Елена Блонди - Хаидэ

• Название: Хаидэ
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Вторая книга истории о княжне Хаидэ

---

На треноге из жердей непалимого дерева гоб покачивался горшок, запах варева щекотал ноздри мальчика. Пахло горелой травой, которую уже намочил дождь, и мясом. И еще чем-то, совсем незнакомым, вроде как из калебаса со старым перезревшим пивом только с запахом гнилых цветов. Карума хлопотал над варевом, помешивая, а Тота стоял позади, держа наготове миску. Вот старый пастух нагнулся, костер осветил худое лицо с крепко сжатыми губами. Втянул в себя запах и закашлялся. Тота быстро отступил на шаг, и мальчик вытянул шею, всматриваясь.

— Мирта, рог.

Второй мужчина торопливо подступил к дереву, следя за сидящим пленником, вытянул руку, в которой подрагивал изогнутый коровий рог. А Карума, полой плаща подхватив горячий горшок, плеснул из него в подставленную Тотой миску. Поставив варево на траву, вытер руки краем ткани и пошел к дереву, вытаскивая из болтающихся на поясе ножен старый нож с костяной рукоятью. Маур, с ужасом глядя, как огонь сверкает на лезвии, зашептал заклинание, прося птицу-ночь Гоиро оберечь его и не дать увидеть страшное.

— Ты готов, Тота? — старик встал над связанным мужчиной.

— Я тут, папа Карума, — Тота боязливо остановился в шаге от старого пастуха, держа перед собой миску, из которой волнами шел одуряющий запах. И забормотал слова, заикаясь и повторяя те, что сказал невнятно.

Старик одной рукой сдернул с головы пленника мешок, кинул его на траву. Маур, боясь смотреть дальше, хотел зажмуриться, но глаза не закрывались, только в животе защекотало, и от холодных ступней побежали к коленям мурашки. Съежившись, смотрел, как старый Карума, повернув нож вперед рукоятью, оттягивает мужчине губу и, придерживая нижнюю челюсть, всовывает костяную пластину между сомкнутых зубов. Мягкий поворот ножа и рот пленника раскрылся, как у спящего, мелькнул свет на зубах. Тота позади заговорил невнятной скороговоркой, все быстрее и быстрее, а Мирта держась насколько возможно дальше, сунул в рот мужчине узкий конец рога. Захлюпало варево, выливаясь из наклоненной миски и запах заполнил, казалось, всю темноту вокруг, до самого неба. Карума лил, останавливался, пережидая, пока сидящий проглотит, и снова наклонял миску. И, наконец, отдав ее обратно Тоте, аккуратно вытащил из зубов конец рога. Блеск исчез, губы сомкнулись.

— Воду потом, когда поговорит, — хрипло сказал старик, отступая на шаг. Большое черное лицо оставалось неподвижным, и так же недвижны были широкие, сведенные вперед плечи. И, с тошнотой, что вдруг превратилась в тоску, Маур понял — пленник ни разу не открыл глаз, как будто был связан не ремнями, а крепким сном. Но лицо его не спало — казалось, он смотрит перед собой через закрытые веки. И пастухи, передвигаясь вокруг костра, старались не проходить перед спокойным лицом с широкими скулами, обтянутыми черной блестящей кожей.

Карума, заведя речитатив, перечислял надтреснутым голосом все подарки, что получила ночная птица Гоиро от мужчин и женщин деревни, для украшения своего небесного гнезда, где высиживает она яйца-звезды, чтоб из них вылупились только блага для пастухов, их стад и семей… Напоминал темной птице, что люди малы и слабы, и что в ее силах не пускать в саванну солнечный свет и живые дожди, а потому пусть примет птица Гоиро все дары нынешние и дары будущие. А пока люди готовят их, пусть великая Гоиро позволит глупому Каруме (тут он немного побил себя по лбу и темени, показывая, как глуп), слабому Тоте (Тота, услышав о себе, с готовностью выронил из слабых рук ненужный рог) и трусливому Мирте (высокий грузный Мирта закрыл лицо руками и присел, демонстрируя страх) — пусть добрая тьма позволит мелким людишкам выслушать ее годою. И пусть годоя, которого хорошо покормили, будет щедр на знаки, что позволят увидеть будущее.

Закончив последнее, Карума махнул рукой и уставился на сидящего. Тота, повинуясь его жесту, прокашлялся и сипло проговорил:

— Моя жена. Она носит третьего в своем животе. Он не умрет, как умер наш первый?

В наступившем молчании тихо колыхала степь свои неумолчные ночные звуки. Карума внимательно смотрел на пленника. И что-то прочитав в бликах костра, падаюших на черную кожу спокойного лица, ответил:

— Годоя сказал, не бойся. Но купи дойную козу, когда мальчику исполнится три луны, у матери пропадет молоко.

Пастух шумно выдохнул. На старой акации крикнула сонная птица. И пленник вдруг зашевелился, поворачивая лицо. Мужчины отскочили.

— Спрашивай, — прошипел Карума.

— Моя черная овца, та, что ягнилась двойнями, ее правда украл Богта? Она пропала, а он купил себе новых ботал и три кожаных ведра!

— Годоя говорит, твою овцу задрали степные гиены и утащили так далеко, что даже костей не осталось — найти, — прочитал Карума поворот головы и шевеление губ связанного.

Тота хлопнул себя по бокам.

— А я уже надавал ему палкой! Спроси, папа Карума, моя старшая дочь, ее заберет в свой дом богатый жених? Ее ленту увез сын Нохи, из новой деревни!

Старик помолчал, ожидая. И осторожно ткнул рукояткой ножа в костлявое плечо. В горле пленника зарокотало, губы приоткрылись, выпуская стон.

— Годоя говорит, следи получше за своей невестой, через три дня сын Нохи будет биться за ее ленту с парнями из нашей деревни. Он проиграет, а она убежит с Такой, тем, что живет один, в нищей землянке.

— Э? — возмущенно сказал Тота, но Карума цыкнул, и он замолк, сокрушенно вздохнув. Вперед, отодвигая друга, выступил Мирта, и Карума, оглядываясь, кивнул — спрашивай.

— Спроси, спроси его, папа Карума, продавать ли мне тех овец, что пригнал я с базара прошлой осенью? Они плохо ягнятся, но зато крупны и, может быть, лучше забивать их на мясо? А еще…

Но Карума поднял тощую руку в величественном жесте и Мирта послушно умолк. Пленник молчал и не шевелился. Старик нагнулся ближе, опираясь руками в колени. На краю черного неба полыхнула зарница, осветив бескрайние травы и черные деревья белым слепящим светом. По лицу великана пробежала черная тень, легли на глаза белые пятна, будто он вдруг открыл их, и они — слепые.

— Годоя сказал, надо подождать и после продашь трех, пестрых, а остальные принесут тебе целое стадо.

— А то пастбище? Которое за перекатами, у скал. Там будет трава, когда наступит засуха? Я бы погнал туда стадо, но если не будет, мои коровы и бараны сдохнут.

После недолгого ожидания Карума снова поднес нож к пленнику и, подумав, коснулся им согнутых пальцев. Еще подождал и ткнул посильнее. Закостеневший от долгого сидения в кустах Маур вздрогнул, когда связанные руки задвигались, пальцы переплелись, ощупывая друг друга. И снова безвольно повисли.

Голос старого пастуха дрожал и он, передавая пророчество, умолкал, чтоб унять дрожь.

— Годоя… говорит, веди свое… стадо, не бойся, нас всех ждет очень хороший год. Есть третий вопрос, Мирта? Нам пора уходить.

— Я… я хотел еще про новый дом. И про лодку.

— Только один, Мирта.

Мирта огляделся, собираясь с мыслями. И выпалил отчаянно:

— Мне нужна четвертая жена! Мои уже старые, все трое. Спроси годою, хватит ли мне мужской силы?

Сверкнула еще одна зарница, закрывая полнеба, и ушла, оставив черное пространство без звезд, а пришедшая следом показала — огромное облако с пухлыми горами и впадинами, прикатилось внезапно и встало, съедая звезды над головой. Зарница потухла и тут же зажглась следующая. На границе света костра и темноты, превращенной в слепящее белое полыхание, Тота, съежившись, испуганно забормотал заклинания. Лицо пленника становилось белым, чернело и снова вспыхивало.

— Годоя сказал… — Карума не успел поделиться с Миртой откровением — над их головами треснул гром, и выросла из почерневшего облака ветвистая молния, ушла в траву за близким холмом. И пленник открыл глаза, по-прежнему глядя перед собой. Повел плечами и один из витков ремня лопнул, роняя наземь свивающиеся змеями концы.

— Идите, — крикнул Карума, — на тропу! Быстрее!

— А как же, про жену? — но, крича, Мирта уже отступал и, повернувшись, кинулся прочь по белой тропе, которая в следующее мгновение исчезла в темноте. Следом торопился Тота, спотыкаясь и хватая друга за край плаща.

А старый Карума, подняв над головой схваченный с земли посох, вдруг изо всех сил обрушил его на мотающуюся над ремнем голову пленника. Голова повисла, придавливая ремень на шее подбородком.

В перерыве между мельканием света и треском сухого грома Маур услышал шипение — Карума, размахнувшись, вылил в костер остатки варева. И, нашарив в траве бурдючок с водой, вспорол его над умирающим огнем, исходящим тяжелым запахом горящей травы, старого мяса и сгнивших цветов.

Маур зажмурился, ему показалось, что молния нашла его и хлестнула прямо по глазам и темени, одновременно с диким невыносимым для ушей громовым треском. И в наступившей следом тишине медленно открыл глаза. Перед ними в темноте плясали цветные круги и раскидистые деревья, постепенно исчезающие в кромешном мраке.