Инаба Чихару - Японский резидент против Российской империи. Полковник Акаси Мотодзиро и его миссия 1904-1905 гг.

• Название: Японский резидент против Российской империи. Полковник Акаси Мотодзиро и его миссия 1904-1905 гг.
• Автор: Инаба Чихару
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-8243-1713-8

Деятельность Акаси Мотодзиро описана во многих японских исторических романах. Во всех случаях речь идет о шпионаже и подрывных операциях против России, которые по заданию своего правительства он проводил в Европе. Главные его усилия были направлены на сбор секретной информации о России и ослабление ее изнутри путем финансирования российского революционного и оппозиционного движений. Пик разведывательной и подрывной активности М. Акаси пришелся на военные годы. Принято считать, что эта деятельность оказала огромное влияние на исход русско-японской войны.

---

Акаси активно эксплуатировал и сумел развить агентурные связи, полученные в наследство от своего предшественника на посту военного атташе. К их числу относились контакты, шедшие через японского стажера Петербургского университета Уэда Сэнтаро. Уэда информировал Акаси о настроениях столичного студенчества и слухах, которые циркулировали в кругах радикально настроенной молодежи. Именно благодаря ему в 1903 г. он познакомился и затем нанял в качестве учителя русского языка 30-летнего латышского студента «Брауна» — под этим псевдонимом скрывался видный впоследствии деятель латышского социал-демократического движения, а с 1914 г. большевик Янис Янсонс (1872-1917). От него Акаси впервые получил более или менее достоверные сведения о состоянии революционного движения не только в самой России, но и на национальных окраинах империи, в первую очередь — в Прибалтийском крае. В годы русско-японской войны «Браун» информировал японское правительство о планах высшего российского военно-морского командования[5].

К. Оои 

Не сумев установить прямые контакты с вождями российской революции, Акаси уже с 1903 г. начал проявлять повышенный интерес к финским оппозиционерам. Узнав из газет об их высылке из Финляндии за антиправительственную деятельность, он даже вознамерился посетить ссыльных лично, но от этого плана его отговорил тот же Уэда, сославшись на «очень плохой русский» своего патрона{17}. В последующие годы Уэда, занимая в японском посольстве скромный пост переводчика, поставлял информацию о положении дел в России, а затем и в СССР напрямую в МИД Японии.

В начале 1904 г. в японскую миссию в Петербурге явился посетитель. Это был австрийский подданный инженер Николас (Миклош) Балог де Таланта (M.(N.) Balogh de Galantha[6]), который торговал в России оружием и постоянно жил в Петербурге. В ходе беседы с этим венгром выяснилось, что ему доводилось бывать в Финляндии, которая в те годы входила в состав Российской империи на правах Великого княжества. В бытность в Гельсингфорсе, через университетского профессора-филолога Е.Н. Сетала (E.N. Setala), говорившего по-венгерски (финский и венгерский языки принадлежат к одной языковой группе), он познакомился с представителями финского оппозиционного движения. Обращаясь теперь в японское посольство, Балог не преследовал материальных выгод. Явившись туда, он объяснил, что стремится выступить посредником между японскими дипломатами и деятелями антицаристской финской оппозиции, которая борется за расширение автономии Великого княжества. Акаси понял, что судьба посылает ему шанс, и со своей стороны просил Балога уведомить финских оппозиционеров, что весьма заинтересован в личной встрече с ними.

В дальнейшем венгр не только возглавлял тайную японскую осведомительскую сеть на территории России, но снабдил Акаси стокгольмским адресом видного финского ссыльного оппозиционного деятеля Йонаса Кастрена (Jonas Castren). Однако сам Кастрен о своей намечаемой встрече с японцем предварительно в известность поставлен не был, и это едва не привело к недоразумению, чуть было не провалившему все дело.

Акаси в Стокгольме: создание шпионской сети, ее цели и задачи

10 февраля 1904 г., в день публикации манифеста микадо о начале войны и спустя считанные дни после вручения посланником Курино ноты о разрыве отношений с Россией, японская миссия в полном составе выехала из Петербурга в Германию. Накануне отъезда Акаси рассчитался со своей немногочисленной секретной агентурой в российской столице, оставив ее на попечение Балога. 14 февраля, сразу по приезде в Берлин, он отправил на стокгольмский адрес Кастрена письмо, в котором, извещая о своем скором прибытии в столицу Швеции, просил личной встречи. Ответа не последовало. Тем не менее, явившись 19 февраля в Стокгольм и остановившись в первоклассном отеле «Rydberg» в центре шведской столицы[7], Акаси не медля отправил Кастрену портье с повторной письменной просьбой о рандеву. Кастрен, как мы уже знаем, о планах Акаси уведомлен не был, а «почтальон»-портье имел репутацию провокатора. В общем, финны решили подстраховаться и вернули Акаси его записку с пометкой, что письмо направлено не по адресу.

Ридберг-отель в начале XX в. 

Раздосадованному Акаси тот вечер скрасил только неожиданный визит высокого представительного господина. Это был журналист и политический эмигрант Конни Циллиакус. Именно эта встреча во многом определила последующую деятельность Акаси, направленную на финансовую поддержку российских революционеров.

Поскольку считалось, что отель, где остановился Акаси, находится под негласным наблюдением российской охранки, повторная встреча Акаси и Циллиакуса, которая состоялась уже на следующий день, прошла в доме Кастрена. Выслушав объяснения финнов относительно целей и характера их движения, Акаси просил их содействия в деле создания разведывательной сети против России. Циллиакус решительно отказал, заявив, что он и его единомышленники никогда не станут японскими марионетками. Но Кастрен оказался более сговорчивым и пообещал свести Акаси с нужными людьми. Действительно, вскоре он познакомил его с офицером шведского Генштаба капитаном Иваном Аминовым (Iwan Tonnes Edward Aminoff), а через него — с другими молодыми шведскими штабистами. Так был заложен фундамент той сети тайных информаторов, создания которой требовал генерал Кодама в своей январской депеше в Петербург.

Й. Кастрен И. Аминов 

По просьбе Акаси, Аминов познакомил его с офицерами шведского Генштаба — начальником отдела России капитаном Н.Д. Эдлундом (Nils David Edlund) и с лейтенантом К.А. Клингенстерна (Klas Axel Klingenstierna). Особенно полезным для Акаси оказалось знакомство с Эдлундом — 8 марта военный министр Швеции приказал ему отправиться наблюдателем в российскую действующую армию. Отъезд Эдлунда в Маньчжурию был намечен на 10 марта. Накануне его отъезда Акаси пригласил его на обед, во время которого изложил шведскому офицеру план создания осведомительской сети. Японец заявил, что одного человека из группы информаторов, которая поедет в Россию, он хотел бы направить в Москву (по пути предложив ему посетить Казань и Ярославль), второго — в Петербург, а «базой» третьего намерен определить какой-нибудь крупный населенный пункт Сибирской железнодорожной магистрали между Пензой и Самарой. Последнему агенту он предполагал поручить отслеживать движение воинских эшелонов из Центральной России на Дальний Восток: дату и точное время их прохождения, номера перевозимых военных частей, количество военнослужащих, боеприпасов, военного снаряжения и т.д. Интересовали Акаси и данные о ходе мобилизации в России, о числе раненых, вывозимых в Россию из Маньчжурии, их настроениях и политических предпочтениях. За содействие в добывании секретной информации и вербовке тайных осведомителей Акаси сулил Эдлунду солидное вознаграждение{18}. Эдлунд помогать согласился. В общем, получалось, что в сборе военной информации о России Акаси смог опереться на содействие шведского Генштаба. Вскоре началось и практическое формирование осведомительской сети по изложенной Акаси схеме.

Подобная сговорчивость шведов не в последнюю очередь объяснялась тем, что в местных военных кругах на Россию, которая в свое время отторгла у Швеции Финляндию, смотрели минимум как на опасного соседа, а нередко и как на потенциального противника. Естественно, что информация о состоянии российских вооруженных сил весьма интересовала Стокгольм. Соглашаясь помогать Японии добывать разведданные о российской армии, шведские военные надеялись и сами попутно их получать. Понятно, что подобные действия являлись прямым нарушением нейтралитета, который был официально объявлен Швецией в первые же дни дальневосточного конфликта.

Для Японии такое распределение ролей имело свой смысл — в конце концов, в случае провала обвинения в шпионаже могли бы быть выдвинуты против кого угодно, но только не в отношении японских офицеров. Кроме того, такая постановка дела весьма затрудняла перехват секретной корреспонденции контрразведкой противника. По всем этим причинам в общении со своей агентурой Акаси осознанно стремился действовать не прямо, а через надежных и нескомпрометированных в глазах властей посредников, включая уже известного нам Балога де Галатна.

Карта Транссибирской магистрали в начале XX в.

Выехав из России, Акаси не забыл об этом венгерском инженере, за которым стояли вышеупомянутые агенты «Як» и Эксштейн. Он сразу же вызвал Балога в Берлин (переведя на его банковский счет 200 руб. в возмещение путевых издержек), имея в виду обсудить способы дальнейшего получения информации от агентов из России и оплаты их услуг в условиях начавшейся войны. Не застав Акаси в Берлине, Балог, по приглашению последнего, направился в Стокгольм (на эту его поездку Акаси истратил еще 100 руб.). Однако их встрече в шведской столице также не суждено было состояться — к моменту приезда Балога в Стокгольм в конце февраля 1904 г. японец уже укатил в Польшу. Оказавшись в одиночестве, венгр по собственному почину вступил в переговоры со ссыльными финскими оппозиционерами на предмет их более активного участия в планируемых Акаси подрывных и разведывательных операциях. Особый акцент он делал на перспективах расширения финской автономии, которые, по его словам, открывала начавшаяся война, а также на возможности получения финнами щедрой финансовой поддержки из Токио. Однако откровенность Балога вызвала обратную реакцию — финны, которые и без того не испытывали особого доверия к Балогу, решили, что его речи — не более, чем провокация и, таким образом, заподозрили его в связях с охранкой. В общем, переговоры венгра провалились — все его практические предложения оппозиционеры отвергли, а его репутация оказалась сильно подмочена.