Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

• Название: Бремя власти: Перекрестки истории
• Автор: Дмитрий Мережковский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-358-02632-2

Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.

В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.

Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?

Для широкого круга читателей.

В книгу вошли произведения:

А. К. Толстой. «Царь Федор Иоаннович» : трагедия.

Д. С. Мережковский. «Павел Первый» : пьеса.

Е. Г. Перова. «Несть бо власть аще не от Бога» : очерк.

И. Л. Андреев. «Искушение властью» : очерк.

---

159

Панин Никита Петрович (1771–1837) – граф, сын Петра Ивановича Панина, воспитывался вместе с великим князем Павлом Петровичем. Действительный тайный советник, посланник в Гааге и Берлине, в 1799 году был вице-канцлером, уволен от службы и сослан в Московскую губернию. В 1801 году вновь занял пост вице-канцлера, но через месяц оставил службу.

160

Зубов Николай Александрович (1763–1805) – генерал-поручик (1796), обер-шталмейстер (1800). Службу начал в 1782 году в лейб-гвардии конном полку, в 1783 произведен в корнеты. Обладал большой физической силой, в обращении отличался грубостью, высокомерием. Осенью 1794 года женился на дочери А. В. Суворова – Наталье («Суворочке»). В 1796году первым известил Павла I в Гатчине о смерти императрицы Екатерины II. В 1800 году возвращен ко двору. Активный участник заговора против императора Павла I; когда заговорщики 11 марта 1801 ворвались в спальню Павла I, Зубов первым нанес ему удар золотой табакеркой в висок. Зубов Валериан Александрович (1771–1804) – выдвинулся вместе со старшим братом Платоном. В 1793–1794 годах командовал военным отрядом в Польше, где лишился ноги; прибыв в апреле 1795 года в Петербург, явился к императрице в кресле на колесах. В 1796 году был назначен главнокомандующим Персидского похода; по восшествии на престол Павел отозвал корпус Зубова в Россию. Уваров Федор Петрович (1769–1824) – граф, боевой генерал, отличился при Аустерлице, под Бородином, генерал-адъютант, командир гвардейского корпуса, член Государственного совета. Талызин Петр Александрович (1767–1801) – генерал-лейтенант. Депрерадович Леонтий Иванович (1766–1844) – по происхождению серб, участвовал в турецких и польских войнах, генерал-майор, командир лейб-гвардии Семеновского полка, пользовался доверием цесаревича Александра – шефа полка. Яшвиль Владимир Михайлович (1764–1815) – из грузинских князей, капитан гвардейской артиллерии. Аргамаков Иван Андреевич (1725–1820) – подполковник, участник Польской кампании, отличился в бою при Вильно, впоследствии достиг чина генерал-майора.

161

Беннигсен Левин Август Теодор (1745–1826) – барон. В 1773 году поступил на русскую службу, участвовал в русско-турецких войнах, в Польской кампании и в Персидском походе. Весной 1798 года был уволен и подвержен опале, причем Павел сам запретил Беннигсену выехать из России. Благодаря интригам Палена возвращен в 1800 году.

162

Комментарий Ланжерона: «Что за человек! Вот каким надо быть, чтобы произвести революцию. Но всякий честный человек отступил бы перед подобной клятвой».

163

Павел вспомнил о другом сыне, приняв за Константина одного из офицеров, имевшего с ним некоторое внешнее сходство: «Как, и Вы здесь, Ваше высочество!»

164

Официальная цифра. Все население Санкт-Петербурга составляло в ту пору 220 тысяч человек. Вероятно, столь большое количество пришедших ко гробу объясняется тем, что ходили по нескольку раз. Так Н. И. Греч пишет: «Я раз десять от нечего делать ходил в Михайловский замок и мог видеть только подошвы его ботфортов и поля широкой шляпы, надвинутой ему на лоб» [15, 137].

165

В. Гиляровский так охарактеризовал политическую обстановку своего времени: «В России две напасти: внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти».

166

По мнению В. О. Ключевского, «самодержавие – не власть, а задача, т. е. не право, а ответственность. Задача в том, чтобы единоличная власть делала для народного блага то, чего не в силах сделать сам народ через свои органы. Ответственность в том, что одно лицо несет ответственность за все неудачи в достижении народного блага. Самодержавие есть счастливая узурпация, единственное политическое оправдание которой – непрерывный успех или постоянное уменье поправлять свои ошибки или несчастия. Неудачное самодержавие перестает быть законным. В этом смысле единственным самодержцем в нашей истории был Петр Великий. Правление, сопровождающееся Нарвами без Полтав, есть nonsense» [29; 443].

167

В. О. Ключевский писал: «Сумасбродство Павла признают болезнью и тем как бы оправдывают его действия. Но тогда и глупость, и жестокость тоже болезнь, не подлежащая ни юридической, ни нравственной ответственности. Тогда рядом с домами сумасшедших надобно строить такие же лечебницы для воров и всяких порочных людей» [29; 432].

168

Начало этому процессу духовного «расхождения» народа и царя положено реформой Никона и продолжено Петром I, который склонялся более к протестантизму, нежели к православию, и подчинил церковь государству.

169

Слова Ф. Бэкона. Ему вторит П. Буаст: «Тот, кто держит цепь, почти не свободнее того, кто ее носит».

170

Антон Крайний (Гиппиус З. Н.). Хлеб жизни // Мир искусства. 1901. № 11–12. С. 323.

171

Публикаторы справедливо замечают, что время и место создания рукописи не могли не отразиться на тексте, созданном в условиях, когда первым его читателем был следователь НКВД. Тем не менее изложенные мысли тесно связаны со многими сочинениями Флоренского, что позволяет считать записку выражением его философских идей.

172

В. О. Ключевский писал в 1901 году: «Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: «Правьте нами так, чтобы нам удобно жилось». Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: «Нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами, и даже платите нам хорошее жалованье, чтобы нам веселее было управлять вами; если же вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспособиться к нашему управлению и потому, что ваши потребности несовместимы с образом правления, которому мы служим органами» [29; 426].

173

М. Е. Салтыков-Щедрин замечал, что суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.

174

Но окончим разговор о временах. Осмеянное, растоптанное время Павла окажется привлекательным в моменты переломные, когда заговорят о порядке и борьбе с сословными (дворянскими) привилегиями. Не случайна ремарка известного литератора и издателя Н. И. Греча, в памяти которого правление Павла оставалось царством ужаса, сравнимым с «Робеспьеровым»: «Хорошо теперь заочно хвалить время Павла! Пожили бы при нем, так вспомнили бы» [13; 117]. А вот замечание Ходасевича, опять же сделанное в канун переломного времени (Первой мировой войны), когда он работал над романом «Державин». Литератор писал: «Когда русское общество говорит, что смерть Павла I была расплатой за его притеснения, оно забывает, что он теснил тех, кто расширялся слишком широко… Он любил справедливость – мы к нему несправедливы».

175

В «оправдание» Н. М. Карамзина приведем строки из оды на восшествие на престол Александра I другого поэта, Г. Р. Державина: «Умолк рев Норда сиповатый, // Закрылся грозный, страшный взгляд…» Современникам нетрудно было понять, у кого был «сиповатый» голос и «страшный взгляд». Между прочим, именно при Павле I Державин продвинулся по службе дальше, чем при Екатерине II.

176

Любопытно, как этот вопрос решался при коронации Петра II. Были собраны мнения придворных чинов по поводу церемонии. В частности, обер-церемониймейстер барон фон Габихсталь заявил: «Понеже Российское государство весьма неоспоримо самодержавнейшее есть во всей Европе, и Его Императорское величество свою императорскую честь и самодержавную власть токмо от единого Бога всемогущего признавает, того ради весьма разсуждать надлежит, сам ли Его Императорское величество при будущем торжестве… корону… на себя возложит… или Его Императорскому величеству от кого иного поданы быть имеют». При этом барон ссылался на факт возложения короны Петром I на голову супруги, а также коронацию. Карла XII, извечного противника России. Последний, коронуясь сам, продемонстрировал подданным торжество абсолютизма в Швецком королевстве. Петру II, однако, не дали последовать этому примеру. Корону на него возложил новгородский владыко Феофан Прокопович.