощью жестов и мимики.

В повседневной жизни Корнелиус был наборщиком в газете «Будстиккен». Это давало постоянный заработок, на который невозможно было ни жить, ни умереть с голоду, и в будущем не сулило никаких перспектив, вдобавок сама работа была нудной и изнурительной. И если Корнелиус, несмотря ни на что, оставался воистину неунывающим молодым человеком, то это лишь благодаря музыке, которой он был предан всей душой, да еще благодаря врожденной способности вырываться из архиважной, но пустячной паутины суетных будней и уноситься, мечтами в причудливую даль, заглядывать в таинственное и ожидать неожиданного.

Сегодня ты самый обыкновенный наборщик и музыкант, но ведь, вполне возможно, именно тебе, одному из всех, посчастливится завтра найти клад. Лежит же он, закопанный в землю, где-то здесь, на Овчинном Островке, если верить упорному старинному преданию, ищи — и обрящешь. И почему бы ему не быть зарытым хотя бы на старом кладбище, чем это место хуже любого другого?

Некий человек, по имени Сансирана или Сансарасена, обретался в давно минувшие времена на Овчинном Островке, он промышлял морским разбоем, вел лихую и полную риска жизнь атамана, и в один прекрасный день возмездие настигло его, пираты напали на его разбойничью крепость, ворвались в дома, убили Сансирану и его людей и уплыли обратно в море, захватив с собой все, что могли. Но не так-то много добра попало им в руки. Сансарасена был человек предусмотрительный и успел припрятать свои драгоценности и деньги до того, как грабители высадились на берег. Эти сокровища с тех пор никому не довелось видеть, но, где бы они ни были, они есть. И уж это-то точно, что никто, кроме тебя, о них не помышляет и ничего не делает, чтобы отыскать клад, а если тебе посчастливится его найти, то по крайней мере не надо будет больше тянуть лямку наборщика в самой маленькой и, по мнению многих, самой дурацкой в мире газетенке. А как бы ты мог щедрой рукой сеять вокруг добро, сделайся ты вдруг, точно по мановению волшебной палочки, богат! Корнелиуса заботило не только собственное благо, он думал также о своих братьях, и о милой, радушной Элиане с ее детьми, и, конечно, о старом Бомане, и о несчастном, обездоленном магистре Мортенсене, ну и, разумеется, об Оле Брэнди и других друзьях, в том числе и о Короле Крабов.