Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том ΙII
• Автор: Николай Японский
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-89332-093-Х (III т.)

Издание настоящей книги осуществлено при поддержке Фонда Ниппон.

Publication of this book was supported by Grant–in–Aid from the Nippon Foundation.

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Дневники святого Николая Японского: в 5 т. / Сост. К. Накамура. Т. 3. — СПб.: Гиперион, 2004. — 896 с.

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912).

Третий том дневников охватывает период с 1893 по 1899 гг.

Исходный pdf - http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4474675

Предание.ру - самый крупный православный мультимедийный архив в Рунете: лекции, выступления, фильмы, аудиокниги и книги для чтения на электронных устройствах; в свободном доступе, для всех.

---

Что я мог сказать ему, кроме того, выбранить за несмотрение за учениками. Как можно позволять отлучаться в город так поздно? И так далее.

Избави Бог, этот мерзкий порок сюда еще забредет, где и имя–то его не должно бы упоминаться, а теперь вон вся Семинария толкует, соболезнует Логину, — Во время сёогунов порок этот был очень распространен в княжествах Сацума и в Тоса, был немало и в Едо; теперь вот он еще дальше выползает наружу. Скверно для Японии!

27 декабря 1896/8 января 1897. Пятница.

Утром, до обедни, о. Роман Циба пришел рассказать о Церкви в Такасаки, куда ездил для Праздничной службы. Церковь — мирна внутри и с катихизатором Маки, у которого человек двадцать есть новых слушателей.

С восьми часов была литургия, которую служили оо. Сато и Циба при пении обоих хоров.

В два часа я отправился в Иокохаму. Сначала побыл на лодке «Кореец», чтобы отдать визит любезному капитану и офицерам, из коих некоторые уже были у меня. Потом вместе с Александром Михайловичем Шпейером, с которым вместе на «Кореец» прибыли, отправились на крейсер «Димитрий Донской» — могучее стальное судно с 500 команды и офицерами с самым новым вооружением. В этот вечер была на крейсере офицерская елка, блиставшая рубинами, яхонтами, алмазами и всевозможными очаровательными цветами, а также развешанными на ней подарками. Дети князя Лобанова, иокохамского консула, Устинова, французского посланника — молоденькая двенадцатилетняя мадемуазель, еще не утратившая прелести детства, — были счастливы, резвились, хлопали и в вышедшие из хлопушек колпаки; большие тоже немало веселились. Потом детей отпустили на берег, а большие сели за роскошнейший обед, во время которого первым же блюдом — супом — неловко столкнувшиеся матросы облили мне спину. После обеда пять офицеров игрою на балалайках, оркестровою, очаровали всех, а больше всего, возможно, меня, давно не слышавшего такие прямо родные, за сердце хватающие звуки. Добрые офицеры много играли в вечер на своих милых инструментах. И подивился я, какую очаровательную музыку можно извлечь из сих на вид нехитрых инструментов. Из балалаечников Г. С. Владимирский, юный и ученый (с академическим знанием и в очках) офицер, настоящий артист, играет три года и обучил своих со–артистов всего в полтора месяца, — трудно поверить! А между тем факт, — все говорят. Тут же пела испанка, жена испанского морского агента, под аккомпанемент гитары своего мужа. Пение весьма изысканное, гитара — легкости и искусства неподражаемых; потому же оба они, муж и жена, молодые и красавцы писанные, но все не то, что балалайка, куда не то! Там аплодисменты чисто официальные, здесь — видимо, порыв у всех русских — порыв душевный. Всем, бывшим на вечере, достались подарки с елки; я получил, по вынутому мною двадцать второму номеру, золотой карандаш. Во время вечера на палубе горела и матросская елка, с которой три дня тому назад всем до одного матросам также достались подарки. Мы с французским посланником, Mr. Armand, хотели было съехать к поезду в Токио в девять часов, но для этого нужно было встать до окончания обеда; очарованные любезностью, мы остались. Я вернулся к себе, на Суругадай, в один час ночи.

28 декабря 1896/9 января 1897. Суббота.

Сегодня должны были отправиться на «Димитрий Донской» о. Павел Сато и академисты по приглашению о. Александра, но с утра такой дождь, а потом мокрый снег, что все отказались; один Иоанн Кавамото поехал. С ним я послал о. Александру, по его просьбе, просфор на завтрашнюю литургию и 500 серебряных крестиков для покупки матросами, ибо многие не имеют и просят. Вернулся Кавамото уже во время всенощной; с ним на судне были очень любезны.

О. Феодор Мидзуно вернулся с своего долгого путешествия по своему приходу и рассказал о нем; ничего особенно, — везде проповедь идет вяло.

О. Иоанн Катакура пишет — восхваляет веру христиан приморских Церквей, летом столь пострадавших от наводнения; говорит, что именно это бедствие и оживило их веру, — так–то нет худа без добра!

Был когда–то в Семинарии умный мальчик Андрей Уено; отец взял его из школы с половины курса, а потом о нем ни слуху; а отец — язычник; и думал я, что пропали семена. Нет, младший брат Андрея пишет, что желает креститься. Значит, Андрей не только сохранил веру, но и возрастил ее до способности оплодотворить душу другого.

29 декабря 1896/10 декабря 1897. Воскресенье.

После обедни, между другими, зашел ко мне слепец Антон Антонович Густовский, поляк, образованный человек, приехавший третьего дня в Токио с намерением изучить японский массаж с тем, чтобы, вернувшись в Россию, открыть для русских слепцов эту отрасль промышленности; просил комнату, чтобы пожить, пока будет ездить в школу слепых учиться. К сожалению, нельзя исполнить его просьбу — дом ныне занят до последнего угла, — все семинаристы, жившие прежде в других домах, ныне, пока строится Семинария, помещаются здесь. Узнав, что он католик, я порекомендовал ему попросить помещения в Католической Миссии, на вид обширной, где помещение для него должно бы найтись. Если и там нет, то все же он не в крайности: его зовет к себе жить учитель массажист, хотящий от него, в свою очередь, перенять европейский способ массажа, который Антон Антонович в совершенстве знает.

В два часа отправился отдать визит доктору Кёберу, живущему в конце города, как раз у школы слепцов; заговорил о слепце Антоне Антоновиче; догадался Кёбер и говорит: «С удовольствием я поместил бы его у себя, но по контракту с хозяином права не имею принять на жилье в дом иностранца».

Из Эма Матфей Ина, женатый на сестре умершего бывшего катихизатора Андрея Ина, описывает кончину Андрея. За полчаса до смерти Андрей, уже лишившийся способности говорить, знаками велел женщинам оставить комнату и, потребовав кисть и бумагу, спросил письменно у доктора: «Решено ли?». Тот тоже кистью ответил Конфуциевой фразой, что, мол, «участь человека — умереть лишь только научиться», но к этому прибавил: «Ты же не только научился, но и учил многие годы других»; то есть был много лет катихизатором (доктор, хотя был язычник, но знал службу Ина). Поняв из этого уклончивого ответа, что жизнь кончена, Андрей написал стишок: «Тан–дзицу я годзю сан (53) сака, ёцу (4) нокору». («Кратки дни! Пятьдесят три — вершина! Четыре не достает». То есть, умирает сорока девяти лет); положил кисть, перекрестился и испустил последний вздох. За несколько дней он приобщился Святых Тайн; был все время в мирном христианском настроении.

30 декабря 1896/11 января 1897. Понедельник.

Симеон Мацубара из Аомори пишет: христианин из селения Миммая позвал его к больному сыну; христианин этот, Петр Коита, скрывал свою веру от соседей, даже и икону держал в скрытом месте, но то же, что и у нас: «Гром не грянет, мужик не перекрестится», захворал сын, душа заволновалась глубже, и пепел с тлевшей искры сдут. Симеон крестил сына, но он помер вслед за тем, и Симеон же похоронил его по христианскому обряду, причем вера Петра обнаружилась для всех, и он уже не являл ни малого поползновения скрывать ее.

При похоронах Симеон Мацубара имел случай сказать несколько катихизаций; все слушали, не исключая местных бонз, которые потом еще приходили рассуждать с ним о вере и в заключение выразили свое, хоть и печальное для них, убеждение, что «скоро все будут христианами». — Был также Симеон Мацубара в селении Канида, 8 ри от Аомори, с двести домов жителей; позвал его сюда один христианин, Илларион Ямазаки; но нашел он здесь и других христиан: жену врача, Марию Ямамото, которая держит на видном месте в доме икону, являя себя христианкой, и мужа своего убеждает принять христианскую веру; была здесь в Женской школе сия Мария года два; катихизатор Мацубара хвалит Женскую школу за умение так глубоко привить христианство своим ученицам. Есть там еще, кажется писарем в сельском правлении, Моисей Симада, краткое время находившийся здесь, в Семинарии, тоже порядочный христианин. Симеон Мацубара надеется в селении в скором времени образовать Церковь.

Вечером, с семи часов, Иоанн Акимович Кавамото устроил на втором этаже у семинаристов волшебный фонарь с пением. Я рассказал им Ветхозаветные истории по четырем картинам: о Давиде и Голиафе, о Давиде, в которого Саул мечет копье, о Соломоновом суде и о погибели Иезавели. Пение не дурно. Кончилось в девять часов.

31 декабря 1896/12 января 1897. Вторник.

Григорий Камия, катихизатор в Циба, просит дать ежемесячную помощь в 3 ены старику–врачу, но не имеющему никакой практики, Иову Акияма; если не дать, то Иов уйдет в деревню, чтобы добывать себе пропитание; а между тем он с таким усердием отыскивает слушателей для Камия! — Нельзя платить за это усердие, иначе пришлось бы платить всем, приводящим слушателей к катихизатору, а таковые есть почти в каждой Церкви. Нельзя давать 3 ены и по бедности, пришлось бы раздавать весьма многим, на что средств Миссии не хватит. А сказал я о. Фаддею побыть в Циба и испытать Иова, не может ли он помогать по проповеди Григорию Камия? Если может, то в качестве «денкёо–ходзё» может получать 3 ены.