Элизабет Гаскелл - Север и Юг

• Название: Север и Юг
• Автор: Элизабет Гаскелл
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-05483-7

«Север и Юг» и «Крэнфорд» — самые известные произведения Элизабет Гаскелл, замечательной писательницы Викторианской эпохи. В искусно сплетенных увлекательных сюжетах, полных трагических и счастливых сюрпризов, нашлось место и непревзойденному английскому юмору, и глубоким переживаниям. Книга станет настоящим подарком для всех любителей классической литературы в духе Джейн Остин и сестер Бронте.

---

Она билась в истерике. Перепуганная Маргарет вышла и позвала Диксон. Диксон пришла раздраженная и обвинила Маргарет в том, что это из-за нее миссис Хейл так разволновалась. Маргарет кротко стерпела слова служанки, молясь, чтобы отец не вернулся сейчас домой. Несмотря на свой страх, она повиновалась всем указаниям Диксон быстро и четко, даже не пытаясь оправдаться. Ее поведение утихомирило Диксон. Они уложили миссис Хейл в постель, и Маргарет сидела возле матери, пока та не уснула, после чего Диксон поманила Маргарет из комнаты. С мрачным выражением лица, как будто делала что-то противоречащее своей натуре, она предложила своей молодой хозяйке выпить кофе, который приготовила для нее в гостиной, и стояла за ее спиной, пока Маргарет его не выпила.

— Не будь вы такой любопытной, мисс, вам не пришлось бы волноваться раньше времени. Рано или поздно вы все узнали бы. А теперь, я полагаю, вы обо всем расскажете хозяину. Сколько же заботы мне прибавится по вашей милости!

— Нет, Диксон, — ответила Маргарет печально. — Я не расскажу папе. Он не сможет вынести это, как я. — И в доказательство того, как терпеливо она сносит эту весть, Маргарет расплакалась.

— Ну вот! Я так и знала. Сейчас вы разбудите вашу маму, а она только что спокойно уснула. Мисс Маргарет, дорогая моя, вот уже сколько недель я держу это при себе. Может, я не люблю ее так же сильно, как вы, но я все же люблю ее больше, чем любой другой мужчина, женщина или ребенок, — больше всех на свете, кроме разве что мастера Фредерика. С тех самых пор, как служанка леди Бересфорд впервые взяла меня посмотреть на нее, одетую в белое платьице, расшитое алыми маками. Я поранила иголкой палец, а она разорвала свой носовой платок и перевязала мне руку, а потом пришла смочить повязку лосьоном, когда вернулась с бала, где она была самой красивой молодой леди из всех. Я никогда никого не любила так, как ее. Я и представить не могла, что доживу до тех дней, когда она окажется в таких стесненных условиях. Я никого не упрекаю. Многие назовут вас милой и красивой и тому подобное. Даже в этом задымленном месте, где глаза режет от дыма, слепой и то это увидит. Но вы никогда не будете такой красивой, как ваша мать, никогда, даже если доживете до ста лет.

— Мама все еще очень красивая. Бедная мама!

— Ну, или вы куда-нибудь пойдете прогуляться, или я в конце концов рассержусь, — решительно сказала Диксон (всхлипывая при этом). — В таком состоянии вы ни за что не выдержите, когда хозяин придет домой и начнет расспрашивать вас. Пойдите и прогуляйтесь, а придете — там посмотрим, как поступить. Много раз мне хотелось прогулкой развеять мысли о том, что происходит с ней и чем все это должно закончиться.

— О Диксон! — сказала Маргарет. — Как часто я спорила с тобой, не зная, какую страшную тайну ты хранишь.

— Благослови вас Бог, дитя! Мне нравится видеть, что вы сохраняете присутствие духа. Это старая добрая кровь Бересфордов. Ведь последний сэр Джон дважды стрелял в своего управляющего, не сходя с места, когда ему рассказали, как управляющий обращался с арендаторами, — а он просто обдирал их, пока не обобрал до нитки.

— Ну, Диксон, я не собираюсь стрелять в тебя и постараюсь больше не спорить с тобой.

— Вы никогда не спорите. Если я и говорю так временами, то только наедине с собой, просто чтобы немного поболтать, потому что здесь нет никого, с кем бы можно было словом перемолвиться. А когда вы сердитесь, вы очень похожи на мастера Фредерика. Я вижу, как гнев застит ваш взгляд, словно темное облако, так же бывало и с ним. Но теперь уходите, мисс. Я присмотрю за миссис. А что до хозяина… если он придет, книги составят ему компанию.

— Я пойду, — ответила Маргарет.

Она немного постояла рядом с Диксон, словно опасаясь или сомневаясь, а потом внезапно поцеловала ее и быстро вышла из комнаты.

— Благослови ее Бог! — сказала Диксон. — Она такая славная. Только троих я люблю — миссис, мастера Фредерика и ее. Только троих. Это все. Остальные пусть проваливают, потому что я не знаю, для чего они нужны на этой земле. Хозяин родился, как я полагаю, чтобы жениться на миссис. И может, если бы он любил ее как подобает, я могла бы полюбить и его со временем. Но вместо того чтобы лелеять ее, он только и делал, что читал да читал, думал да думал. И вот что из этого вышло! Многие из тех, кто вовсе не читает и не думает, становятся викариями, или даже пресвитерами, или еще кем-нибудь. Смею сказать, и хозяин сумел бы многого достичь, если бы побольше заботился о миссис и поменьше времени тратил на тоскливое чтение и раздумья. Вот она идет. — Диксон выглянула в окно, услышав, как хлопнула входная дверь. — Бедная барышня! Ее одежда выглядит поношенной по сравнению с той, в которой она приехала в Хелстон год назад. Тогда среди ее вещей не нашлось бы и пары штопаных чулок или стираных перчаток. А теперь!..

ГЛАВА XVII ЧТО ТАКОЕ ЗАБАСТОВКА?

На каждой тропинке встречается терн,
Что нуждается в терпеливом уходе;
А в каждой судьбе — страдания
И потребность в искренней молитве.

Аноним

Маргарет вышла из дому очень неохотно и с тяжелым сердцем. Но длинная и суетливая милтонская улица взбодрила ее, прежде чем она дошла до первого поворота. Походка стала легче, а губы заалели. Она отвлеклась от тяжелых мыслей и начала обращать внимание на то, что происходило вокруг. Прежде всего Маргарет заметила, что сегодня на улицах много праздношатающихся: мужчины, засунув руки в карманы, прохаживались по улице, молодые девушки, собравшись вместе, громко смеялись и болтали, очевидно находясь в приподнятом настроении, словно опьяненные свободой. Люди дурного нрава околачивались возле ступенек пивных, куря и довольно бесцеремонно обсуждая каждого прохожего. Маргарет это совсем не понравилось. Сначала она намеревалась прогуляться по полям, расположенным за городом, но теперь решила навестить Бесси Хиггинс. Эта прогулка будет не настолько живительной, как загородная, но все же, возможно, пойдет ей на пользу.

Когда она вошла, Николас Хиггинс сидел у огня и курил. Бесси качалась в своем кресле.

Николас вынул трубку изо рта и, поднявшись, подвинул свой стул Маргарет. Он стоял у камина и слушал, как гостья расспрашивала Бесси о ее здоровье.

— У нее слишком подавленное настроение, но чувствует она себя лучше, — сказал он Маргарет. — Ей не нравится эта забастовка. Она бы много отдала за то, чтобы мы успокоились.

— Это третья забастовка на моей памяти, — сказала Бесси, вздыхая, как будто это было лучшим объяснением.

— Ну, третий раз окупит все. Вот увидите, мы пошлем к черту хозяев на этот раз. Вот увидите, они еще придут и попросят нас вернуться на работу за плату, которую мы требуем. Так и будет. Прежде не все шло гладко, я согласен, но на этот раз мы подготовились очень серьезно.

— Почему вы бастуете? — спросила Маргарет. — Забастовка — это прекращение работы до тех пор, пока вы не получите требуемый заработок, не так ли? Вы не должны удивляться моему невежеству, там, откуда я приехала, о забастовках и не слыхивали.

— Как бы я хотела оказаться там, — сказала Бесси уныло. — Я смертельно устала от забастовок. Это последняя забастовка в моей жизни. До того как она закончится, я буду в Великом Граде — Небесном Иерусалиме.

— Она все время об этом говорит и совсем не хочет думать о нашем грешном мире. Но я-то сделаю все, что смогу. Я думаю, лучше синица в руке, чем журавль в небе. Поэтому мы с ней никак не можем сойтись насчет этой забастовки.

— Но, — сказала Маргарет, — если у нас на юге наемные рабочие — это в основном батраки — начнут бастовать, то хлеб не будет посеян, сено не будет убрано, а урожай не будет собран.

— Ну и что? — спокойно сказал Николас.

— В этом случае, — продолжила она, — что будет с фермерами?

Он выпустил дым:

— Я полагаю, им придется либо бросить свои фермы, либо предложить работникам справедливый заработок.

— А что, если они просто не смогут? Они не смогут бросить свои фермы в одночасье. А если у них не будет ни сена, ни зерна, чтобы продать в этом году, тогда откуда у них появятся деньги, чтобы заплатить работникам?

Продолжая пускать дым, он наконец сказал:

— Я ничего не знаю о жизни на юге. Я слышал, ваши работники просто кучка слабаков. Они страдают от голода. Но они слишком носятся со своим страданием и не хотят понимать, что их надувают. Здесь же совсем не так. Мы знаем, когда нас надувают, и мы не хотим этого терпеть. Мы просто останавливаем свои ткацкие станки и говорим: «Вы можете уморить нас голодом, но вы не обманете нас, хозяева!» И будь они прокляты, в этот раз у них ничего не выйдет!