Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

• Название: Легенда дьявольского перекрестка
• Автор: Виктор Никитин
• Жанр: Фэнтези

---

В столовой на втором этаже к его приходу собрались все. Присоединилась даже младшая сестра Гретты, не так давно вернувшаяся из какой-то дальней поездки. Все переговаривались, шутили, обменивались свежими новостями и обсуждали услышанные за день сплетни. Манхеген, сильно продрогший на улице, наконец-то согрелся и сомлел. Осоловелыми глазами он с удовлетворением и удовольствием наблюдал за членами своей большой семьи.

Он ждал, что вот-вот родные примолкнут, будучи прерванными боем часов, и не сразу заподозрил неладное. Только присмотревшись к циферблату, как следует, Манхеген увидел, что стрелки показывают неверное время. Да, часы остановились. Еще утром старшие сыновья не смогли поделить игрушку и, не на шутку сцепившись, повалили часы, сломав их.

Угадав, куда смотрит купец, тесть небрежно протянул:

- Ничего страшного.

- Ничего страшного, - согласился Манхеген, и в тот же миг стул под ним разломился.

Купец неловко упал на спину, больно ударившись затылком, от чего в глазах свет померк.

- Ничего страшного, - поддакнула Гретта и издала странный неприятный звук, представлявший собой нечто среднее между стрекотом кузнечика в траве и скрежетом резака по металлу.

Зрение постепенно возвращалось. Манхеген приподнялся, увидев, что развалившийся под ним стул тот самый, на котором он сидел много лет назад, вечером, перед исчезновением старика Гюнтера. Обломки стула выглядели невероятно старыми, с желто-коричневым налетом на сколах, как любая деревянная вещь, надолго оставшаяся без ремонта.

Гретта протянула мужу руку, от которой оторвались невесть откуда взявшиеся цветочные лепестки, с цоканьем упавшие на пол. Манхеген сжал протянутую ему ладонь, когда рассмотрел все пять лепестков и узнал в них ногти, бледно-розовые, со следами крови по краям.

- Ничего страшного, - вместе со всеми повторила поднимавшаяся со своего стула мать Гретты, и тот же неприятный стрекочущий звук вырывался из ее гортани.

Пальцы жены были вялыми, мягкими и холодными. Кисть захрустела, и кожа с чавканьем слезла с нее подобно перчатке, обнажив бескровную пузырящуюся на воздухе плоть. Надвинувшийся тесть широко лыбился во весь рот. С его лица кожа ползла вниз, напоминая плавящийся на свечах воск. Она собиралась в большую каплю на подбородке, свисала на причудливо изогнутую шею. Трое сыновей подбежали к Манхегену, шумно закружились с громкими криками:

- Это мы сломали твои часы, папочка! Это мы сломали!

В их голосах не осталось ничего детского, ничего знакомого. Это был, скорее, скрежет, от которого волосы вставали дыбом, и в котором лишь отдаленно угадывалась человеческая речь.

С каждым прыжком дети теряли лоскуты кожи. Сначала ногти, а потом пальцы и ошметки плоти летели в разные стороны, попадая на парализованного купца. Четвертый из сыновей дополз до края стола. Его глаза вывалились из глазниц и болтались на тонких ниточках нервов, шлепая по щекам и оставляя на них сукровицу. Он уткнулся своим раскисшим лицом в затылок отцу. С коротким воплем купец качнулся в сторону, ребенок открыл рот, и его изжеванный язык с хлюпаньем упал отцу на брюки. Тот вскочил, отшвырнул от себя эту мерзость и столкнулся с тестем, который уже лишился лица и потерял нижнюю челюсть.

С криком ужаса Манхеген отпрянул. Мать Гретты, несколько раз пытавшаяся ухватить его за одежду, поскользнулась и рухнула на пол, зацепив свою младшую дочь с племянником на руках. Плоть, к тому времени превратившаяся в слизь, не выдержала удара об пол и фонтаном выстрелила вверх, разлетелась и залила все вокруг. Наступив на отброшенный язык, купец не удержал равновесия и закувыркался, заскользил в вонючей слизи.

Передвигаясь медленно и неповоротливо, члены семьи пытались добраться до Манхегена, теряя части своих тел, все ближе склоняясь к полу до тех пор, пока полностью не утратили мышц и не превратились в груды неподвижных костей.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь монотонным шумом непогоды за окнами. В голове Манхегена не было ни единой мысли, так как он просто-напросто не успел осознать все случившееся. И в этот момент сломанные часы принялись бить, сотрясая своим гулким боем весь дом, проникая глубоко в каждый предмет обстановки и в тело самого купца. Его выворачивало наизнанку, в голове плыло, в висках стучали молотки, и острый комок подступил к горлу, словно душа намеревалась вырваться прочь.

Ничего, кроме резко накатывавшего боя, Манхеген не слышал, однако что-то почувствовал, приподнялся на локтях и увидел, как ворошатся кости мертвецов. С каждым ударом часов они шевелились все резче и увереннее, рядом сгустками собиралась слизь и прирастала к костям, соединяя их между собой.

Распростершись на скользком полу, купец пополз вон, но убежать у него уже не получилось. С тем самым жутким и отвратительным стрекотом в воздух поднялось девять крылатых тварей отталкивающего обличья и явно дьявольского происхождения.

Чуть позже некоторые из горожан видели их вблизи и все же не сумели толком описать, потому как те не имели никакого подобия с кем-либо или чем-либо из реальности. Даже в самых буйных фантазиях такой несуразной мерзости не примерещится.

Существа имели две пары костяных крыльев, усеянных изогнутыми шипами, несколько длинных лап, заканчивавшиеся не пальцами или когтями, а огромными костяными крюками. Толстые черные волосы обрамляли их безглазые морды, которые более всего походили на вытянутые и обвисшие соски.

Неясно, выбросился Манхеген из окна сам, выкинули его твари, или же он выпал, потому что поскользнулся. Жители города, потревоженные всепроникающим боем часов, вышли на улицы, в тот миг, когда купца, летящего из окна на мостовую, подхватили адские твари и подняли высоко в черное небо. Носясь по всему городу, они до утра следующего дня колотили его о крыши и стены домов и еще живого насадили на острый шпиль церкви. А потом куда-то убрались навсегда.

Это поразительно, но купец не сразу умер. Ни от причиненных увечий, ни от ужаса, хотя лично мне хватило бы и сотой части того, что он пережил. Его сняли и перенесли в дом городского лекаря, где он сбивчиво поведал о произошедшем. Через сутки у Манхегена приключился приступ: кожа стала пузыриться и слезать, вылезли и лопнули глаза. Лекарь, который уже несколько раз слышал историю о гибели семьи купца и сам ее неоднократно пересказывал другим горожанам, хоть и испугался, понимая, к каким последствиям ведет начавшийся процесс, но быстро нашелся. Он вызвал свидетелей, при них перерезал Манхегену горло, без промедлений перенес тело во двор, где и сжег.

Пару месяцев дом купца стоял заброшенным и заколоченным, а потом кто-то решил или разрешил обратить имущество покойных, находившееся в доме, в доход города. Вынесли и распродали все. Часы забирали несколько раз, и они непостижимым образом всегда возвращались в пустой угол столовой комнаты семьи Манхеген.

Гельзенкиркен каждый вечер содрогается от громкого боя часов. До сих пор. Их уничтожали всевозможными способами, из них вынимали механизм, священники предавали их огню, читая молитвы, однако решению проблемы это нисколько не помогло.

Кстати, летом того же года в окрестностях Бремена за отравлением колодцев был пойман колдун. Кроме прочего под пытками он признался и в том, что много лет назад ему удалось вселить в людей личинки неких созданий, вызванных им к жизни посредством сложных алхимических опытов. Превращая людей в демонов, он даже не преследовал какой-то конкретной цели, объяснив свои злодеяния простым интересом и желанием пошалить. В те времена колдун любил называть себя Гюнтером.

Рассказав об этом, крепко выпивший управляющий фермой сунул мне под нос свои руки. Он еле держал свою хмельную голову.

- Знаешь, кто попытался уничтожить проклятые часы первым? - спросил управляющий, хлюпая носом. - Их бой как-то вывел меня из себя, и я взялся за топор. Вероятно, часы почувствовали, для чего я заявился. Одного прикосновения к ним оказалось достаточно, чтобы у меня навсегда скрутило пальцы и раздуло суставы.

Жители Гельзенкиркена считали, что никаким даром убеждения чертов алхимик и колдун Гюнтер не обладал. Он вселил в тела живых людей адских тварей, которые уничтожили все человеческое, едва оказались внутри. Твари завладели телами и развивались, играя с Манхегеном в игру, позволявшую им оставаться в безопасности. До определенной поры они росли и даже плодились - достаточно вспомнить детей Манхегена, которые, вероятней всего, уже родились с сущностью летающих демонов, умело прятавшихся за милыми обликами белокурых ангелочков. А что до часов, то, так или иначе, им было суждено остановиться, чтобы демоны знали: настало время выходить в мир, где с ними никто не сможет совладать.

Глава двадцать четвертая

Писарь замолчал, из чего слушатели поняли, что история закончилась.