Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

• Название: Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916
• Автор: Анджей Иконников-Галицкий
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-904744-05-2

Книга Анджея Иконникова-Галицкого посвящена событиям русской истории, делавшим неизбежной революцию и непосредственно ей предшествовавшим. Уходя от простых решений, автор демонстрирует несостоятельность многих исторических мифов, связанных с террористами-народовольцами, заговорами в высших правительственных кругах, событиями русско-японской войны, убийством Распутина, институтом провокатора… Обширный документальный материал высвечивает историю не как борьбу абстрактных идей или сумму событий, а как мир, где действуют люди, с их слабостями, страстями, корыстными интересами, самолюбием и планами, приводящими по воплощении к непредвиденным результатам.

---

Всё же, среди петербургской «передовой» молодёжи в Нечаева-вождя не все поверили. Тогда он скрывается, разыграв комедию своего якобы ареста и побега из Петропавловки. Полгода скитается за границей, сводит дружбу с упомянутыми Бакуниным и Огарёвым. И, заручившись их поддержкой, осенью 1869 года под чужим именем, в тёмных очках и с наклеенной бородкой, как шпион из дурного детектива, появляется в Москве. Теперь он – известный в «свободолюбивых» кругах человек, осенённый авторитетом первоверховных апостолов революционной эмиграции. Автор страстных антиправительственных прокламаций и потрясающего текста, известного под названием «Катехизис революционера». Пересказывать его невозможно, цитировать было бы слишком долго. Скажем так: эта должностная инструкция профессионального разрушителя поражает сочетанием абсолютного отрицания существующего мироустройства с сектантским фанатизмом и фашистской брутальной истеричностью. Даётся санкция на любую ложь и любое злодейство ради великой цели – разрушения всего и вся. Провозглашается конспирация, основанная на принципе многостепенного посвящения в тайны секты и нерассуждающего подчинения низших высшим. Ставится ближайшая конкретная задача: истребление лучших (именно лучших, а не плохих) служителей существующего общества. Существующее общество названо «поганым». Это не ругательство, во всяком случае, не только ругательство. Слово «поганый» (от латинского «paganus» – деревенский, непросвещённый) в русском языке означало – «языческий». То есть посвященные – члены революционной Нечаевской секты – окружены миром непосвящённых, язычников, которых надо либо истребить, либо превратить в орудия. Орудия чего? Разрушения. Лучшее средство разрушения – преступление. Ему поётся гимн: «Мы соединимся с лихим разбойничьим миром: этим истинным и единственным революционером в России. Сплотить этот мир в одну непобедимую всесокрушающую силу – вот наша организация, конспирация, задача».

С таким идейным багажом Нечаев приступает к сколачиванию в Москве своего «ордена меченосцев» – под зловещим именем «Народная расправа» – на сей раз преимущественно из числа студентов Петровской земледельческой академии. Но люди, даже слабые, зависимые, сбитые с толку, не хотят быть просто дешёвыми картами, трефовыми шестёрками в его руках. По крайней мере, не все хотят. Один из участников только что родившейся организации, студент с абсолютно усреднённым прозванием – Иван Иванович Иванов – вдруг бунтует: вздумав проявить самостоятельность, намеревается выйти из странной игры. Нечаев устраивает его убийство, после чего бросает своих соучастников на произвол судьбы и скрывается за границей.

Из рапорта начальника московского губернского жандармского управления И. Л. Слёзкина главному начальнику III Отделения графу П. А. Шувалову: «25 ноября на берегу пруда, находящегося в совершеннейшей глуши за садом Петровской земледельческой академии, верстах в 1½ от самого здания академии, найден труп студента академии Ивана Ивановича Иванова, со всеми признаками насильственной смерти: голова разбита и, кроме того, прострелена сзади пулею, вышедшей в левый глаз; шея затянута шарфом, к которому привязан кирпич, ноги в коленях и около ступней связаны бечевою, к которой также привязан кирпич. Ограбления нет».

Дело об убийстве Иванова было раскрыто полицией довольно быстро. Первые же арестованные сразу выдали других членов организации. Летом 1871 года в Петербурге состоялся процесс по «делу нечаевцев». Обвиняемых – восемьдесят четыре человека, из коих непосредственных участников убийства четверо, остальные – «политические». Процесс, конечно, поразил общество ужасными и отвратительными подробностями убийства, но приговор заставляет задуматься. Более половины подсудимых – сорок четыре человека – были оправданы, а из осуждённых лишь пятеро приговорены к каторге и ссылке, остальные – к незначительным срокам заключения. Притом свыше сотни арестованных по «нечаевскому делу» были освобождены от преследования ещё до суда. Возникает ощущение, что следствие намеренно раздувало масштабы нечаевской организации, стараясь поразить общество и запугать власть революционно-заговорщицкой угрозой.

Сам Нечаев будет арестован через год в Швейцарии, выдан русским властям и умрёт в 1882 году в «секретном доме» Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Но его дело надолго переживёт его самого. Главным образом потому, что наиболее дальновидные слуги и враги самодержавия убедились во взаимовыгодности своего существования. Государственная охрана нуждается в революции, чтобы расширять сферу своего влияния. Революция нуждается в жестокости государственной охраны, чтобы вербовать в свои ряды новых приверженцев. Более полутораста человек, молодых, ищущих свой жизненный путь, были арестованы вследствие случайной причастности к «нечаевскому делу», просидели по году и более в тюрьме, а затем были освобождены за отсутствием в их действиях состава преступления. Из тюрьмы они вышли убеждёнными врагами существующего общественно-политического строя. В каждом из них теперь скрывался будущий Нечаев.

Долгое эхо выстрела Веры Засулич

Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Трепова в 1878 году – один из самых знаменитых террористических актов в истории России. От других политических покушений его отличает удивительная простота и ясность сюжета. Молодая женщина, безумная фанатичка (с точки зрения одних), героическая защитница униженных и оскорблённых (с точки зрения других) наказала царского сатрапа, а в его лице всю бесчеловечную власть, за беззаконие и произвол. Так как в России власть всегда бесчеловечна и всегда творила, творит и собирается творить беззаконие и произвол, эта версия всегда будет находить у нас понимание. Но так ли всё просто на самом деле? В этом стоит разобраться. Тем более что историческое значение выстрела Веры Засулич в чём-то даже более очевидно, чем значение покушения Каракозова. Эхо этого выстрела отозвалось в смертоносном гуле политического террора, который именно с 1878 года становится постоянным звуковым сопровождением гимнов и маршей Российской империи.

Молодая, без особых примет

Утром 24 января 1878 года градоначальник Петербурга генерал-адъютант Фёдор Фёдорович Трепов в своём недавно обставленном, ещё пахнущем свежим деревом кабинете на Гороховой, 2, занимался вполне рутинным делом: готовился к приёму просителей. Стрелка бронзовых настольных часов приближалась к римской цифре X. Градоначальник встал, слегка одёрнул мундир, выпрямился во весь свой императорский рост и двинулся к двери, ведущей в приёмную, на ходу принимая соответствующий сану величественно-милостивый облик. В высоком зеркале отразились: немолодая, но статная фигура в генеральском мундире, твёрдый овал лица и правильные черты, неумолимо свидетельствующие о том, о чём шептались в Петербурге, но вслух говорить избегали: настоящим отцом Трепова был государь император Николай Павлович. Ровно в десять, с последним ударом часов, генерал-адъютант собственной рукою отворил дверь и вступил в приёмную. Там было многолюдно, витал лёгкий шум приглушённых разговоров. При появлении Трепова все притихли, все лица обратились к нему. По правую и по левую руку от него, как ангелы в деисусном чине, склонились в почтительных полупоклонах подчинённые: офицер для особых поручений майор Курнеев, надворный советник Греч и дежурный офицер участковый пристав Цуриков. В сопровождении этой свиты Трепов двинулся вдоль строя просителей.

Впоследствии свидетели вспоминали об этой минуте различно. По словам Курнеева и Цурикова, первой в ряду ожидающих стояла бледная сероглазая молодая женщина в шляпке и долгополой тальме. Согласно письменным показаниям Трепова, до неё он ещё от кого-то принял прошение. Впрочем, это не существенно. Подойдя к бледной и сероглазой, градоначальник благосклонно глянул на неё, а затем – вопросительно – на Курнеева.

– Свидетельство о благонадёжности, ваше высокопревосходительство, – полушёпотом произнёс Курнеев, почтительно наклоняясь к треповскому аксельбанту.

– А, так, так. Позвольте? – обратился Трепов к женщине, беря из её рук бумагу.

«Всё понятно, – подумал он, невнимательно слушая довольно-таки сбивчивую речь просительницы. – Накуролесила, небось, с нигилистами по молодости, а теперь, как есть нечего стало, хочет поступить в учительницы. Видно – не из богатых».

Трепов любил бедных. И всегда старался показать другим, а прежде всего себе, что любит их. В его голове мгновенно сложился короткий ответ, который он изволит начертать на прошении по окончании приёма: «Выдать госпоже… Как её?.. – Трепов глянул в бумагу, – дворянке Козловой свидетельство, дабы работала».

Он ещё раз окинул взглядом невзрачную фигурку в длинной серой накидке. «Пускай честным трудом хлеб добывает. Развели с этими политическими: их бы высечь по-отечески, да отпустить – кто в молодости не увлекался? – а их судят, шум на весь мир делают». Трепов был очень раздражён со вчерашнего дня. Вчера был вынесен судебный приговор по процессу, тянувшемуся целых три месяца. И что? Из ста девяноста трех юнцов и юниц, привлечённых к суду за преступную пропаганду социальных учений, осуждены всего шестьдесят четыре, а остальные освобождены прямо в зале суда. Теперь они, отсидевшие в предварительном заключении кто год, кто два, а кто и три с лишним, озлобленные и радостные, разлетелись по городу, им внимают, их встречают как героев лохматые студенты и глупенькие курсистки. Беспорядки в городе обеспечены – а кто будет отвечать перед государем? Не жандармы, не судейские, а он, Трепов.