Леонид Фомин - Солнце красно поутру...

• Название: Солнце красно поутру...
• Автор: Леонид Фомин
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Наряду с новыми произведениями свердловского писателя в книгу вошли четыре его ранее печатавшихся повести — «Розовый вечер», «Парма», «Гуси-лебеди» и «Лесная повесть». Стержневая тема адресованного юношеству сборника — человек и родная природа.

---

На полу тоже спали ребята, вповалку, где попало. Ближе к окну лежали два Гриши и Петя, дальше остальные. А остальные — ни много ни мало двадцать два человека — из далекого поселка Кедрачи.

— Ой, ведь и Петька на мокром лежит! — испугалась Нина, схватила Петю за оттопыренный ворот ватника и, тяжелого, обвислого, волоком оттащила к нарам. Спит Петька так крепко, что в колокол бей — не добудишься? «А? Что?» — бормочет он, невидящими глазами окидывает стены и снова засыпает.

Среди спящих нет лишь Василия Терентьевича. Только сейчас Нина это заметила.

Переступая через ребят, прошла к порогу, резким толчком открыла дверь. Низкую, тяжеленную, ее просто так, взявшись за скобу, не отворишь. Влажный холод упруго обдал лицо. Слепящая снежная белизна резанула по глазам, и свежий воздух защекотал в горле, будто Нина глотнула родниковой воды.

Щурясь от света, она звонко крикнула в сторону скотного сарая:

— Василь Терентьевич, вы та-ам?

Никто не отозвался.

Сарай и так едва виднелся — стоял под угором, низкий, покосившийся, прикрытый лапами елового подлесья. А теперь все сровняло снегом и не поймешь — то ли сарай там, то ли сугроб? В нем — застигнутые бедой телята. А беда случилась нешуточная: три ночи кряду валил снег. Это в июне-то!

— Василий Терентьевич! — еще раз крикнула Нина и, не дожидаясь ответа, побежала.

Ноги грузли в мокром снегу. Ступишь — дыра остается, такой он плотный да вязкий. Если бы не на горе, то, наверно, была бы уже под снегом вода.

Возле прясел Нина остановилась и тут увидела, что ворота сарая настежь распахнуты и от них на выпасы ведет черный, словно выпаханный след ушедшего стада.

«Да неуж Василь Терентьевич один угнал телушек?!»

Нина всплеснула руками и помчалась обратно к домику, сильно дернув на себя дверь, громко крикнула с порога:

— Вы, засони! Вставайте!

Первым проснулся Витя Пенкин, сел на нарах, бессмысленно вытаращив глаза. Заворочались Наташа и Валя, чмокнул губами Миша Калач. Пружинисто подпрыгнул и суматошно завертелся подвижный Гриша-младший, а Гриша-старший встал не быстро — он никогда не спешил.

Очнувшийся Петя вслепую подполз к остывшей печке, привалился к ней спиной. «А? Что?» — с закрытыми глазами повторил он и опять уронил на грудь бессильную голову.

— Да вставайте же! — снова крикнула Нина, вбежала в избенку и начала тормошить ребят. — Василь Терентьевич давно выгнал стадо, а вы тут… Вставайте!

И ожила изба. Продрогшие ребята вскакивали с сырых лежанок, «продавали дрожжи».

— Опять «снежки» катать? — спросил Гриша-младший, все еще суетясь, мешая другим собираться.

— А ты как думал? Что тебе, взял да и растаял снег сразу? Посмотри вон, сколько его навалило!

— Ничего я не думаю, катать так катать, — согласился Гриша и, затянув поверх телогрейки потуже ремешок, присвистнул простуженным носом: — Айда, ребята!

И ребята, бухая сапогами, выбежали из дома.

2

Никто не думал, никто не гадал, что так обернется этот поход. Когда собирались, там, в Кедрачах, было тихо и солнечно. Наступали белые ночи, и солнце лишь ненадолго спускалось за горизонт. Не гасла заря. К середине ночи она только бледнела и широкой светлой полосой перемещалась к востоку.

В селе шли сборы, приготовления к большой дороге. Уже восьмой год сразу после окончания учебы местные школьники уходят на уральские альпийские луга, именуемые здешними старожилами до обидного просто: Цепёлские поляны. Еще называют их Кваркушем. Кваркуш — не просто гора на Северном Урале, а огромное взгорбленное безлесное плато. Склоны его и прилегающие к нему склоны других гор и есть альпийские луга.

Обычно желающих идти на луга много — с первого по десятый класс! Но идут лишь лучшие из лучших, «любимчики», как называют их те, кому дорога на поляны по разным причинам заказана. Ведь это не только поход, а прежде всего работа.

Ребята угоняют на Кваркуш телят и ждут там пастухов. Те поднимаются на плато позднее и пасут животных на сочных травах до конца лета. Осенью гонят домой уже настоящих коров да быков — шутка сказать, ведь они за каждые сутки прибывают в весе по килограмму!

Нынешние участники похода знали по многочисленным рассказам о плохой дороге, о редких красотах Кваркуша, знали и про крутой нрав «белого шамана» — так кто-то назвал неожиданные переломы погоды в горах. Летом там всего можно ожидать: и лютых буранов, и снегопадов, и обложных дождей. Облачность километровой толщины лежит на земле иногда неделями — густая, промозглая, скрывающая все вокруг.

Не знали одного — что на их долю выпадет поход, каких еще не бывало…

Все шло по-старому, как в прошлый и позапрошлый годы, те же сборы, те же хлопоты. В одном была разница: нынче в отряде не только мальчишки. Когда стало известно, что на Кваркуш пойдут три девочки, некоторые ребята запротестовали: «Возиться-то с ними!»

На школьном собрании больше всех возмущался Витя Пенкин: «Не надо брать девчонок, да и малышей тоже!» Витька уже ходил на Кваркуш в прошлое лето и знал, как нелегко порой бывает с мелюзгой.

Эти слова относились и к Мише Калачу. А все знали, как Миша предан Витьке. Везде и всегда следовал за ним, во всем подражал. Даже походку Витькину перенял — неторопливую такую, как бы усталую.

Миша сидел в последнем ряду, почти невидимый за спинами ребят. «Маленький! Ну и что? — с горькой обидой думал он. — Да если я захочу — неделю не буду есть, неделю не буду спать…» Предательские слезы стеклянили глаза, моргни — и покатятся по щекам. Но Миша не ревел. Он только склонился ниже и так стиснул ножки стоящего перед ним стула, что побелели пальцы.

Считались с Витькой, но учитель Василий Терентьевич и в этот раз сказал твердо: «Пойдут те, кто заслужил».

Сухари, консервы, крупу, сахар, котелки, ведра, запасную теплую одежду — все упаковали во вьюки. Василий Терентьевич, ухватливый, не знающий покоя человек, не ради заработка семь лет подряд гонял на дальние пастбища колхозные стада. Так, в порядке помощи, попутно с экскурсией. Василий Терентьевич потерял на фронте правую руку, но это не сделало его инвалидом. И одной левой рукой он умел столько, что иному и двумя несподручно: управлял трактором, метко стрелял из ружья, бросал спиннинг… Он все мог, ему все было доступно.

Поначалу все шло хорошо, как и предполагалось. Долгие дневные переходы по захламленному лесному вырубу, ночевки в тихих долинах речек, кормежки телят на бедных травами береговых лужайках… Все дальше и дальше на восток от родных Кедрачей, все в гору и в гору. Чувствовалась уже высота: исчезли надоедливые комары, лес стал реже, ниже, да такой корявый стал, что и на лес не походил. А ночью — стужа. На землю опускался холодный пар, и из него капало, как из дождевой тучи.

Ребята шли обочинами выруба по бокам растянувшегося стада. Подгонять телят особенно не надо, они и сами бежали, лишь бы передние шли. Глаза нужны были да глазоньки — смотреть за этими сорванцами, следить, чтобы не удрали в стороны, в лес. Удерут — ищи ветра в поле! Здесь хозяин медведь. Он не дремлет.

Впереди гурта шагали тяжело нагруженные кони. За ним и спешили телята. Лошади натужно храпели, высекали подковками из камней искры. То и дело слышался бодрый голос Василия Терентьевича:

— Давай, ребятки! Веселе-ей!

Когда он успевал обежать стадо, побывать и там и тут? Только увидишь его, только захочешь спросить о чем-нибудь, а его и след простыл. И снова слышится, уже с другой стороны: «Давай, ребятки!»

Вскоре лес стал совсем низкий, словно обрубленный по вершинам, чаще начали попадаться травяные еланки. Все радовались, что кончается этот долгий, утомительный путь, не могли дождаться часа, когда выйдут на простор, дохнут вольного горного воздуха. Бежали изо всех сил и телята — тоже надоел им пугающий сумрачный лес!

А учитель был серьезен и чем-то озабочен — все торопил, торопил, хотя телята и без того неслись вперед.

Нина, наверно, уже в сотый раз упала, запнувшись за валежину, хотела встать, а ее подхватила под локоть сильная рука.

— Василь Терентьевич? Спасибо! — И подвернулся наконец случай спросить: — Куда мы спешим?

— Во-он, видишь? — учитель указал концом измочаленной вицы в сторону, куда-то поверх зубчатого окоема горы. — Видишь тучку?

— Ну, вижу.

— Как бы она нам беды не наделала…

Тихо было, над лесом сияло солнышко, и ничем не грозила поднявшаяся над горизонтом иссиня-белая, как взбитый яичный белок, тучка. Так и не поняла Нина в ту минуту, чем обеспокоен Василий Терентьевич, побежала за отбившимся теленком, забыла про тучку.

И вспомнила о ней тогда, когда зловещая темь закрыла солнце. Уже не тучка, а огромная грязно-серая гора тяжелым рыхлым пологом придавила землю. Умолкли, разлетелись по лесным чащобам птицы, перестали звенеть насекомые. Холодно стало.