Олег Кондратьев - Почем фут под килем? (сборник)

• Название: Почем фут под килем? (сборник)
• Автор: Олег Кондратьев
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-00071-133-0

Кому из вас, уважаемые читатели, не приходилось, хотя бы раз в жизни, лечить зубы? А, участвовать в концерте художественной самодеятельности, пусть даже в далекие школьные годы?

Впрочем, если еще можно допустить, что с самодеятельностью – особенно, художественной – близкие отношения сложились далеко не у всех, то в первом вопросе обилие непревзойденных специалистов превышает все разумные пределы. Однако, не торопитесь считать себя профессионалами, способными дать нужный практический совет всем вынужденным жертвам зубодробительной стоматологии! Всегда, как говорится, возможны варианты…

Что, если лечиться вам предстоит не в сверкающих стерильностью чертогах современной клиники, вольготно распластавшись в шикарном анатомическом кресле, а, скажем, на колченогом стуле в малюсенькой медицинской каюте атомной субмарины на глубине нескольких сот метров под водой? Да, к тому же, ваш «добрый доктор Айболит» из всех многочисленных «отраслей» медицины меньше всего имеет представление о стоматологии?!

Теперь о самодеятельности. Точнее, о тех, у кого с ней отношения с детства не сложились. А придется поучаствовать! Во-первых, потому, как – ПРИКАЗ. А, во-вторых, куда же вы, на фиг, денетесь с подводной-то лодки?!

Вот в таких необычных условиях оказываются герои предлагаемых вашему вниманию рассказов. И, когда с честью, когда с конфузией, находят свой нетривиальный выход из сложных ситуаций.

---

Все замирают. Лишь распростертый на палубе старпом успевает по-лошадиному утробно втянуть в себя воздух через вытянутые вперед колечком губы…

Дальше происходит что-то неестественное: кувалда «приземляется» вполне грациозно с негромким перестуком легкой деревяшки. Не рвет барабанные перепонки истошный вопль свежекастрированного самца, только его глаза в величайшем изумлении выкатываются под взметнувшиеся куда-то на лоб брови. Смешанное выражение обреченности и первобытной дикости сменяется в них на мгновенное прозрение и осознание происходящего. Впрочем, первобытная дикость тут же возвращается обратно. Правая рука старпома нащупывает деревянную рукоять упавшей кувалды и крепко сжимает ее. Взгляд перемещается влево и упирается в видимую ему одному точку как раз посередине лба старшего лейтенанта Проворова.

Меткости последовавшего броска могут позавидовать даже австралийские аборигены. Но старший лейтенант оказывается проворнее их добычи. Он мгновенно бросается в приоткрытый переборочный люк и исчезает в соседнем 9-ом отсеке. Вот теперь наступает черед испытания барабанных перепонок всех свидетелей происходящего: с ревом Маугли, оседлавшего дикобраза, старпом устремляется вслед своей обреченной жертве…

…Механик, помедлив пару секунд, пожимает плечами и, озабоченно бормоча себе под нос: «Как бы до смертоубийства не дошло!», трусцой направляется за скрывшимися «троглодитами».

На проходной палубе 10-го отсека остаются двое младших офицеров: старший лейтенант Кротов и командир первого отсека лейтенант Быстрых. Так неожиданно закончившийся «показательный обход» начинался с третьего отсека и продвигался в корму, так что их заведование – первый и второй отсеки – оказались пока «не охваченными», видно, приберегавшимися «на десерт».

Однако, в сложившихся обстоятельствах вряд ли можно было ожидать «продолжения банкета». Дима Кротов провожает серьезным взглядом механика и глубокомысленно произносит:

– Говорил же я Витьке, что дурная это затея – аварийную кувалду из деревяшки вытачивать. Чай, не киянка. Да и хлопотно, трудоемко и ненадежно.

– А ты-то сам как бы выкручивался, если бы не оказия? – невысокий Быстрых заинтересованно смотрит на Кротова.

– Если действительно интересуешься, загляни в шхеру рядом с умывальником в моем отсеке, там как раз аварийный щит установлен. Причем, в полной комплектации, да еще пленочкой полиэтиленовой обтянут.

– Это чтобы руками – или ногами – кувалду не смогли прихватить? – Быстрых явно намекает на «изящное балетное па» поскользнувшегося старпома.

– Это чтобы не пылился! А кувалда настоящая, металлическая, как и все остальное. Вот «прихватить руками или ногами» – это не советую: сил не хватит от щита оторвать. Мне работяги за стакан «шила» весь металл к щиту намертво приварили газовой сваркой!

Быстрых восторженно присвистнул, а Димка Кротов тут же трижды сплюнул через плечо:

– Не надо! Денег не будет. А они нам на выходные очень пригодятся. Давай покинем наш гостеприимный корабль через кормовой люк: уже вечер, нас никто не останавливал, зачем же начальству в глаза-то лишний раз прыгать? Переоденемся в гостинице и…к праздничному столу и милейшему обществу. К черту аварийные щиты! Вперед, кабальеро!

«Смертельный» номер

Зачетно-показательный концерт художественной самодеятельности вполне благополучно приближался к своему естественному окончанию. Оставались последние два номера. Все проходило на редкость благопристойно, в строгом соответствии с детально разработанными для подобных мероприятий Инструкциями.

С художественно-эстетической точки зрения завершающееся действо представляло собой что-то среднее между выпускным праздничным концертом для родителей в каком-нибудь отдельно взятом городском детском саду и церемониальными торжествами в сельском клубе по случаю прибытия в отстающий поселок главы районной администрации.

Вот только в отличие от последних происходило оно где-то в срединной части Атлантики, ближе к американскому берегу, на глубине 150 метров, в прочном корпусе советской атомной стратегической подводной лодки последнего поколения, находящейся здесь на боевом дежурстве. И уж идейной-то выдержанности концертных номеров мог бы позавидовать и средних масштабов Пленум Коммунистической партии.

Именно последнее обстоятельство являлось главной причиной того, что на угрюмом и недовольном по жизни лице главного «мецената» – заместителя командира по политической части – образовалось устойчивое выражение умиротворенной благосклонности, свойственное ему весьма эпизодически да и то лишь в кабинете вышестоящего командования и за закрытыми дверьми персонального туалета.

Справа от замполита на той же скамейке-«баночке», рассчитанной на четверых, восседал командир корабля. Понятие «восседал» наиболее точно характеризовало положение его тела в пространстве: имея рост под метр девяносто и вес в сто двадцать килограммов нельзя присесть, притулиться, прикорнуть, можно только восседать, преисполнившись сознанием собственной значимости и постоянным ощущением внушительных габаритов великолепной фигуры. Но у капитана первого ранга это выходило на редкость естественно. Он действительно был настоящим командиром-единоначальником для полутора сотен членов экипажа, мог распоряжаться их жизнями в силу данных ему полномочий и учитывая важность выполняемой задачи. А если вспомнить, что в ракетных шахтах находились 16 боевых баллистических ракет с ядерными разделяющимися боеголовками потрясающей мощности… Количество подвластных ему жизней увеличивалось многократно.

Впрочем, ощущение такого неимоверно тяжелого груза вселенской ответственности никак не отражалось на его круглом гладком лице или в светлых голубоватых глазах, взирающих на весь окружающий мир с постоянной веселой хитринкой потомственного вятского уроженца.

На концерте он присутствовал в роли этакого «свадебного генерала», хотя и значился председателем конкурсного жюри. В полемику с замполитом не вступал, а лишь время от времени согласно покачивал мощным шишковатым затылком да в положенных местах отзывался на происходящее двумя-тремя негромкими хлопками.

Третьим на этой «официальной» скамейке пристроил едва ли четвертинку своего тощего седалища начальник радиотехнической службы. Моложавый капитан 3 ранга удивительно походил на вождя Великой Октябрьской революции Якова Свердлова высокой курчавой шевелюрой, круглыми очками в темной оправе, что само по себе на флоте было большой редкостью, и ярко выраженной наследственной принадлежностью к великому семитскому сословию. Не удивительно, что именно он и был в экипаже секретарем первичной партийной организации. Ох уж эти гены!

«Свердлов» ни секунды не пребывал в состоянии покоя: он успевал что-то шепнуть на ухо замполиту, несколько раз обернуться на 180 градусов и, энергично жестикулируя, призвать к порядку разболтавшихся зрителей, одобрительно хрюкнуть в сторону очередного выступающего, снова пообщаться с замполитовским ухом, отследить реакцию командира корабля и хлопнуть в ладоши с ним в унисон, уловить высказанное в пространство начальственное мнение, трансформировать его в собственную категоричную оценку и записать последнюю в большой пухлый ежедневник, как по волшебству появляющийся в его тонких нервных пальцах в нужный момент.

Остальные зрители – свободные от несения ходовой вахты матросы, мичманы, офицеры – разместились на таких же баночках-скамейках, расставленных плотными рядами по всей площади столовой личного состава в четвертом ракетном отсеке. Это, пожалуй, самое просторное помещение на подводной лодке, хотя и тут расстояние от первого ряда до выступающих измерялось не более, чем длиной ноги. Впрочем, к тесноте привыкли давно уже все. Зато публика подобралась предельно отзывчивая, благосклонная, благодарная и непритязательная. Развлечений в относительно монотонных буднях автономного плавания было немного, поэтому, как бы сказали сейчас, всем хотелось «оторваться по полной». Оттого и каждый номер сопровождался весьма едкими, но точными комментариями, подсказками, практическими советами и мгновенными оценками талантов исполнителей. Зачастую, тут же переходили и на личности, причем не только в «зале», но и с импровизированной сцены. Обид не было, атмосфера носила ярко выраженный поддерживающий и одобряющий характер.

Итак, теперь до победного финала оставались всего два номера, а вот дней десять назад…

…Пульт управления ГЭУ – главной энергетической установкой – генерировал идеи. Их диапазон был чрезвычайно велик: от обнаружения и устранения самых заковыристых неисправностей в работе мат. части до способов сиюминутного разрешения политического кризиса в Зимбабве или составления изысканного гастрономически-питейного меню на ближайший чисто мужской симпозиум, имеющий место быть в скромной холостяцкой квартире одного из офицеров. Впрочем, начало практически всех таких «симпозиумов» все равно происходило на том же пульте ГЭУ с общеизвестного универсального корабельного напитка под непритязательным названием «шило» и сэкономленных в дальнем плавании консервов.