Леонид Фомин - Солнце красно поутру...

• Название: Солнце красно поутру...
• Автор: Леонид Фомин
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Наряду с новыми произведениями свердловского писателя в книгу вошли четыре его ранее печатавшихся повести — «Розовый вечер», «Парма», «Гуси-лебеди» и «Лесная повесть». Стержневая тема адресованного юношеству сборника — человек и родная природа.

---

Бывали случаи, когда пару навещали холостяки. Страшен был в такие минуты ревнивый великан. Ощетинившись и прижав уши, он неудержимо летел на противника. Чаще соперники добровольно убирались.

Однажды старый лось сошелся тоже с крупным, но молодым лосем. Могучий, гладкий незнакомец долго смотрел на лосиху, и голова его опускалась к земле. Старый лось предупредительно хватил копытом по тонкой березке и срубил ее, как топором. Пришелец не дрогнул. Он только упрямо мотнул головой да пошире раскинул ноги. Это был прямой вызов на битву.

Неукротимый гнев обуял старого лося. По всему хребту торчмя поднялась шерсть. Склонив низко голову, старый лось неустрашимо понесся вперед.

Гудела земля под ногами соперников, на перепаханную копытами поляну валились сломленные, выдранные с корнями деревца. Бой был не на жизнь, а на смерть.

Изловчился матерый сохач, проворно отпрянул в сторону. Мечет огни глазами, следит за противником. Рог висит у того, пена красная падает с пасти. Покачивается лось.

Передохнул минутку старик, обманчиво крутанул головой и вдруг, вскинув ногу, со страшной силой ударил в открытую грудь противника. Молодой лось, как дуб подпиленный, качнулся и рухнул наземь…

Но вот сентябрь на исходе. Лоси как бы опомнились от хмельного угара, снова стали чутки и осторожны. На дорогах и на открытых полянах уже их не встретишь. В тихие вечера не слышно стало стука рогов и трубных звуков.

Никогда еще за весь год лосиха не была так стройна и сыта, как сейчас. Густая шерсть лоснилась матовым блеском, на плотном теле выпукло выделялись мускулы. А лось был худ. В течение всего беспокойного месяца он почти ничего не ел. Обозначились ребра, голова стала угловатой и еще более горбоносой. Не лучше выглядели и другие быки. Теперь им было не до драк. Близились зимние холода, и лоси усиленно жировали.

Законы природы

Как бы ни была просторна тайга, у каждого зверя свое обиталище. Одни любят леса светлые, редкие, другие — глухие, непроходимые. Одни любят речки бурные, другие — озера тихие. Каждый привязан к своему дому, и каждый по-своему охраняет его.

Сторожкая выдра-отшельница. Живет незаметно, в заросших берегах таежных рек. Проворно, как щука, ныряет, ловко хватает рыбешек. Гнездо у нее под землей, а нора-коридор выходит в воду. Редко, очень редко удается увидеть ее даже таким лесным старожилам, как бобру или барсуку. Но стоит появиться опрометчивой родственнице в ее владениях — живо хозяйка объявится! Драке жестокой быть, если не уйдет пришлый зверь подобру-поздорову.

Даже белка и та уголок свой знает. Зиму и лето живет на одном месте. И только в бедственный год, когда случается неурожай на кедре-кормильце, рушится этот давнишний обычай. Собираются белки большими стаями и кочуют по тайге. Тогда ничто не устрашает встревоженных зверьков. Они переплывают реки, не обходят людных городов и деревень. Много гибнет белок во время таких путешествий.

И волки свою обитель знают. Крепко держатся знакомого леса. Живут парой или семьей. И до поры ничем не выдают себя.

Зима изменяет привычную жизнь зверей. У хищников круг охоты расширяется, стаями собираются птицы, стадами живут копытные. И чем суровей зима, тем больше путаницы в звериных законах.

И еще есть в природе закон — жить только сильным. Сама жизнь ведет отбор. Не встретишь в лесах хилого зверя, не увидишь птицы с перебитым крылом. Все быстроногие, быстрокрылые. Не убежать худому, ослабшему лосю от волка. Здоровый спасется, даст достойное племя. А у волков как?

…В тихое морозное утро октября по лесу шли волки. Солнце играло на обледенелых стволах деревьев. Щурят звери глаза от лучистых бликов. Впереди, как всегда, матерые. Волчата к этому времени хорошо подросли и мало отличались от старых. Только шерсть была гуще да морды без единой царапины.

Далеко сзади брел тощий, грязный волчонок.

Миновав на угоре высокий лес, волки спустились в низину и еловой гривой направились к знакомому болоту. Шли цепочкой, никто не забегал вперед, не сбивался в сторону. Самый неуловимый звук хищники мгновенно засекали и, как по команде, враз останавливались. Чем ближе подходили к болоту, тем чаще стали их таинственные остановки. Собравшись в круг, звери недоверчиво оглядывали друг друга, подозрительно прощупывали глазами кусты, деревья. Замирал и больной волчонок, завидев остановившуюся семью.

Болезнь и голод медленно, но неотвратимо вершили свое дело. На обвисшей шкуре шерсть скаталась, четко проступили ребра. От волчьих обедов ему не доставалось даже обглоданной косточки. Только сунется, только даст о себе знать, здоровые волчата, а то и переярки набрасываются на него. А тут уж спасайся! Промедлишь — и задерут. День ото дня хирел отторгнутый от семьи волчонок. Самостоятельно он охотиться не умел да и боялся оторваться от выводка. А ненависть родичей к нему все возрастала. Теперь его преследовали уже только за то, что он попадался на глаза…

Выводок приблизился к болоту. С высоты крутого берега открылся вид маленькой тундры. Чахлый сосновый лес утопал в пахучих сфагновых мхах. Яркой позолотой горели заросли засыхающего багульника, там и тут, как паучьи лапы, вздымались вывороты корневищ. Волки спустились под яр и, минуя гнилые колодины, потянули в глубь болота.

Хрипло дыша, на берег взобрался волчонок. Устал, с парного языка срывались капли. Луч солнца скользнул по жарким сухим глазам. Волчонок прилег перевести дух.

На широкой поляне волки опять остановились, разошлись по краям, стали поглядывать назад. Не знал волчонок, что остановка эта для него была последней. Враждебным взглядом встретила его мать-волчица. Волчонок бросился обратно, но старший брат-переярок преградил ему путь. Поджав хвост, калека с жалобным визгом заметался по кругу. Неумолимый приговор громким рыком возвестил старый волк. Клацая зубами, стая подмяла волчонка…

Раненый зверь

Ночь не ночь в лесу для перепуганного зверя: земля колесом вертится! Сшибая дряхлые пни, подминая елочки, бежал медведь от страшного места. От ужасной боли в башке застило в глазах, а когда налетал на деревья, взвывал от боли и падал. Все медведю казалось, что его догоняют. Уже далеко осталось поле, лес гуще стал, а он все бежал. Прыгая через упавшую сосну, косолапый запнулся и грохнулся в заросли. Большой, грузный зверь обхватил лапами голову и забился в самую гущу малинника…

А ведь по-другому бы сложились у мишки дела. Последние дни отгуливался. Сыт, беззаботен был зверь. Под елью в яме берлогу выкладывал — спать готовился. Берлога старая, место знакомое — не первый год здесь медведь живет. Ходил в своем царстве хозяином, ревниво трущобы стерег. Или волк забредет мимоходом, или другой топотыга появится — узнает хозяин и выдворит незамедлительно.

Безмятежно и ровно жизнь протекала. В лесах было множество ягод, птицы всякой. Тешился мишка медом пчелиным, мышей ловил, слизняков жевал. Все, что в лесу росло и плодилось, было по вкусу медведю. Последние дни ходил на дальнее болото, клюкву, морошку ел да травку лечебную искал.

Есть у медведя свои болезни. Перед тем как завалиться в берлогу и по выходе весной из нее, он отыскивает известные ему одному травки да корешки и с жадностью их поедает. Плохо порой бывает от всякого зелья, бурлит и урчит в утробе, да в пользу это. Спокойно медведь зиму коротает, ничто его не тревожит.

Знал косолапый все тропинки в родном лесу, царствовал знатно. Весной, в половодье, рыбу в протоках ловил, летом пасся на травах. В летнюю пору не было ничего вкуснее для него сладких, сочных стеблей борщевика. Но если случалась крупнее добыча — и тут не плошал. Завалит сохатого, забросает ветками и, когда туша протухнет, пирует неделю. Припахивающее мясо — лакомое блюдо медведей.

Вот и с лошадью это же сделать хотел, да беда приспела нежданно-негаданно.

Осень проходила. Это было видно и по коротким серым дням, и по оголенным лесам, и по скучному безмолвию, охватившему природу. «Поздно-о-о», — все чаще слышалось в усталых вздохах ветров. Улетели перелетные птицы, угомонились, ушли с глаз, готовясь к зиме, звери. Теперь не слышно даже тех тревожных, прощальных криков птиц, какими был наполнен звенящий осенний воздух в последние дни отлета.

В стаи сбились тетерева. Летают они над убранными полями, усыпают высокие березы и закрайки пашен.

Взматерели глухариные выводки, стали пугливы. Очень осторожно выходят они по вечерам на овсяные выкосы пособирать оставшиеся в полосе зерна.

Табунятся голуби-сизари. Вороны орут, зиму чуя.

Заяц-беляк уже давно сменил серое летнее одеяние на зимнее, белое. А снега все нет. Прячется бедный зайчишка там, где шкуру не так заметно. Вот он залег в почерневшем папоротнике, притаился, будто невидимый. Ворон, мимо пролетая, гортанно каркнул, сел поблизости на осину. Косой вскочил и стремительно побежал в гору, мелькая своей предательской белизной.